Темы
Оксана Козак
Юрко Гудзь
Мы познакомились в библиотеке редкой книги в Лавре. Какое-то время я проводила в Лавре и Лаврской библиотеке все субботы и воскресенья с утра до закрытия. Тогда библиотекарем работала Силуянова Лена, но мне удалось познакомиться с Натальей Николаевной. Это была старушка, которая закончила Смольный и знала множество языков – и живых, и мёртвых. В перерывах я ходила по Дальним и Ближним пещерам. По старинным Патерикам я знала житие всех святых, похороненных в пещерах.
Наталья Николаевна фактически и создала эту библиотеку редкой книги. В библиотеке находилось прижизненное огромное рукописное издание Мартина Лютера на старонемецком в кожаном переплёте, а также книга из личной библиотеки Франциска Второго, первого мужа Марии Стюарт, с золотым дельфинчиком на сафьяновом переплёте, Патерики и Евангелия XIII-XIV веков и много других редких книг, которые можно было свободно читать, они были доступны. Приходил, заказывал, держал в руках…
Все эти книги после войны плавали в воде в Лаврской колокольне. Многие были испорчены. Наталья Николаевна вытаскивала их и пыталась вернуть к жизни.
Странное послевоенное время... Помню, пять лет назад мы собирались в Эссене под Дюссельдорфом, обсуждая облучение опухоли быстрыми нейтронами и пытаясь возродить это направление в лучевой терапии. Профессор - радиолог рассказывал мне, что после войны его учитель выкупил десять картин Моне за ничтожную сумму – за десять марок! Сейчас они в Эссенском музее.
Небольшое отступление. Что поразило меня необычайно… Эссен был центром металлургической промышленности до, во время и после войны. Шахту закрыли только в 1979 году. Позже построили университет, школы, концертный зал. До этого там жили шахтёры. Был один кинотеатр. После бомбöжек Второй мировой уцелела только синагога. Школ не было. Человек рождался шахтёром и умирал шахтёром. Зачем ему учиться..?
Я не помню точную цифру, но под землёй шахты работали десятки тысяч лошадей. Это меня шокировало больше всего. Вокруг была только угольная пыль. Сейчас шахту превратили в музей, многое осталось со времени, когда добывали уголь. Необычайно высокое здание, в котором стоят кафкианские машины с кучей болтиков, движков, заклёпок, перегородок…, от вида которых впадаешь в ступор. Внизу в музее показаны заспиртованные лёгкие шахтера. Это черно-белый кусок непонятно чего как в фильмах ужасов. Точно не помню длину рабочего дня одной смены, но скорее всего я просто постаралась забыть цифру, чтобы сохранить рассудок. Так продолжалось до 1979 года.
Кстати о бомбёжках. Американские невзорвавшиеся бомбы до сих пор находят, достраивая аэропорт в Дюссельдорфе или университет в Эссене. Сначала их взрывали на месте, эвакуируя тех, кто мог пострадать, и строительство начиналось заново. Теперь научились вывозить.
Город до сих пор поделен на две части. Разница между районами ощутима необычайно. Там, где живут бедняки – другие дома, другой климат, другие лица, другой взгляд у прохожих. В богатом районе – светлые здания с цветами на окнах и другой воздух.
Ещё одна ремарка... Профессор рассказывал, что богатых просто невозможно лечить. Они приходят на приём, проходят обследования, получают назначение и сразу же идут к другому врачу, потом к третьему и в конце концов выбирают усреднённую схему лечения, которую сами считают правильной. Бедняки в точности выполняют то, что предписал врач. И вот у них возможно корректировать схему лечения и наблюдать результат.
Но вернёмся в библиотеку. Конечно же, посетителями маленького зала были одни и те же люди. Если появлялось новое лицо, то скоро оно становилось завсегдатаем. Такова была особенность библиотеки. Она завораживала тех, кто любил запах книг. Я читала всё, что могла читать. Юрко читал Поверья славян XVIII века. Мы даже сидели на одних и тех же местах. Был один невысокий человек, одетый в тёплый свитер зимой и летом. Он приходил, снимал обувь, ставил её на газету рядом на столе, оставался в одних шерстяных носках, которые тоже ставил на газету, старательно и медленно расстилаемую на полу. Мы привыкли к запаху его носков, потому что посетитель был всё равно из нашего круга читающих, но поначалу носки пахли так же, как, вероятно, пахли портянки Карла XII, который хвастал, что шесть лет не снимал сапог. Как-то Лена сделала ему замечание, что ботинки можно поставить рядом на стул, потому что ботинки на столе создают эпицентр некоего миниатюрного тайфуна, постоянно привлекая внимание и вытаскивая его из книг. Но он посмотрел на неё внимательно абсолютно прозрачными глазами из бесконечности непонимания, и Лена оставила попытки что-то изменить. Старичок перечитывал декреты Советской власти, начиная с 1917 года. И явно был увлечён.
