Прошлое - родина души человека (Генрих Гейне)

Логин

Пароль или логин неверны

Введите ваш E-Mail, который вы задавали при регистрации, и мы вышлем вам новый пароль.



 При помощи аккаунта в соцсетях


Темы


Воспоминания

                                                                       Владимир Песоцкий    

                                                                                                                

 

 

 

Люля–Кебаб для фраера

 

 

           Мне было лет девять-десять, когда я впервые вместе с моим родным дядей Ваней оказался в Одессе.

          Запомнилось и сохранилось в памяти многое: морской порт, корабли, Потёмкинская лестница, памятник Дюку, Пушкину, Приморский бульвар, Театр оперы и балета. Но особое место в памяти почему-то заняли море, маяк, духовой оркестр в парке и тёплый взгляд тёти официантки в белом фартуке и с белой короной на голове, которая сказала нам совершенно не знакомые мне тогда слова «Приятного аппетита!».

            Время было послевоенное, есть хотелось практически постоянно, и вопрос приятного или неприятного аппетита вообще не стоял. Как говорила моя родная тётя Валя, «Приятно и полезно то, что в рот полезло». У времени этого были свои строгие и даже суровые правила, позволяющие подняться, выжить и сохраниться. У каждого поколения – своя судьба, но нельзя не думать всегда о хлебе насущном.

            Мало кто сегодня помнит, а в большинстве и не представляют себе, что такое заводской гудок. Этот гудок поднимал, звал и заставлял, и было слышно его далеко за пределами города, а жили мы тогда в пригороде Николаева. Дядя Ваня и дядя Митя вставали рано, наспех выпивали кружку горячей воды с сушёными абрикосами, которые успевали размокнуть и издавали приятный аромат, закусывали хлебом с солью и луком. Дядя Ваня – это брат моей матери, а дядя Митя – муж тёти Вали, сестры моей матери. Все они болгарского происхождения. Это были те болгары, которым в давние времена позволено было селиться вдоль побережья Чёрного моря. А конкретно наши предки поселились вдоль реки Ингул.

          Тётя Валя вставала ещё раньше, собирала на стол, собирала так называемый «тормозок»: хлеб, луковица, пол-литра козьего молока в бутылке темно-зелёного цвета.

         Выходили затемно, надо было обязательно успеть. Шли пешком, поодиночке и постепенно сливаясь большой массой – двигался пролетариат к проходным огромных судостроительных заводов.

        Проходная дяди Мити была ближе, а дяде Ване надо было ещё часть пути проехать трамваем.

           Проезд трамваем стоил три копейки, но особым почётом пользовались подножки: на них стояли бесплатно, становились на ходу, чаще на поворотах, когда трамвай притормаживал, с них сходили по собственному усмотрению, без всяких на то остановок, и делали это на удивление ловко и практически никогда не травмировались.

         То время и тот самый трамвай удостоились народной песни, что было почётно и уважаемо. В памяти осталось несколько куплетов:

 

                        Чуть утро, под кровом ночи 

                         На фабрику спешит рабочий,

                         Проснулся весь пролетариат,

                         И спекулянты встали в ряд.

 

                                                  ***     

                         О, боже мой, какой убыток:

                         Пропало три катушки ниток,

                         Четыре пачки папирос.

                         И спекулянт повесил нос.

 

                                      ***

                          Если хотите,

                          То посмотрите

                          Картину эту -

                          Николаевский трамвай.

 

           Кстати, тогда ещё не знали слова «бизнесмены», и потому временно пользовались простым и понятным словом «спекулянты». Возможно, даже существует некая зависимость между количеством пролетариев и количеством спекулянтов  (простите, – бизнесменов). Чем меньше пролетариев – тем больше бизнесменов, и наоборот.

             Дядя Митя руководил бригадой железнодорожников. Да, судостроительный завод – это огромная территория с разветвлённой железной дорогой, за которой нужен был уход и ремонт. Зато дядя Митя имел возможность выписать на дрова старые железнодорожные шпалы, и это нас хорошо выручало. Дядя Ваня работал сварщиком, хотя на войне он был тяжело ранен в левую руку.

             Специальностей на судостроительном заводе было очень много. И все нужные, и все важные. У нас в доме напротив поселился сосед, тоже рабочий с завода, так его между собой звали «смазчик». Мне было очень непонятно и любопытно: это что за специальность такая, неужели надо постоянно что-то смазывать? Возможно, это и не имело отношения к специальности. А другого соседа иногда называли «корпус», вот это было мне понятнее.

            Приходили с работы домой усталые. Мы с сестрёнкой, которая была младше меня на пять лет, встречали их, выбегали им навстречу, махали руками. Нам тоже издалека махали руками, и в награду нам часто доставалось что-либо «от зайчика»: чаще кусочек хлебной корочки, но были и праздничные случаи. Когда военные корабли заходили в док на ремонт, матросы всегда находили с рабочими взаимное уважение и делились, по возможности, чем могли.

         Что собой представляли эти самые праздничные случаи? Это были необычайно вкусные конфеты «подушечки». Обычно их было не много в кулёчке из бумаги. «Подушечка» – это карамелька в форме подушечки или просто круглая, сверху посыпанная сахаром, а внутри – с повидлом, но какая вкуснятина! Сегодняшний шоколад просто отдыхает...

           Карамельки мы делили на троих: я, сестричка и её кукла Катя.

