Прошлое - родина души человека (Генрих Гейне)

Логин

Пароль или логин неверны

Введите ваш E-Mail, который вы задавали при регистрации, и мы вышлем вам новый пароль.



 При помощи аккаунта в соцсетях


Темы


Воспоминания

                                                                                     Владимир Песоцкий

 

 

 

                                              Разгрузка в Мариеле

 


 

          Было раннее утро, солнце только-только поднималось из-за далёкого океанского горизонта, обозначив свои солнечные блики на поверхности Мексиканского залива. А сам океан был необыкновенно спокоен, был полный штиль, хотя глубоко прозрачная поверхность океана медленно поднималась и так же медленно опускалась. Создавалось впечатление, что океан дышит, просыпаясь в тёплых лучах восходящего солнца.

         Наш сухогруз стоит на рейде кубинского морского порта Мариель в ожидании приёма и разгрузки военного груза после длительного и непростого перехода через Атлантический океан в секретных условиях военно-стратегической операции по размещению советского оружия, в том числе баллистических ракет средней дальности Р-12 и Р-14 на Кубе в 1962 году.

        Кодовое название этой секретной военно-стратегической операции – «Анадырь», хотя Анадырь – это заполярный город, столица Чукотки. А такое название секретной операции было принято специально, чтобы дезинформировать потенциального противника.

          По войскам распространялись слухи, что они направляются на учения в район с холодным климатом. По железным дорогам почти в открытую шли вагоны с овчинными полушубками, валенками, меховыми шапками, лыжами, снегоуборочной техникой, дабы сымитировать версию об Арктике. Например, ракетчикам сообщалось, что они направляются с межконтинентальными баллистическими ракетами на полигон острова Новая Земля, что у Северного полярного круга.

          Главное оружие, баллистические ракеты средней дальности Р-12 (дальность поражения до 2000 км) и Р-14 (дальность поражения до 4500 км), всё же удалось скрытно доставить на Кубу. Ядерный потенциал боеголовок этих ракет составил там 70 мегатонн в первом пуске.

          Хотя не все ядерные боеголовки и часть ракет Р-14 были доставлены на Кубу из-за военной блокады, – «карантина», по терминологии США, – однако этого вполне хватило бы для того, чтобы спровоцировать ядерную катастрофу мирового масштаба.

        Кроме стратегических ядерных сил, там же были размещены тактические фронтовые ядерные силы: фронтовые крылатые ракеты ФКР «земля–море», тактические ракеты «Луна», береговой ракетный комплекс «Сопка», ракетные катера проекта «Комар», подводные лодки с баллистическими ракетами, самолёты носители атомных бомб Ил-28. Для фронтовых ракетных сил ядерная мощность пусковой единицы каждого типа составляла от 3 до 12 килотонн. Всего на Кубе к ФКР было придано 40 ядерных боеприпасов.

          Помимо стратегических и тактических фронтовых ядерных сил на Кубе были размещены войска противовоздушной обороны, военно-воздушные силы, военно-морской флот, ствольная артиллерия, мотострелковые и танковые батальоны, войска обеспечения и подразделения тыла.

          Погрузка и перевозка техники и личного состава производились в обстановке строжайшей секретности. Даже старшему офицерскому составу не сообщалось о пунктах разгрузки. На верхние палубы судов демонстративно грузили сельхозтехнику, создавая видимость перевозки грузов народного потребления. Спецтехника, которая не помещалась в трюмы, выносилась на палубу в специальных контейнерах. Чтобы исключить фотографирование с воздуха инфракрасной аппаратурой, контейнеры обшивались тонкими стальными листами.

          Таким образом, незаметно на Кубу была переброшена 40-тысячная группировка войск, включая баллистические ракеты с ядерными боеголовками – и это за 15.000 км от родной земли!

          Однако в то время ядерный потенциал страны пятикратно уступал ядерному потенциалу США. Американские баллистические ракеты типа «Юпитер» и «Тор», размещённые в Турции и в Италии, находились на боевом дежурстве и «накрывали» всю Европейскую часть СССР.

          И вот вдруг оказалось, что советские баллистические ядерные ракеты, размещённые буквально рядом на Кубе, способны «накрыть» практически всю территорию США, в том числе и Вашингтон, и Нью-Йорк, и Бостон, и другие города, что по предварительным расчётам для первого пуска могло привести к гибели порядка 80 миллионов американцев. Впервые народ США попал под прицел не простого, а ядерного оружия, размещённого на расстоянии каких-то 90 миль от Флориды.

         Паника охватила почти всю территорию США. Дороги были забиты автомобилями, загруженными, в том числе, продуктами питания с опустошенных гастрономов. Все стремились на север, в сторону Скалистых гор в надежде переждать ядерный коллапс, хотя именно там находился бункер КП NORAD американских ПВО, и это была одна из важнейших целей ядерного удара. Церкви, синагоги, католические храмы были переполнены желающими исповедоваться перед Судом божьим.

           Все вооружённые силы США были приведены в повышенную боеготовность. С 22 октября стратегические бомбардировщики В-47 и В-52, носители ядерного оружия, были поставлены на боевое дежурство. Подводные лодки с ракетами «Поларис» приготовились к нанесению удара по территории Советского Союза и его союзников.