Как-то в библиотеке я нашла книгу Александры Коллонтай «Любовь пчёл трудовых». Мне стало интересно. Я начала смеяться, когда прочитала строки, как в идеальном социалистическом обществе утром женщины, одетые одинаково в серую одежду, в одинаковых в косынках строевым маршем идут на работу в цеха; что после работы они должны принадлежать всем мужчинам без разбора, кто пожелает их близости. Юра спросил, почему я смеюсь. Я зачитала отрывок. И тут мужчинка в носках начал бегать по библиотеке, забыв надеть ботинки, что свидетельствовало о его уязвлённом мировоззрении, громко возмущаясь, буквально брызжа слюной. Он что-то выкрикивал, отрывисто, но можно было уловить, как нежно Ленин любил Крупскую, как счастливы они были в браке... Я не хотела ему напоминать, как Вождь мирового пролетариата каждый вечер на дрезине ездил к своей Инессе Арманд, которая умудрилась заразить его сифилисом после короткого парижского романа. Он бы всё равно не услышал.
Так мы подружились с Юрой.
В библиотеку приходил юноша, который читал Лютера в оригинале. Так как поднять эту гигантскую книгу для большинства людей было невозможно, он шёл в хранилище с Натальей Николаевной и приносил книгу, которой запросто можно было проломить череп. Лютер тяжело падал на стол, неизменно поднимая пыль, которая удивлённо кружилась в лучах света. Он не всегда мог перевести текст и звал библиотекаршу. Она приходила и свободно переводила. Она не была похожа на старушку. Она была Ангелом. Очень светлым и невероятно образованным даже для ангела.
Конечно, мы оба самозабвенно любили поэзию – язык посвящённых. В то время я увлекалась Константином Вагиновым. Юра, конечно же, постоянно цитировал украинских поэтов, в основном убитых или запрещённых тогдашней властью. Но нам удавалось услышать друг друга.
Я познакомила Юру с Колей Биденко.
Юра постоянно где-то и чему-то учился. И всё, с чем ему приходилось сталкиваться, превращалось в творчество. У меня остались две подаренные им картины.
Колокольчики были нарисованы пальцами за неимением кисточек. Пионы
были нарисованы кисточками и мастихином. Колокольчики стоят на открытом окне и тянутся к свету. Ракурс, в котором нарисованы пионы, очень необычен. В его присутствии создавалось впечатление, что он всегда где-то ещё, не здесь. Как будто его уже позвали из будущего, и он должен уйти.
Мы много говорили о стихах и о мысли, выраженной поэзией.
Мысль – это нечто иррациональное. Возможность. Развивая мысль, можно прийти к разным противоречивым утверждениям, потому что мысль противоречива как сгусток энергии, как сама жизнь. Мысль может быть высказана, сыграна, нарисована…
Любимая цитата Юры, которую он повторял довольно часто, была сказана Григорием Сковородой: «Мир ловил меня, но не поймал».
Мы встречались неожиданно. В Киево-Могилянской Академии в течение года показывали фильмы, которые были запрещены в совдепии. Мы оба не могли это пропустить. Как-то я пришла со своими рисунками, возвращаясь из студии – не было времени зайти домой. Он посмотрел рисунки: «Ты чудесно рисуешь, почему только для себя?».
Он дарил мне свои книги, но только теперь, на расстоянии, я понимаю, как хороши были его стихи. Вблизи нам трудно увидеть талант. Есть поговорка, что для жён и уборщиц не существует гениев.
Юре нравилось чувство. Он добывал его, как шахтер добывает уголь. Из книг, событий, путешествий... Стих, как и картина – это путешествие.
Он не мог долго оставаться на одном месте.
Я узнала, что у него родился сын. И Юра опять исчез.
Как-то он позвонил, спросил, можно ли провести обследование в моей клинике, что у него непонятные обмороки. Я попросила перезвонить завтра, обещала всё устроить. Но он не позвонил. Через несколько дней мне сказали, что он упал на ступеньках и умер, ударившись головой. Трудно поставить диагноз. Возможно, это была опухоль. Но как говорил Питер Пэн, «Смерть – это ещё одно захватывающее приключение».
Великий философ Алексей Лосев писал, что не хочет жить на круглой земле, которая носится вокруг Солнца в холодном межзвёздном пространстве. Он предпочитает жить на плоской Земле, которая стоит на слонах, а слоны – на огромной черепахе. Юра жил в созданном им бесконечном мире, по-детски счастливом.
Мне понравилось?
(Проголосовало: 9)Комментарии (0)
Удалить комментарий?
Внимание: Все ответы на этот комментарий, будут также удалены!
Редакция не несет ответственности за содержание блогов и за используемые в блогах картинки и фотографии.
Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.
Оставить комментарий могут только зарегистрированные пользователи портала.
Войти >>