          Чаще всего я приставал с расспросами к дяде Ване, ведь он же был сварщиком прямо на корабле! И я просил его взять меня с собой на работу, чтобы посмотреть на настоящий живой корабль. Он, конечно, отшучивался и рассказывал о кораблях и о морях, по которым они ходят.

       – Как это – ходят? – поначалу удивлялся я. – Наверное, плавают, а не ходят?

       – Нет, – строго поправил меня дядя Ваня, а он был для меня авторитетом. С тех пор я всегда говорю «корабли ходят».

 

         И вот однажды по профсоюзной линии для передовиков производства в редкий выходной день от завода была организована однодневная экскурсия в Одессу, и дядя Ваня с разрешения руководства и под собственную ответственность взял меня с собой. Вот так я и оказался впервые в Одессе. 

       Конечно, это была быстротечная экскурсия, потому что надо было возвращаться в тот же день и завтра – уже на работу.

        В самом конце экскурсии все поднялись в кафе у моря. Дело в том, что всем экскурсантам выдали небольшое денежное пособие, что-то типа командировочных.

       Сколько ни пытался я восстановить в памяти место, где находилось это самое кафе, и его название, никакого сходства не получалось.

        Помню, поднимались мы вверх по широким каменистым ступенькам, потом была небольшая площадка для отдыха, потом опять ступеньки, и наконец – большая площадка со столиками на четыре человека каждый.       

       Над каждым столиком был большой защитный зонт из плотной цветной материи. Сама площадка была огорожена невысоким заборчиком из ракушечника.

         Мы с дядей Ваней поднимались медленно, и нам достался самый ближний столик на двоих. Рабочий народ шутил, заказывая различные «заморские» блюда, но всё это сводилось к простому, недорогому. И, естественно, – немного вина на разлив.

         Внизу перед нами простиралось бесконечное синее море, уходящее куда-то за горизонт. Был полный штиль. По морю шёл пассажирский катер. Сверху он казался игрушечным, и он совсем не спешил. От катера расходились неторопливые, ровные и длинные волны. На катере слышалась музыка. За катером носились чайки, сверху они казались тоже очень маленькими. Я так засмотрелся, что не видел и не слышал, как и что заказывал дядя Ваня.

          И вот к нам с подносом подошла официантка в белом фартуке и белом чепчике. Вначале она поставила на стол тарелочку с хлебом: четыре кусочка чёрного и два кусочка белого на двоих.

         Поставила ближе ко мне бутылку лимонада и пустой стакан, а возле дяди Вани поставила стакан красного вина и тарелку с салатом из свежих помидоров, огурцов, и всё это с зелёным луком смотрелось очень аппетитно.

Стаканы были какие-то странные: у нас дома стаканы были гранёные, а эти – ровные и высокие.

         Потом официантка поставила тарелку с непонятным (по крайней мере, для меня), но удивительно красивым блюдом: посредине были уложены две длинные колбаски, с одной стороны от них было немного рисовой каши, с другой – томатная паста. Дядя Ваня подвинул эту тарелку ближе ко мне.

         Тётя официантка посмотрела на меня и с улыбкой сказала:

         – Приятного аппетита!

Дядя Ваня ей поклонился и сказал:

         – Спасибо.

           На столе были соль и горчица, а ещё официантка положила вилки и ножик. Дядя Ваня взял кусочек чёрного хлеба, помазал его томатной пастой, отрезал половину колбаски, положил на хлеб и всё это устроил себе на тарелку с салатом.  Потом дядя Ваня достал из кармана аккуратно сложенный лист бумаги, развернул его на столе и не спеша разгладил.

          Положил на бумагу два кусочка белого хлеба, опять же аккуратно завернул их в бумагу и положил в карман пиджака. Очевидно, это будет «от зайчика» для сестрички и тёти Вали...

         Тарелку с целой колбаской и половиной колбаски он подвинул ко мне. Потом налил мне стакан лимонаду и сказал:

         – Ну всё, давай, подкрепимся!

         Сказать, что было очень вкусно – сказать мало. Я уплетал колбаски с рисом и томатной пастой, запивал реально божественным лимонадом, практически не поднимая головы. Когда я, наконец, насытился и с трудом оторвался от слабых остатков бывшего блюда с колбасками, мне стало неудобно: а как же дядя Ваня?

        Тяжёлые рабочие руки дяди Вани лежали на столе, в стакане ещё оставалось немного красного вина. Он смотрел на море и куда-то вдаль. На лице его была мягкая улыбка, какой я раньше никогда не видел.

        Глаза у него были немного влажные. Заметив мой взгляд, он виновато улыбнулся, достал носовой платок и протёр глаза:

        – Ты смотри, соринка в глаз попала.

       Дядя Ваня никогда не был многословным и не любил, когда кто-либо жаловался. Он и мне как-то сказал:

     – Никогда не жалуйся! Пожалеть – может, и пожалеют, но уважать перестанут.

       Я оглянулся на всю площадку: все сидели немного уставшие, смотрели на море, говорили мало.

      – Да, война прошла, молодость пропала, – заключил кто-то.

 

        Хорошо не может быть долго.

    – Заканчиваем, у нас времени в обрез, – громко и в то же время уважительно сказал дядя Миша, он же Михаил Самуилович, и он же – старший нашей экскурсии. При этом он двумя пальцами изобразил ножницы, которые что-то отрезают. Все громко засмеялись, деловито доедали, допивали и собирались в обратный путь.