          К берегам Кубы подошли около 180 кораблей, на борту которых находились порядка 95 тысяч морских десантников. На американской базе Гуантанамо находились в полной боеготовности примерно шесть тысяч морских пехотинцев, 37 кораблей, в том числе два авианосца. Приведён был в состояние повышенной боевой готовности 6-й флот в Средиземном море и 7-й флот в районе Тайваня.

          Наш восточный полк ФКР, размещённый на Кубе в городе Ольгин, держал на прицеле эту самую базу Гуантанамо. Однако силы сторон были явно не равными. Одна надежда была на всемогущую силу ядерных зарядов на ФКР, размещённых на ближайших высотах, одним пуском способных уничтожить всю базу Гуантанамо, не задумываясь о дальнейших последствиях. Противник аналогично вёл непрерывное наблюдение за базой Ольгин, палубная авиация авианосцев постоянно совершала облёты восточной части наших позиций.

          На Кубе была объявлена полная мобилизация. На защиту республики  встал и стар, и млад. Революционный патриотизм и боевой дух кубинцев заслуживал глубочайшего уважения. Революционные призывы «PATRIA O MUERTE!» («РОДИНА ИЛИ СМЕРТЬ»), «VENCEREMOS!» («МЫ ПОБЕДИМ») были для кубинцев святой верой в справедливость и независимость.

 

            Юный (17 лет) защитник Республики Куба. Народная Оборона

                                                                 PATRIA O MUERTE, VENCEREMOS!

                             Боец из отряда охраны наших позиций. Рядом стоят:

                                                     В. Песоцкий, В. Репин. Октябрь 1962 г.

 

 

          В ночь с 27 на 28 октября 1962 года кубинские контрреволюционеры «гусанос» из Майами (США) попытались высадить десант около 5000 человек в районе города Санта-Крус-дель-Норте. Благодаря нашему ракетному противокорабельному комплексу «Сопка» десант был своевременно обнаружен и совместно с передовыми отрядами РВС Кубы (Революционные Вооружённые Силы) был уничтожен. Часть «гусанос» была взята в плен, а часть их десанта на кораблях отошла восвояси.

          К сожалению, были потери и с нашей стороны. При отражении высадки морского десанта погибло 13 человек, были и раненые. Часть тяжелораненых отправили в Союз. Цель десанта была ясна: захватить часть территории, объявить эту территорию независимой и обратиться за помощью к правительству США. 

         Боевые действия против «гусанос» велись на всей территории Кубы, в них участвовали и наши подразделения. Особенно крупной подрывной деятельностью занимались так называемая «Дивизия Нарцисса Лопеса» и контрреволюционная организация «Альфа-66», но и они совместными усилиями была ликвидированы, при этом были нейтрализованы около 6000 террористов и девять складов оружия.

          Пентагон в срочном порядке разработал план операции «Мангуста» и требовал немедленно приступить к реализации этого плана вторжения на Кубу. Войска США готовы были к высадке на Кубу не позднее 29-30 октября. Вторжение должно было начаться в воскресенье 28-го или в понедельник 29 октября.

         Утром 27 октября 1962 года в небе над Кубой расчётом ПВО ракетами  комплекса С-75 был сбит высотный самолёт-разведчик U-2 «Локхид». Лётчик, майор американских ВВС Р. Андерсен, погиб. Самолёт был сбит двумя ракетами. Первая ракета повредила корпус самолёта, и пилот даже успел открыть фонарь кабины, чтобы катапультироваться, однако второе попадание лишила его этой возможности.

          Обломки самолёта упали в территориальных водах Кубы. Тело пилота было передано США. На проявленных плёнках с самолёта были зафиксированы все боевые позиции наших ракетных установок.

       Пентагон яростно требовал немедленного начала операции вторжения «Мангуста». Параллельно самолёты США топили кубинские траулеры, жгли сахарные плантации, забрасывали диверсантов.

           В значительной степени ситуацию сдерживал президент Джон Фицджеральд  Кеннеди как верховный главнокомандующий и прежде всего как политик, на плечи которого легла тяжелейшая ответственность за возможные последствия мирового ядерного кризиса. Приходилось слышать мнение, правда, на уровне простой догадки: не эта ли сдержанность ему позже так дорого стоила? Примерно через год, 22 ноября 1963 года на Джона Ф. Кеннеди было совершено покушение. Убийцей Кеннеди оказался, кстати, бывший морской пехотинец Ли Харви Освальд.

          ...А кризис достиг апогея, пика напряжённости. Каждый из нас круглосуточно находился на своём, определённом уставом месте боевого дежурства, обеспечивая полную боеготовность и будучи готовыми к любому возможному исходу.

           Военная пружина была сжата до предела. Любая неосторожность, необдуманный шаг, скоропостижное решение – и мир мог погрязнуть в ядерном Армагеддоне, в глобальной катастрофе, равнозначной концу света. Связи с Москвой на этот момент не было, и мир зависел от мудрости и выдержки довольно узкого круга военных.