          Ехали уже в сумерках. Впечатлений было много. Разговоры были конкретные, деловитые. Спокойно и надёжно было в этой компании простых заводских тружеников. Не все пошли на завод по призванию – пошли по необходимости, по призыву времени, по военному праву. Время не выбирают, в нём живут. И именно это люди были лицом того времени.

         Ко мне все относились приветливо, и кто-то спросил:

         – И чем тебя там, в Одессе, угощали?

        Я пожал плечами. За меня ответил дядя Ваня:

         – Да вот, люля-кебаб отведали.

        Компания оживилась:

        – Да не может быть!

        – И что это за люля-кебаб вам подали?

       – Нет, главное – тебе понравилось или нет?

       Я одобрительно закивал головой.

         Начались пояснения, что такое настоящий «люля-кебаб». Мнения расходились, поскольку компания была разношёрстной: корабли собирали вокруг себя правильных и преданных делу людей разных национальностей.

         Расходились больше в вопросе процесса приготовления, в деталях оформления, но все сошлись на том, что это древнее блюдо, проверенное временем. И основное его содержание – это или рубленое мясо, или мясной фарш. Поэтому к нашему сегодняшнему блюду многие отнеслись с недоверием в части полноценного мясного содержания. Многие, кроме меня.

          Дядя Ваня накрыл меня полой пиджака, в тепле я немного задремал, а потом и крепко уснул. Поскольку с нашей окраины было несколько человек, нас довезли почти до самого дома.

 

            Нет ничего более постоянного, чем время. Уходили родные и близкие, уходили знакомые, они выполнили свою миссию, они открыли нам счёт. Никому не позволено выскочить из своего времени. Но они не ушли совсем, они приходят к нам в нашей памяти.

            Прошли годы. Чередой прошли события: встречи и расставания, потери, находки и открытия. «Ищущий да обрящет!»

              И вот я снова в Одессе. Третий курс. Позади – знойное лето на пляже «Отрада», когда «солнце льётся прямо с крыш». Была тёплая осень, богатая дарами степей Причерноморья. Зовущий Привоз переполнен.

            Весь факультет выехал на уборку урожая. Нашу группу определили в село Усатово, что на Хаджибейском лимане, а это недалеко от Одессы. До Усатово можно доехать трамваем.

         Убираем помидоры. Помидорные площади большие, урожай небывалый. Помидоры крупные, мясистые, наполненные живой солнечной энергией. Разломаешь помидор – внутри на изломе крупные вакуоли настоящего природного чуда. Один -максимум два помидора, немного соли или даже без неё и немного хлеба – и сыт, и всё вокруг прекрасно. Помидоры аккуратно складывались в ящики так, чтобы не помять и сохранить первозданную красоту и свежесть.


                                                          На помидорном поле в Усатово


          Слышал я, что нет уже в Усатово помидорных полей. А те помидоры, которые сегодня выращивают, так их грузят россыпью, лопатами. Уронишь такой помидор – а он прыгает, как теннисный мячик. Как тут не вспомнить Гиппократа: Человек есть то, что он ест".

          На выходные нам на помощь из Одессы присылали производственников. Работали рядом, вот так и познакомились с девушкой по имени Тамара.

           Она провалила вступительные экзамены, была в расстроенных чувствах и с вожделением смотрела на нашу студенческую братию. Решила идти на подготовительные курсы и намекнула на то, что ей нужно немного помочь. При этом речь не шла о каких-то платных консультациях, а просто так, по мере возможности, притом что проживала она недалеко, на 2-й станции Большого Фонтана, и тоже бывала на пляже «Отрада».

          Однажды, будучи у Тамары в гостях и разбирая с ней понятие напряжённости магнитного поля, мы в шутку вспомнили и сравнили напряжённость магнитного поля с напряжённостью помидорного поля в Усатово под Одессой.

          А мне вдруг вспомнилось моё детское знакомство с необычным блюдом под красивым названием «люля-кебаб» с пастой из помидоров.

         Оказалось, это блюдо было хорошо известно в семье Тамары, поскольку папа у неё был греческого происхождения, и она с удовольствием, отложив подальше физику, принялась объяснять мне, якобы тёмному, что это и как его едят. Насчёт того, как его едят, у меня сомнений не было, а об остальном я слушал тоже с аппетитом.

        Но кто бы мог подумать, что вот это лирическое отступление от вялотекущего учебного процесса с переходом на необязательную, а потому приятную тему может стать крутым поворотом событий этого вечера!

        Лекция на тему «Что такое люля-кебаб» была неожиданно прервана на полуслове. В дом вошло, точнее, влетело необычное явление в виде совсем молодой, но уже вполне сложившейся девушки. Это юное создание с природной красотой, естественно румяными щеками, лучезарными глазами и с натуральной модной тогда высокой причёской наполнило комнату энергией примерно так, как если бы сюда влетела шаровая молния.

      Она представилась театрально, с реверансом, хотя в этом ей немного помешала коротковатая и плотно облегающая юбка:

       – Зина, с Вашего позволения!

        «Резиновую Зину купили в магазине...», – пропел я машинально в уме.

          Это была дальняя родственница по лини отца Тамары. Она была сирота, ей исполнилось 16 лет, и это был день её рождения. Она училась в каком-то ПТУ и жила в общежитии. С Тамарой они были в дружеских отношениях. Практически они были как две сестры: младшая и старшая. Тамара её опекала, наставляла и всячески поддерживала.

         По случаю дня рождения мы выпили по рюмке домашнего вина и закусили кусочками брынзы. Мне было очень неловко, хотелось что-то подарить, чем-то хоть немного порадовать эту пока ещё безмятежную цветущую юность. Если бы я знал об этом раньше, тем более что только вчера получил стипендию!

          А ей не сиделось, её куда-то влекло, она куда-то стремилась, она пыталась танцевать. А ведь это был естественный, природой данный гормональный пресс! Да, это был тот самый, знакомый гормональный пресс, который начисто отключает логику  и благодаря которому совершаются чудеса, а чаще – большие глупости. Но хорошо быть умным потом!

          И тут ещё Тамара, видно, желая немного отвлечь сестру, вспомнила о незаконченной лекции на злополучную тему «Люля-кебаб». Оно ей надо было? Не могла придумать другую тему...

          Не исключено, что учеба Зины как раз и была как-то связана с кулинарией или с пищевой промышленностью, поэтому её реакция была мгновенной и не терпящей возражений:

        – Хочу люля-кебаб!

      – Какой «люля», уже вечер! Это надо специально готовить, надо заготовить нужное мясо и всё другое. Давай мы займёмся этим на выходные!

       – Нет, у меня день рождения, поехали в кафешку! – решительно настаивала Зина.

       – Да нет такого в кафе, это только в ресторане может быть, – пыталась охладить её порыв сестра Тамара.

       – Едем в ресторан, я плачу, – при полной уверенности и решительности, уже целиком находясь в плену своей идеи, обиженно возражала Зина.

       – Не хватало еще, чтобы ты за нас платила! – неожиданно вмешался и я, всё ещё чувствуя какую-то вину перед этой наивной душой, светлой юностью. Да к тому же вскользь вспомнилось то далёкое, невозвратное...

 

           План созрел мгновенно. Ближайшим удобным для нас рестораном был ресторан «Золотой берег», потому как это прямо по знакомому маршруту трамвая № 18, и его конечная остановка – на 16-й станции Большого Фонтана. На какое-то время и мы с Тамарой попали в плен этой безрассудной идеи. Остановка трамвая №18 была близко, мы быстро собрались, сели и поехали.

        Зина была в восторге, она сияла, ей не сиделось, на неё обращали внимание, ей улыбались.

         За окнами трамвая быстро темнело, мелькали редкие огни. Пассажиров становилось всё меньше и меньше на каждой остановке. Где-то после 10-й станции Большого Фонтана в вагоне остались мы и кондуктор, смотревшая на нас явно вопросительно. Заметно посвежело. На мне была лёгкая курточка ветровка, я снял её и набросил на плечи Зины. Мы переглянулись с Тамарой, на лице её уже были сомнения, впрочем, я тоже подумал об этом, но уже было поздно.

          После 12-й станции Большого фонтана трамвай неожиданно остановился. За окном было темно. Мы смотрели на кондуктора, она смотрела в сторону передней двери. Дверь открылась, и в вагон вошёл мужчина с гитарой. «Здесь остановки нет, а мне – пожалуйста…»

           Вошедший, как старый знакомый, поздоровался с вожатым, кивнул кондуктору, дверь закрылась, и трамвай, медленно набирая скорость, продолжил свой заведомо известный маршрут.

          Это был мужчина средних лет, он прошёл по салону мимо нас, немного сутулясь, и устроился с гитарой в конце салона на заднем сидении. На нём был помятый костюм, рубашка с открытым воротником, под  которой пряталась видавшие виды тельняшка. Лицо его тоже было помятым и изрядно морщинистым, но вполне добродушным. На голове его красовалась большая серая кепка.

           Кондуктор оживилась, подошла поближе ко вновь вошедшему и просто, как давнишнему и хорошему знакомому, с интересом спросила:

        – Аркадий Ильич, ты где-то был или уже поздно?

       – Глафира Ивановна, ты же знаешь, поздно всегда лучше, – ответил ей в том же духе новый пассажир.

            Это уже немного сглаживало то напряжение, которое возникло у нас, а точнее, у меня с момента появления этого попутчика.

       – Так, всеми уважаемый Аркадий Ильич, ты знаешь мой прейскурант: или платишь, или играешь с приличной песней, – ответила кондуктор с чувством хозяйки положения.

       Мужчина, улыбаясь, снял свою серую кепку, положил её рядом на сиденье и тряхнул головой. Ещё довольно густые, но уже с заметной сединой волнистые пряди волос спадали назад к затылку. Теперь он был похож на актёра или музыканта, отставшего от своей труппы.

        – Я вижу, ты мне уже и полный зал приготовила.

          Он внимательно посмотрел в нашу сторону и неожиданно улыбнулся. Зина сидела вполоборота, её голые колени красовались прямо посредине прохода между пустыми рядами кресел. Она бесцеремонно и с любопытством смотрела на пассажира и, пожалуй, с ожиданием чего-то, потому как она уже немного заскучала.

          Моя ветровка сползла с её плеч на сидение, поскольку она сидела одна. Я вопросительно посмотрел на Тамару, и та, уловив мой взгляд, взяла ветровку и накрыла ей голые не к месту колени.

          Аркадий Ильич, продолжая улыбаться и смотреть в нашу сторону, взял мирно лежавшую на сиденье гитару, прошёлся по струнам, проверяя настрой и звучание. «Если сейчас затянет «блатаря» – всё будет понятно, всё встанет на свои места», – так мне подумалось.