           И всё же хватило этой самой выдержки и здравого смысла сторон на определённых условиях мирным путём разрешить опаснейший конфликт, не допустив мирового ядерного столкновения. Все наконец-то поняли, что ядерное оружие не должно быть средством боевых действий.

           Всё это происходило в непривычных для нас тропических условиях, в том числе в период тропических ливней, ураганов, болезней, что требовало колоссальных физических и моральных сил. На окраине Гаваны в Эль-Чико захоронены 57 человек, навсегда оставшихся на острове Свободы. Определённое число погибших и тяжелораненых было отправлено кораблями на Родину.

        Один из авторов операции вторжения «Мангуста», председатель комитета начальников штабов генерал Тейлор, предлагал: «…всех русских, которые есть на острове, или расстрелять, или заключить в концентрационные лагеря…».

         Более подробное описание военно-стратегической операции «Анадырь» можно найти в соответствующей литературе.

 

         Но всё это будет потом, а в тот момент мы стояли на рейде кубинского морского порта Мариель, и нам пока многое было непонятно, да и просто неизвестно. Как правило, разгрузка военных грузов производилась в тёмное время суток.

        ...Пристально и с нескрываемым любопытством всматриваемся в незнакомый берег, освещённый восходящим утренним солнцем: густая зелень и пальмы. Личный состав всё ещё находится в твиндеке, и только несколько человек из боцманской команды, в том числе и я, сгрудились у борта сухогруза.   

         Неожиданно из густой прибрежной зелени и пальм на короткое время   почти по гладкой морской поверхности как-то грациозно выходит катер с ракетой внушительных размеров. Это была морская пусковая установка, готовая к применению. Катер с крылатой ракетой медленно развернулся, описал вдоль берега небольшой полукруг и так же неожиданно, как и появился, скрылся в густых прибрежных зарослях.

         Опознавательных знаков на катере не было. Увидеть здесь такое серьёзное оружие для нас было полной неожиданностью. Как-то само собой возникло чувство  реальной опасности и ответственности.

        – Видели..? Встал на боевое дежурство, – понимающе кивнул головой в сторону берега рядом стоящий боцман.

          – Да, любопытно... Так получается, что мы здесь далеко не первые.

          – Да уж точно не первые и не последние, – многозначительно усмехнулся боцман.

          – А ведь тут напрямик до Флориды совсем близко, буквально миль 90, или примерно километров 150 будет.

          – Напрямик оно, конечно, близко, да вот кругом оно было бы скорее, – не совсем понятно и как-то негромко заключил боцман. Видно, что-то ему было куда более понятно и известно, чем нам в данный момент, поскольку он здесь был не первый раз, видел и знал больше нашего и уже отчётливо понимал реальную грань угрозы мирового пожара – ядерного Армагеддона.

          Его выражение «…кругом было бы скорее», очевидно, надо было понимать так, что для всех лучше было бы договариваться. Что-либо более конкретное он не имел права говорить. Скорее всего, именно этим  объясняются его необычные рассуждения во время наших с ним разговоров на пути через Атлантику:

          – Получается, что вон главное оружие уже здесь, а тогда что ещё мы будем разгружать, может быть, мы уже опоздали?

         – Оружия много всякого и разного, всё, что вы привезли – это всё тоже оружие. Что вы погрузили, то и будем разгружать, – уже по-деловому строго отреагировал боцман. – А пока мы стоим на рейде, готовьтесь, вспоминайте, что и как грузили, – боцман назидательно посмотрел в нашу сторону и поспешил по своим неотложным делам.

           Вот уж действительно – ведь было что-то ещё, кроме оружия и военной техники, были и какие-то понимания, ожидания и чувства, которые мы привезли с собой и с которыми должны были конкретно здесь определиться. 

            Как сказал  боцман, «Отмотайте время назад, там и увидите ваш груз».

          «Отмотать» назад – это, конечно, вполне возможно, а вот заглянуть вперёд – вряд ли получится. Хотя определённую вероятность событий всё же можно предвидеть, если для этого есть полнота исходных данных. Таких исходных данных у нашего боцмана, очевидно, было уже достаточно.

          Пожалуй, если «отмотать» время назад, то тогда можно считать, что погрузка на сухогруз началась издалека, возможно, даже ещё с подготовки и формирования военного эшелона где-то в Саратовской области, что буквально на границе с Казахстаном, и стартом от небольшой станции «Озинки». А всё было примерно так...

 

          Была вторая половина августа. Наш эшелон в строгой военной скрытности  и секретности двигался большей частью по ночам с остановками в малозначимых местах и разъездах.

          Как говорят военные, это было движение по принципу «короткими перебежками, используя складки местности».

          Личный состав разместился в товарных вагонах, так называемых «теплушках», что вызывало в определённой степени осознанную уважительность к типовому солдатскому долгу и к тем, кто этот долг уже исполнил в суровые военные времена. Куда идёт эшелон, никто конкретно не знал, понимали только, что движемся на запад, а остальное обсуждению не подлежит.

           При всём этом был организован как бытовой, так и строжайший  караульной режим охраны эшелона. Довелось и мне заступить в караул, и особо запомнилось ночное дежурство на посту, расположенном на  небольшой площадке самого последнего вагона нашего эшелона.