         Ударив несколько аккордов, он запел смело, открыто, взрослым баритоном с небольшой хрипотцой, что придавало естественности его репертуару. А пел он о море, о моряках, о парусах, о тельняшке, и не одну песню, а сразу несколько, удачно чередуя отдельные куплеты. Похоже, что это была импровизация, созвучная с возникшей ситуацией.

         Морщины на его лице заметно разгладились, он продолжал смотреть в нашу сторону, а точнее, он смотрел на юную Зинаиду. Возможно, он видел не только её, а то, что было когда-то, или был он сам. А она смотрела восторженными глазами и качала головой с высокой причёской в такт гитарным аккордам.

         Напряжение спало, в салоне стало теплее. Часть песен мне была знакома, но были и такие, которых я никогда и не слышал, но они сливались в одно красивое попурри, посвящённое морю, молодости, романтике. По памяти примерно это было так, естественно, в сокращённом виде и далеко не всё. Начинал он просто:

 

Тот, кто рождён был у моря,

Тот полюбил навсегда

Белые мачты на рейде,

В дымке морской города.

 

                         ***

             Море, возьми меня

             В дальние страны,

             Парусом алым

             Вместе с собой!

 

                         ***

Когда после вахты гитару возьмёшь

И тронешь струну за струной...

 

                           ***

           Корабль мой упрямо качает

           Крутая морская волна,

           Поднимет и снова бросает

           В кипящую бездну она.

 

                         ***

Севастопольский вальс,

Золотые деньки,

Мне светили не раз

Ваших глаз огоньки

 

             ***

                         Ах, море, море,

                         Волна под облака.

                         Ах, море, море

                         Не может жить,

                         Не может жить

                         Без моряка

 

                                ***

             Нам королевский прокурор

             Заочно вынес приговор,

             Но в исполненье провести

             Его не сможет.

 

                                      ***

                         На мачте реет чёрный флаг,

                         И скалит зубы омерзительная рожа.

                         Готов к атаке экипаж,

                         Пора идти на абордаж.

                         Пошли удачу нам в бою,

                         Весёлый Роджер!

 

                                    ***

             В Кейптаунском порту

              С пробоиной в борту

             «Жанетта» поправляла такелаж

 

                                      ***

                       Так не ходи туда,

                       Где можно без труда

                       Добыть себе и женщин, и вина.

 

       Мне показалось, что эти последние слова были обращены именно в мою сторону.

       Он завершил попурри несколькими громкими аккордами, отложил гитару, на лице его вновь проступили предательские морщины, фигура обрела прежний усталый вид.

     Он надел свою большую серую кепку, поправил спадающие волосы и внимательно посмотрел в окно.

       – Глафира Ивановна, что там у нас впереди?

       Глаза у Глафиры Ивановны были влажными, но она бодро ответила:

       – А впереди у нас коммунизм, Аркадий Ильич.

       – А точнее?

       – А точнее – конечная остановка.

       – Извините, мне пора.

       – А за это иди к вождю, я не умею тормозить.

       Они прошли вперёд к вожатому. По дороге Глафира Ивановна негромко спросила:

      – Аркадий, что у тебя, может, немножко… ну потом отдашь, – как-то заискивающе заглядывала она в его лицо.

      – Глаша, ну ты шо, при людях, за кого ты меня имеешь, – тихо, но достойно ответил он ей.

         Они переговорили с вожатым, трамвай притормозил, открылась передняя дверь. Он повернулся к нам, приветливо помахал свободной рукой. Мы дружно ответили. Он вышел, дверь закрылась, трамвай набирал скорость: было впечатление, что стук колёс продолжал вторить гитарным аккордам. Наплывала неопределённость. Уже было всего достаточно, чтобы забыть про люля-кебаб и, не выходя, проехать обратно.

            И всё же мы вышли на конечной остановке. Пассажиров в обратную сторону было мало, на улице заметно посвежело, чувствовались близость и дыхание моря.

           В зале ресторана было малолюдно. Официант сидел возле небольшого буфета с посудой, бокалами, фужерами, столовыми приборами, там же стояли несколько бутылок с различным алкоголем.

           Но вот справа возле стенки были сдвинуты три стола, за ними сидела мужская компания. Возможно, это была бригада, но, судя по одежде и застольной манере, возможно, это был типовой «сходняк».

            Вот уж действительно – «С корабля на бал»! «Но вот толпа заколебалась, по зале шёпот пробежал …» (А.С. Пушкин, «Евгений Онегин», гл. 8, строфа 14).

Никакой толпы в зале не было, и шёпот не пробежал, и это было хорошо, и пока не добавляло тревоги.

           

            Большая часть мужчин, сидящих за общим столом, была уже в возрасте. У некоторых пиджаки висели на спинке стула. Все были на подпитке, курили, вели тихий, неспешный разговор, в нашу сторону никто не оглянулся.

          Никто, кроме молодого человека, сидящего на углу общего стола. Он небрежно повернулся в нашу сторону и, естественно, его пристальный взгляд остановился на Зинаиде. Молодое лицо его засветилось широкой улыбкой, в углу которой справа засияла золотая фикса.

          «Парень в кепке и зуб золотой...» – этот типовой образ был воспет в дворовых песнях того времени. На нём была модная курточка, белая рубашка с отложным воротником, под рубашкой виднелась полосатая тельняшка. Зинаида мельком взглянула в сторону общего столом и поняла, что к ней уже есть интерес. И почти на него уже ответила своим якобы смущением.