         Во время короткой остановки поезда уже в ночное время бегом в сопровождении разводящего, начальника караула и коменданта эшелона в строгой уставной последовательности я сменил часового и заступил на пост.

         Однако вместе со мной на площадку поднялся человек в плащ-палатке с надвинутым капюшоном, что полностью скрывало его лицо, и это всё  происходило в присутствии разводящего, начальника караула и коменданта эшелона. Вопросительно и, пожалуй, обоснованно тревожно я посмотрел на присутствующих, кивнув в сторону неизвестного в плащ-палатке. Ответ был утвердительно коротким и простым:

        – Приступайте к исполнению!

         Прозвучал предупредительный сигнал тепловоза, деловито застучали  между собой вагоны, и наш состав, медленно набирая скорость, уверенно устремился в заданном направлении.

        Мой неожиданный напарник, аккуратно подвернув под себя плащ-палатку, оставаясь под нахлобученным капюшоном, присел на левом краю узкой вагонной площадки, откуда хорошо просматривалась левая сторона нашего эшелона.

        На вагонной площадке воцарились напряжённость, тревога и неопределённость.

        – Не стой мишенью, присядь и внимательно наблюдай со своей стороны по ходу движения состава, – последовал приказ командирским и совершенно незнакомым голосом из-под капюшона. – При снижении скорости поглядывай назад!

         Уверенность и логичность команды немного успокоила, и я присел со своей стороны узкой вагонной площадки с упором ногой в стенку вагона и плотно спиной к внешней стенке вагонной площадки для большей надёжности с учётом необычной ситуации.

 

          Мелькают слабо освещённые полустанки, небольшие станции, а в основном тянется монотонный тёмный пейзаж вдоль железнодорожной насыпи. Пристально всматриваюсь в полутьму и не забываю поглядывать на капюшон. Бесконечно тянется время. Смена пришла уже близко к рассвету, поскольку это была первая остановка после длительного ночного броска.

         Караульные сутки закончились возможностью как следует отоспаться под монотонный перестук колёсных пар в своём вагоне-«теплушке». Проснулся я уже после полудня, было непривычно тихо, вагонные колёса не стучали, подвижные вагонные двери были настежь открыты.

         В дверном проёме виделся незнакомый пейзаж, а в самом вагоне никого не было. В углу вагона на импровизированном столе из ящиков покоился мой остывший обед, накрытый чистым полотенцем.

         Я присел на край вагонного проёма и не без любопытства огляделся вокруг. Наш поезд остановился на небольшом изгибе железнодорожного полотна, образуя заметную дугу, что позволяло видеть весь состав одновременно от тепловоза до последнего вагона.

         Холмистая местность, убранные и уже частично вспаханные поля,  рощи, в которых уже можно было разглядеть желтеющую листву и осенний багрянец деревьев – признак уверенно наступающей осени. Было тепло, хотя солнце уже заметно покинуло своё полуденное положение. Вдали в низине за деревьями поблескивал в лучах заходящего солнца золотистый купол церквушки: очевидно, там была небольшая деревушка.

        Почти в центре состава находился вагон медсанчасти. Возле него образовалось некое подобие концертной площадки. Играл аккордеон, пели под гитару.

        Одна из наших медсестёр под собственный гитарный аккомпанемент спела песню, которую мне ни раньше, ни уже потом не приходилось слышать. Возможно, это была её собственная авторская песня. В любом случае – песня была от души, удивительно к месту, моменту и ситуации.

 

 Запомнились такие слова песни:

                                                    . . .

                               Еду на запад багряный,

                                Рядом мой милый, желанный,

                                И стая белых платочков

                                Ласково машет мне вслед...

 

           

          А ближе к концу состава шёл шумный футбольный матч между давними соперниками – сборных техников и роты связи. Конечно, так называемое «футбольное поле» было несколько покатым от железнодорожной насыпи и вниз к оврагу, но это не мешало встрече, поскольку условия были для всех одинаковые.

         Болельщики устроились ближе к железнодорожной насыпи и чувствовали себя как на трибунах, поскольку они были выше играющих, и сверху им было видно всё поле. Самым спорным моментом были так называемые футбольные ворота в виде пары солдатских сапог, особенно когда удар приходился непосредственно по сапогу.

         Но то, что я увидел в самом конце состава, осталось в памяти как истинно важное и значимое среди этих ощутимо простых событий.

        Немного дальше последнего вагона на небольшом пригорке как-то монументально неподвижно стояла пожилая женщина. Скорее всего, эта женщина была из той небольшой деревушки, чей церковный купол среди деревьев поблескивал в лучах уходящего солнца.

           Больше всего она была похожа на сельскую учительницу – высокая, не по возрасту статная, что подчёркивало её длинное, почти до земли простое тёмное платье. Бледное, сосредоточенное лицо. Прямые заметно поседевшие волосы, собранные широким полукруглым гребешком назад и ровно подстриженные. Видавшая виды серая шаль была на ней повязана крест-накрест и, очевидно, завязана где-то на спине.

         Обе руки её были прижаты к груди. Она сосредоточенно смотрела как-то поверх всего. С пригорка ей был виден весь состав и всё, что было на нём  и особенно возле него.