           Мы устроились за столом на четверых почти в центре зала. Официант неспешно подошёл к нам. Обычно в ресторанах подают меню для знакомства и выбора. Но тут всё было проще:

         – Что будем заказывать?

         – Люля-кебаб, – небрежно и деловито ответила Зина.

         Официант озадаченно поднял белесые брови.

         – Простите, вы хотели люля-кебаб? – удивлённо переспросил официант и беспомощно посмотрел на меня и на Тамару. Мы молча кивнули, с облегчением понимая, что из этого ничего уже не будет. Заказ явно поверг официанта в смятение и, немного поразмыслив, он зашёлся оправдательной речью:

        – Понимаете, сегодня уже немного поздно, а это сложное и ответственное блюдо, его надо заказывать заранее, и вообще его приготовление, подача и даже потребление – это целый ритуал! В следующий раз мы обязательно выполним ваш заказ, мы уважаем наших клиентов!

             Мы не без удовольствия кивали в знак согласия. А наша дева юная уже была в своих других интересах. Но важнее всего было то, что отныне мы были как никогда за неё в ответе.

        – Могу предложить вам бифштекс – отличный, свежий, по желанию можно с яйцом, – продолжил официант, успешно преодолев свою первоначальную растерянность и вновь приняв свой официальный вид.

         Молодец Тамара, она решительно взяла ситуацию в свои руки:

         – Кофе, пожалуйста, и пирожное.

         – Из пирожного могу предложить свежий эклер.

        – И счёт, пожалуйста, – добавил я, понимая, что надо красиво, а главное – быстрее отсюда уходить.

            Кофе отдавало ячменной основой, эклер сам по себе долго не портится. Уходя от нас, официант подошёл к сдвинутым столам, о чём-то поговорил с золотым зубом, при этом посматривая в нашу сторону.

           Не успели мы допить злополучный кофе, как перед нами появился наш официант с бутылкой шампанского и фужерами, причём фужеров было не три, а четыре.

          – Велено вам передать от того стола, – многозначительно улыбаясь, он кивнул в сторону сдвинутых столов.

           Молодой человек в курточке сиял своей улыбкой с золотым зубом. Зинаида приветливо кивнула ему с обворожительной улыбкой. Гормональный пресс давил всех подряд.

 

          Всё, дальше всё понятно: сейчас к нам придут знакомиться, откроют шампанское, потом включится танцевальная музыка и всё остальное. Взрослый народ за сдвинутым столом что-то говорил молодому коллеге, но тот уверенно махнул рукой.

         Так бы оно и было, если бы не новое явление, которое изменило ход событий, как ни странно, в нашу пользу. В зал вошли двое мужчин. Тот, что постарше и покрепче, судя по твёрдой походке, явно был из моряков. Второй был точно не из тощего десятка – где только он успел так разжиреть? Они оба были уже навеселе. «Они пошли туда, где можно без труда …».

         Они сели за стол недалеко от нас, к ним подошёл официант. Стол накрывал тот, что постарше. Молодой пришелец своими жирными глазками откровенно уставился на Зинаиду, расплывшись в похотливой улыбке, и не обращал внимания на дружка, который что-то заказывал.

         Этот пейзаж явно не понравился «парню в куртке и зуб золотой». Мы были готовы уходить, но надо было пройти мимо новой компании.

        Официант подошёл к общему столу, молодой парень встал, они коротко о чём-то поговорили, и он неожиданно направился в нашу сторону. Я тоже встал. Он шёл, улыбаясь, я стоял и тоже улыбался. Мы встретились позади стула, на котором сидела Тамара. Со стороны казалось, что встретились два давно знакомых друга. Он заговорил спокойно, не повышая голоса и не переставая улыбаться:

      – Слушай сюда, студент. За люля-кебаб тебе уже сказали. Запомни надолго и не будь фраером: с двумя тёлками в кабак не ходят. А теперь мотайте, пока трамваи ходят! За этого фрукта не переживай, я его тормозну.

        Я кивнул головой в знак полного и безоговорочного согласия. Мы оба продолжали улыбаться.

        Тамара слышала наш негромкий разговор. Она первая встала, взяла за руку Зину и уверенно с ней пошла к выходу. Я шел сзади, внимательно посматривая по сторонам.

        Мой собеседник взял со стола неоткрытое шампанское и с ним, и с приветливой улыбкой направился в сторону вновь пришедших. Последнее, что я ещё услышал, это были его слова:

       – Вы имеете интерес, или просто так?

       Он сел к ним за стол. Дальше, думаю, был дружеский шампанский салют за тех, кто в море, потому как предмета раздора уже не было.

 

         На улице было темно и сыро. Трамвая не было, но стояло такси с зелёным огоньком. Очевидно, он и привёз двоих жаждущих в ресторан «Золотой берег». Только тогда, когда мы сели не спрашиваясь в такси и немного отъехали, напряжение спало, и я посмотрел на сестёр.

         Они сидели смирно на заднем сидении. Вид у них был совсем не весёлый, скорее уставший, но не от удовольствий. На лице у Зины было полное разочарование. Любопытно, кого и что она считала неправильным за весь этот богатый событиями вечер. Я себя, естественно, всячески укорял.