         Как-то непроизвольно я посмотрел в глубину своего вагона, где на столе, собранном из ящиков, лежали продукты: хлеб, консервы. Но нет, эта женщина была здесь не для этого. Она стояла неподвижно с высоко поднятой головой. Возможно, похожий военный эшелон однажды она уже видела здесь  в далёкие суровые времена, и эта картина была ей до боли знакома и необратима.

         Возможно, в отличие от нас, безмятежных, она знала больше и уже из опыта прошлого понимала, что, наверное, не всем едущим на запад суждено вернуться к простой родной природе и своей деревеньке. Возможно, она видела здесь кого-то из не вернувшихся близких, вот так же безмятежно игравших на гармошке возле этой железнодорожной насыпи.

        Уже вечерело. Раздались длинные предупредительные гудки тепловоза. Последовала команда: «По вагонам!». Засуетился, задвигался состав с короткими привычными командами, быстро приобрёл свой в меру скрытый военный вид и, набирая скорость, устремился на «запад багряный» в лучах заходящего солнца, согласно предписанию.

          Женщина на пригорке так и стояла неподвижно, и её монументальная фигура удалялась, уменьшалась и окончательно скрылась за очередным железнодорожным поворотом. Скрылась, но надолго осталась в значимой памяти. 

        Поздним дождливым вечером прибыли в порт Балтийск. Разгружались уже ночью. Разместились в казармах крепости Пиллау. В дневное время выходить за пределы казармы категорически запрещалось. Днём за окнами казарм на причале можно было увидеть военных в белых маскхалатах с лыжами на плече.

          Наш сухогруз величественно стоял у причала. Технику грузили ночью. Днём отсыпались. Процесс погрузки, размещения и особенно крепление техники в трюмах происходил под строгим и требовательным присмотром боцмана сухогруза. Такая придирчивая тщательность была полностью оправданна потом в штормовой ситуации.

           Вся техника разместилась в пяти трюмах и на палубе. Личный состав устроился в твиндеке на нарах. Предварительно все переоделись в гражданскую одежду, что вызвало помимо непривычности ещё и дополнительную неопределённость.

         На рассвете, туманном и сыром, наш сухогруз отбуксировали от причала, и он вышел в открытое море. Море встретило нас не очень дружелюбно: слегка штормило, и это уже сразу ощутили в твиндеке. Приспосабливались кто как мог, большей частью старались лежать.

        В твиндеке с левого борта развернули экран, включили кинопроектор и запустили непрерывный показ кинофильмов. Однако «кинщика» замутило в числе первых, и он начал путать кассеты, что в какой-то мере даже понравилось, так что посыпались предложения о том, какие части различных фильмов соединять более приемлемо. Это отвлекало, но ненадолго, да к тому же наш сержант «кинщик» вскорости окончательно слёг.

          Вот тогда мне и пришла мысль напроситься в боцманскую команду, чтобы была возможность быть ниже, где-то в машинном отделении, где вроде бы меньше качало, да и на воздух можно было бы выходить почаще. 

        С трудом уговорил своего командира, и всё же был представлен боцману. Боцман понимающе снисходительно посмотрел на меня и поинтересовался, чем я занимался до призыва в армию.

        До призыва в армию мне довелось работать и токарем, и слесарем вначале в Николаеве, потом в Калининграде. При упоминании Николаева на строгом лице боцмана можно было заметить небольшое просветление. Возможно, это и было решением вопроса.

         Однако не к лицу бывалому моряку демонстрировать эмоции. Он вопросительно посмотрел на командира и пригласил нас вниз в машинное отделение. Там в отдельном небольшом помещении было что-то вроде мастерской – стоял токарный станок, слесарный верстак, и рядом был небольшой шкаф с необходимым инструментом. Качка и здесь была заметна, но немного меньше.

          – Вот вам задание,– боман бесцеремонно положил на стол погнутую металлическую шпильку с резьбой с двух сторон. – Вон прут нужного диаметра, мне срочно нужно шесть таких шпилек. – ...Присмотри за ним, – попросил боцман нашего командира и временно удалился по своим делам.

         Возникла небольшая растерянность, но, собравшись, мне удалось включить станок, найти необходимый инструмент и нарезать шесть требуемых шпилек с резьбой с двух сторон. Для определения точной длины шпильки её пришлось разогнуть молотком в тисках. Эту операцию с удовольствием выполнил мой командир, поскольку ему тоже хотелось немного отвлечь себя от изнурительной качки. Хотя офицерский состав размещался по каютам, морская болезнь не щадила никого.

         Поставленная боцманом испытательная задача была отнюдь не сложной. Куда более сложным оказалось решить вопрос на уровне капитана корабля, что было обязательным, но боцман решил и этот вопрос, поскольку  его слово на сухогрузе было в должном авторитете. Однако всё же пришлось основательно познакомиться с инструкциями по технике безопасности, выслушать наставления и расписаться в соответствующем журнале с допуском к ограниченному объёму выполняемых работ.

         Тщательно разработанная секретность операции возымела успех, в том числе и на нашем сухогрузе. Никто, включая капитана сухогруза, не имел информации о конечном пункте прибытия. После прохода Ла-Манша представитель секретной службы вскрыл секретный пакет, где было приказано выходить в Атлантику. И только после вскрытия последнего пакета окончательно определился конечный пункт прибытия для нашего рейса.

       Такой строго подконтрольный маршрут, возможно, обеспечивал заданный уровень секретности, но не очень учитывал особенности погодных условий моря и океана и, соответственно, возможности сухогруза и людей, особенно тех, кто находился в твиндеке.

          Вразрез категорическим требованиям капитана сухогруз был направлен в точку с указанными секретным пакетом координатами и попал в опасные условия жестокого шторма, а время океанского перехода растянулось до 20 суток. Особенно обострённо это всё прочувствовали в твиндеке.

         В боцманской команде я оказался по собственному настоятельно природному желанию и благодаря с трудом полученному разрешению командира на время перехода через Атлантику. Определённая корабельная занятость в команде боцмана, возможность чаще бывать на воздухе и внизу в машинном отделении помогла мне более или менее справиться с морской болезнью. Однако это была далеко не постоянная занятость, а в ночное время всё же приходилось спускаться в твиндек на своё определённое место на нарах.

         В то же время в твиндеке, что представляет собой межпалубное пространство внутри корпуса грузового судна, абсолютно не приспособленного к перевозке людей, на многоярусных нарах при слабом освещении, практически без вентиляции (верхние люки были просто накрыты брезентом) и без санитарных условий морская болезнь уложила почти весь личный состав. Особенно сложно было в период прохождения штормовых широт, а уже в тропических широтах температура в твиндеке поднималась до 40 градусов.

         В условиях постоянных облётов выходить в дневное время на палубу категорически запрещалось. Облёты действительно изматывали, при этом нередко  были  облёты с имитацией атаки. Происходило это так.

         Вначале самолёт с грохотом пролетал на предельно низкой высоте, почти касаясь мачты по ходу движения корабля, потом делал разворот и пикировал с высоты с прицелом в борт корабля, при этом у самолёта отчётливо была видна подвешенная торпеда. Случайность или неосторожность могла закончиться трагедией.

          Известен достоверный случай, когда при аналогичном пикировании на сухогруз «Ленинский комсомолец» (с ракетным вооружением и личным составом 500 человек) пикировщик чудом не врезался в корабль, а упал в океан перед самым носом корабля. Корабль застопорил ход в ожидании, но на поверхность никто не выплыл. Самолёт утонул вместе с экипажем.  Очевидцы утверждают, что когда пилот самолёта, увлёкшись, понял неизбежность столкновения, в самый последний момент он всё же смог отвернуть самолёт от корабля и, так и не выйдя из пике, врезался в океан в непосредственной близости от корабля. 

        В порту у причала наш сухогруз казался нам кораблём огромным, надёжным и даже величавым, но когда мы оказались на морских просторах и в штормовых широтах, двухсотметровый корабль производил впечатление небольшой детской игрушки, случайно оказавшейся во владениях необъятного и могучего океана.

          Штормовые волны накатывали с носовой части и высоким фонтаном тёмно-солёной морской воды накрывали весь горизонт снова и снова, и казалось, что этому не будет конца. 

          Сухогруз каждый раз как-то виновато вздрагивал всем корпусом, осознавая своё положение не по воле заблудшего корабля. Стихия не злобно, но как бы назидательно демонстрировала своё превосходство и требовала не забывать, кто здесь реальный хозяин, независимо от чьих-либо строгих секретных указаний.

         Всё было закрыто, задраено. Что-то из груза, закреплённого на палубе, было потеряно. Правда, это была сельхозтехника, сознательно размещённая на виду. А что же в твиндеке? А в твиндеке были мы, сознательно размещённые так, чтобы нас не видели.

          Штормовая ситуация была действительно сложной. Кто-то из членов экипажа так отметил её особенность:

          – Если даже наш «старый флюгер» ходит бледный, то это уже реальный вызов. – Речь шла, конечно же, о боцмане, но в выражении «старый флюгер» было больше уважения и профессионального доверия.

           И всё же мы прошли штормовые широты, и после вскрытия последнего секретного пакета было приказано идти на Кубу. Эта новость несколько воодушевила и ослабила напряженность в твиндеке.

           Атлантика встретила тёплой погодой, спокойной и небольшой волной, равномерно и дружелюбно плескавшейся о борт, и качки практически уже не ощущалось. Послештормовая работа выполнялась в авральном режиме, под требовательным и профессионально грамотным руководством боцмана.

           Было раннее свежее утро. Если смотреть вдаль, то казалось, что воздух здесь имеет голубоватый оттенок, он как бы обрёл приятную морскую синеву. Я поневоле протянул руку ладонью вперёд. Понято, что ни о какой воздушной «цветности» вблизи не могло быть и речи. С левого борта очень далеко и как-то неожиданно показалась полоска суши тёмно-зелёного цвета. Неужели это уже Куба?

          – Это Азорские острова, – подсказал незаметно подошедший боцман. Он всегда всё и всех видел. – Дыши полной грудью, здесь в воздухе уже нет ни одной пылинки, – с довольной назидательной улыбкой посоветовал боцман.

          – Спасибо, а всё-таки, что это за остров? – осмелился я при виде  боцмана в редком для него приподнятом настроении.