         Таксист был немногословен, и мы быстро доехали по адресу. Стипендия моя становилась малоузнаваемой, но это не было наказанием, это была ничтожная плата. Душевная плата была куда больше и продолжительней.

       Тамара забрала Зину к себе домой, а я с видом выполненного долга отправился восвояси. Никак не получалось уснуть: перебирал и пересматривал все детали этого необычного вечера.

        И всё-таки прав был тот «парень в куртке и зуб золотой»: думай, прежде чем когда, куда и с кем идти в ресторан, уважай и относись ответственно к вековому мнению и жизненному, многонациональному опыту в красивом названии «Люля-кебаб».

     Правда, иногда вспоминается тот трогательный прощальный концерт Аркадия Ильича. Может, надо было его найти. Маршрут понятен, дата известна, вожатого и кондуктора можно спросить в депо. Но опять же – оно ему надо?

         Тамару я случайно встретил на кафедре, она забирала свои документы и уделила мне небольшой разговор.

         Она всё же поступила в институт, но не проучилась и одного семестра: вышла замуж за курсанта военного училища, которое находилось в том же районе, где она и проживала. С молодым офицером она и покидала Одессу.

         У девы юной Зинаиды тоже всё сложилось хорошо. На свадьбе Тамары она познакомилась с другом жениха, тоже курсантом, и закрутился роман по тому же, надеюсь, правильному и счастливому сценарию.      

          Греческие корни в родословной как Тамары, так и Зинаиды должны подсказать им знание, понимание и уважение рецептуры и ритуала люля-кебаба в их новой, надеюсь, счастливой молодой семейной жизни.

         Тем более что всё очень просто: это красивое название происходит от тюркского «люля» (трубка) и арабского «кебаб»  (жареное мясо), а остальное – плод знания, фантазии и вкуса.

 

 

       Эпилог

     Но вот вам и приятная неожиданность: если с названием «люля-кебаб» действительно всё очень просто, то как раз с реальной рецептурой и ритуалом этого блюда возникли различные мнения и истории. И не столько кухонный акцент в этих историях, а больше рецептура самой реальной жизни, которая сохранилась в памяти как светлое, как правильное, как нужное, то, о чём хочется рассказать, поделиться опытом, впечатлениями, да и вновь на время побывать в том прошлом, но душевно приятном времени.

     Думаю, что возникли эти самые мнения после того, как читатель познакомился с этим коротким рассказом. Правильно и закономерно сработал эпиграф:

 

В этих коротких рассказах,          

Возможно, каждый найдёт своё

для утверждения вчера и

для правильного завтра!

 

       Откликнулась душа настоящего, потомственного одессита Михаила Самуиловича, возможно, родственника того самого дяди Миши, руководителя группы моего первого детского посещения Одессы. И понятно почему: это было примерно то же время в Одессе, тот же непростой жизненный путь, те же детские впечатления и те же возможности в начале жизненного пути.

        С уважением и с благодарностью привожу его рассказ и воспоминания на тему детских и взрослых впечатлений о «люля-кебабе» в первозданном авторском виде.

 

Автор: Добкин Михаил Самуилович.

 

             Вся наша жизнь проходит как бы в двух ипостасях: в реальном и виртуальном мире. И чем становишься старше, тем больше ты теряешь физические возможности активного проживания в реальной жизни, тем больше ты погружаешься в виртуальный мир, извлекаемый из бесконечных недр нашей памяти.

            Чего там только нет – люди, события, поступки, запахи, картины природы! Иногда некоторые события нашей жизни становятся чуть ли ненавязчивой идеей. Она постоянно всплывает в памяти и требует реализации. Что-то похожее происходило и со мной. Таинственное название «Люля-Кебаб» постоянно возвращало меня в детство, будило мое воображение и будто требовало от меня найти это экзотическое блюдо, именуемое «Люля-Кебаб».

          Шли годы. Мы взрослели, менялась страна, народ, но не менялась навязчивая идея – попробовать настоящий Люля-Кебаб. И вот я вновь в Одессе, взрослый состоявшийся мужчина со своей детской мечтой.

          Так кто же мне мешает реализовать свою мечту? Где же, как не в Одессе, я найду ответ на свою мечту?

        В Одессе множество ресторанов, но я решил выбрать достойный ресторан, у которого в меню есть кавказская кухня. По моим понятиям, в Одессе два таких ресторана: «Лондонский» при гостинице «Одесса», что расположена на Приморском бульваре, и ресторан «Красный» при гостинице «Красная» на Пушкинской улице. Я выбрал «Красный».

        «Лондонский» чопорный ресторан с европейской кухней, с чопорными официантами производил впечатление английского клуба. И хотя я никогда не бывал в английском клубе, но весь облик ресторана не вязался у меня с таким экзотическим блюдом, как «Люля-Кебаб».

        Я выбрал «Красный» с его купеческим интерьером, с разномастной публикой – новой элитой Одессы. Шумный, с разухабистой музыкой, к тому же он еще имел упоминание о лучшей кавказкой кухне. Кавказская кухня всегда была популярна в нашей стране, да и сейчас конкурировать с ней может разве что японская кухня.

         Итак, я в ресторане. Сел подальше от сцены и так, чтобы внешние шумы не мешали мне насладиться блюдом моей мечты. Мой заказ немного озадачил официанта, и он сказал, что придется подождать, ибо заказ не был дежурным блюдом. Передо мной поставили хлеб, горчицу, и я коротал время ожидания, поглощая хлеб с горькой горчицей. «Как в детстве», – подумалось мне.