        – Так это не один остров, это архипелаг из девяти островов. Острова принадлежат Португалии. Самый большой из них, конечно же, Сан-Мигель, – боцман немного задумался с необычной для него мягкой улыбкой на своём обветренном лице. Казалось, он уже снова там – в знакомом, приятном, хотя,  к сожалению, уже безвозвратно ушедшем...

          – Представляешь, это уже почти центр Атлантики, и вон там почти рай, зелёное чудо в океане, порождённое вулканами.

           – А Вы что, там бывали?

          – Да... было такое, заходили, – взбодрился боцман. – Удивительная там природа, вон даже отсюда видно. Вот буквально всё натуральное. Виноградники растут прямо на вулканических склонах, и потому вино там особенное, как сам вулкан, такого я больше нигде не пробовал, а уж я-то толк в этом знаю. Представляешь, там даже мясо готовят прямо на вулканическом огне, кажется, это у них называется «Даш-Фурнаш».

           На какое-то время боцман замолчал, пристально всматриваясь в морскую даль реальную и морскую даль своей памяти.

           – Красота... одним словом – гармония, полная природная гармония, понимаешь, если бы не одно «но», – боцман неожиданно как-то осуждающе закивал головой.

            – И что вдруг не так? – удивился я такому неожиданному повороту.

          – Да вот человек, «высшее достижение природы», ну буквально сознательно портит эту самую природную гармонию. Почему-то ему, видите ли, плохо жить в мире и согласии, даже когда всё хорошо, и всё ему мало. Вот, к примеру, не человек же сотворил океан, зачем же он пытается всё тут испортить своими ракетами, всякими там ядерными зарядами... – боцман как-то пристально и выжидающе посмотрел на меня.

           Тогда я практически не обратил должного внимания на упоминание о ракетах и ядерных зарядах, а похоже, именно это так тревожило боцмана. Он, конечно же, точно знал, что уже завезено на Кубу и чем это всё может закончиться. Именно это, очевидно, и вызвало в нём безотчётные чувства и на первый взгляд странные суждения.

          – Так считается, что вся земная жизнь вышла из океана, – вставил я с умным видом, фактически безотносительно мыслей боцмана.

           Боцман усмехнулся:

           – Возможно, но только человек из океана не вышел, наверняка его оттуда выгнали как что-то лишнее. Да, собственно, откуда он взялся на земле? Впечатление, что он вообще здесь временно, потому и спешит, не задумываясь о своём завтра...

           Немного помолчав, боцман продолжил свои всё же неожиданно странные рассуждения, чего раньше за ним практически не наблюдалось. К тому же слушатель в моём лице был вполне, кстати, временным, потому, очевидно, и подходящим для того, чтобы высказать наболевшее.

           – А может, он спустился с неба из райских садов на Землю, чтобы в собственных мучениях и страданиях искупить свою вину перед Господом Богом, – как-то неуверенно и негромко задумался наш боцман.

            – Простите,  Вы  верующий? – осмелился я после зависшей паузы.

            Некоторое время боцман молчал и при этом пристально смотрел вдаль. И всё же он ответил, возможно, самому себе:

            – Все нуждаются в определённости и уверенности, всем нужна религия: и верующим, и атеистам, хотя всем понятно, что всё тепло от солнца и потому всё конечно. Надо больше верить в себя и тем самым поднимать и удерживать свои силы несмотря ни на что.... И вот опять же судьба, – многозначительно продолжал боцман, уже не глядя в мою сторону. – Каждому своё наследство. Вот когда нет ни синицы в руках, ни журавля в небе, и жар-птицу схватить за хвост не получилось, да и оказалось, что не всё то конь, что лошадь, тогда о сопливой романтике и речи не может быть. А счастье – это как раз и есть возможность быть в постоянной драке, в борьбе. Хорошо на море смотреть с берега, правда?

           Похоже, боцман говорил уже о себе, но не только со мной, но и с теми волнами, что дружелюбно плескались о борт сухогруза. Похоже, ему довелось видел жизнь такой, какая она есть на самом деле. Повернувшись в мою сторону, уже со строгим выражением на мужественном лице с небольшими, но всё же заметными шрамами, он остановил свою временную слабость.

          – Кстати, ты, надеюсь, понял, что не море топит корабли, а ветер? Конкретно сейчас – ветер примерно 3 узла, зюйд-ост, почти попутный. Вот так-то. А теперь – за дело, ещё не все приведено в порядок! А порядок, как известно, дело не портит.

         Облёты продолжались, но их пока становилось всё меньше, а вот температура в твиндеке невыносимо повышалась. В дневное время на палубе могли находиться не более чем пять человек, форма одежды гражданская.

         Зато в ночное время можно было свободно выходить на палубу, на животворный морской воздух. Выходили сами, выводили ребят, устраивались там, где было тихо и где был свежий ветерок. Постепенно восстанавливались, приходили в себя. Удивительно, но даже в такой ситуации находилась гитара, и появлялись песни и знакомые, и на тему, и сами по себе:       

                            

 

                             Остались за кормой

                              Знакомые просторы,

                              И где-то вдалеке -

                              Ла-Манш Па-де-Кале...

                                            …...

 

           Спокойный, величественный океан завораживал. Широкая лунная дорожка, постепенно сужаясь, уходила вдаль за океанский горизонт, красиво покачиваясь на небольшой равномерной волне. Однажды на такой лунной дорожке появилась небольшая тёмная полоска. Никто не обратил бы на это особого внимания, но оттуда отчётливо исходила световая морзянка. Одновременно с правого борта нашего сухогруза в ответ застучала морзянка  створками на небольшом прожекторе.

         Все поняли, что это была наша подводная лодка, а это означало, что мы не одни, нас сопровождают и нас охраняют, что, конечно же, добавляло сил и уверенности. Именно уверенность была немаловажным грузом, который мы везли с собой и который предстояло разгружать в том числе.

         И всё же мы выдержали и пережили все эти испытания, а участие в работах боцманской команды значительно пополнило моё понимание моря и его тружеников, прежде всего в лице боцмана – в меру строгого профессионала с нелёгкой человеческой судьбой, бесконечно преданного своему делу. 

          Прошли так называемый Бермудский треугольник.

         Занавес поднят, ситуация осложняется, облёты возобновились, вблизи стали появляться чужие военные корабли. И всё же мы достигли цели, мы на рейде порта Мариель.   

        Пришвартовались мы уже ближе к вечеру. Разгрузка началась  своевременно и благополучно, если, конечно, не считать небольшой организационный инцидент в самом начале разгрузки, но он оказался в какой-то мере даже показательным. 

 

          А получилось так. Первым к причалу подкатил небольшой кран с длинной стрелой, очевидно, рассчитанный на простой и лёгкий груз, в целях ускорения разгрузки. А ящиков действительно было много. Но вместо ящиков стропами подцепили бензозаправщик на шасси автомобиля МАЗ с цистерной, рассчитанной на шесть тонн горючего. Цистерна, естественно, была пустая, но всё же груз приличный.

          По команде «Вира!» бензозаправщик успешно был поднят из трюма, завис над палубой, но когда начался поворот в сторону причала, стрела дёрнулась, крановщик понял, что кран может завалиться, так как груз превышает возможности крана, и тогда стрела с грузом упадёт на причал со всеми последствиями.

         Крановщик отпустил все тормозные рычаги, кран выровнялся, но  бензозаправщик с протяжным свистом на тросе в свободном падении с высоты сухогруза устремился вниз на причал. «Приземлился» на причал он вначале передними колёсами, потом задними, подпрыгнул и замер. Как говорят наши лётчики, «приземлился по-козлиному». Открылась крышка капота, распахнулись двери кабины. На какой-то момент стало тихо на причале и на борту сухогруза.

         По узкому зигзагообразному трапу, опущенному по борту с сухогруза, застучали быстрые шаги – это спешил водитель бензозаправщика. Он подбежал к машине, захлопнул  капот, захлопнул одну дверцу кабины и сел за руль. Послышалось характерное жужжание стартёра. Двигатель «чихнул» раз-другой клубом чёрного дыма и уверенно заработал. «Газанув» несколько раз, водитель встал на подножку и, подняв голову вверх, громко крикнул: «Куда ставить машину?». На борту и на причале раздались одобрительные аплодисменты. Подошли мощные портовые краны, и всё пошло своим чередом.

         Разгрузка успешно завершилась ночью. Колонна была построена и в сопровождении кубинских военных направилась к месту постоянной дислокации на аэродроме возле кубинской деревни Баракоа на берегу Мексиканского залива, что примерно в 17 километрах от Гаваны.

         События разворачивались стремительно. Ситуация находилась на пределе реально возможной ядерной катастрофы, под ныне известным названием «Карибский кризис». Победивших и проигравших не было. Скорее, в выигрыше были все. Давно известно, что выигранный бой – бой, который не начался.

         Правда, всё же были потери, были и те, кто так и не вернулся в свои родные места и деревеньки. Значительно позже, уже на Родине, меня как-то спросили: «А если бы действительно началось, вы бы оттуда вернулись?»

         С ответом я не сразу нашёлся, но, подумав, всё же ответил: «А было бы  куда возвращаться, уцелел бы дом, в котором меня ждут?».

 

 

 

 

  Домой, к родным берегам. Теплоход «Мария Ульянова»

 Июнь 1963 г.  в Атлантическом  океане

 

 

         Спало напряжение в мировом масштабе, хотя и не сразу, и вот мы снова в Атлантике. На этот раз комфортабельный теплоход «Мария Ульянова» везёт нас не куда-нибудь, а домой, к родным берегам. Правда, опять были провокационные облёты, но к родным берегам дошли мы вполне благополучно. Как говорит мудрая народная поговорка, «Не хвались приездом, а хвались отъездом».

 




 





<< Назад | Прочтено: 253 | Автор: Песоцкий В. |



Комментарии (0)
  • Редакция не несет ответственности за содержание блогов и за используемые в блогах картинки и фотографии.
    Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.


    Оставить комментарий могут только зарегистрированные пользователи портала.

    Войти >>

Удалить комментарий?


Внимание: Все ответы на этот комментарий, будут также удалены!

Авторы