         Наконец принесли заказ: две мясные колбаски на узком блюде, посыпанном свежим луком, и отдельно в соуснике подан острый кетчуп. Я с нетерпением отрезал кусочек колбаски, окунул в кетчуп и… не почувствовал никакого благоговения. Крупно смолотая свинина, даже пропитанная острым кетчупом, походила на заурядную котлету. «Господи! И об этой котлете я мечтал столько лет?».

        Трудно расставаться с детской мечтой. Но что-то мне подсказывало, что это не люля, а какой-то подвох. Я доел котлету, выпил бокал красного вина и на вопрос официанта «Что еще хотите?» ответил: «Я хочу встретиться с поваром». «Хорошо, я сейчас узнаю». Через несколько минут появился мужчина, по внешнему виду  напоминающий азербайджанца. На его круглом красноватом лице выделялись типичные кавказские усы:

      – Здравствуй, дорогой! Что Вы хотели узнать? – спросил он, устало присаживаясь за мой столик. Официант отошел.

      – Слушайте, у меня с детства была мечта – попробовать настоящий «Люля-Кебаб». И я поведал моему слушателю детскую историю. Он задумчиво, с некоторым удивлением выслушал меня, улыбнулся и спросил:

       – Вы, уважаемый, не одессит?

       – Почему Вы так решили?

      – Слушайте, среди одесситов уже нет таких наивных людей, которые верят написанному. Вы что же, поверили, что у нас настоящая кавказская кухня? Еще Остап Бендер предупреждал, что все патентованные средства делаются в Одессе, на Малой Арнаутской. Настоящая кавказская кухня готовится только на Кавказе. Что такое «Люля-Кебаб»? Это музыка Кавказа! Это мясо бараньего ягненка, пропитанного солнцем и воздухом гор, приготовленного на открытом очаге с пряностями, растущими только на Кавказе, с лавашем, местным овечьем сыром, пахучей зеленью и терпким вином. Вы поняли? А из размороженной свинины можно сделать только заурядную котлету.

        – Так почему вы назвали ее «Люля-Кебаб»?

      – Ха! Кто сейчас ходит в наши рестораны? Крутые фраера в красных пиджаках с золотыми цепями, или шушера в тельняшках с золотой фиксой, которые еще не стали крутыми фраерами, а лишь находятся на пути в эту «элиту». Им что, важно, какое это люля? Им главное, чтобы это выглядело круто. Посмотрите в зал! В сравнении с ними Мишка Япончик кажется рафинированным интеллигентом. Я вам скажу по секрету. Вы знаете, как между собой мы называем это блюдо? «Люля-Кебаб для фраера». Так что не будьте наивными, хотите люля – езжайте на Кавказ!

 

         Я с грустью и благодарностью выслушал эту исповедь повара. Мы выпили по бокалу вина и разошлись. Расчувствовавшийся повар сказал официанту:

         – Пусть эта котлета будет за мой счет. Извини, генацвале!

       Я вышел на Пушкинскую улицу. Был хороший летний вечер. Рядом шумел и бурлил Приморский бульвар, куда вливался людской поток с Деребасовской. Это всё, что осталось от былой Одессы. «Да», – с грустью подумал я, – «видимо, моя мечта так и останется мечтой».

         Моя бабушка постоянно мне говорила: «Нужно быть оптимистом. Наша жизнь полна неожиданностей». Да, моя мудрая бабушка, как всегда, оказалась права.

         Шли годы, я женился, у меня появилась дочь. Как-то в порыве откровенности я поведал ей детские воспоминания и свою мечту. Жена подтрунивала надо мной. Увы, мне нечем было ей возразить.

         Но вот однажды меня вызывает директор нашей фирмы. Мы собираемся участвовать в совместных работах с Сумгаитом. Нужно послать туда знающего специалиста для подготовки договора. Я весь встрепенулся:

       – Знаете, лучше меня это не сделает никто.

       – Тогда оформляйте командировку.

        Ура! В жизни произошла невероятная удача!

 

         Возможно, вам покажется странным, что такой взрослый человек одержим детской мечтой. Меня может понять только романтик, у которого вся жизнь состоит из таких ярких мгновений.

        Самолет прилетал в Баку в середине дня. В Сумгаит нужно добираться автобусом. Я заранее забронировал гостиницу в Баку, ибо решил, что было бы глупо не использовать такую редкую возможность

познакомиться с городом.

        Открыли люк самолета, и сразу же почувствовалось дыхание пустыни. Автобус в город проходил по сплошным промыслам. Кажется, что весь воздух пропитан запахом нефти. Ну вот и Баку. Я представить себе не мог – да чего красив и своеобразен город Баку! Он представляет смесь европейского и восточного архитектурного стиля.

       Кривые улочки в центре, Караван-Сарай, круглые термы, старинная крепость, шумный восточный базар с одной стороны, а с другой – широкие проспекты, великолепная набережная, которая подковой охватывает весь город, современные высотные дома... Всё это придает европейское великолепие городу.

         Я так краток, так как не имел возможности глубоко погрузиться в эту жизнь. Ранним утром меня ждала дорога в Сумгаит. Командировка была краткой и не располагала к расслабленности, так что пришлось сразу же включаться в работу с небольшим перерывом на обед.

        Азербайджанцы непрерывно курят. Кажется, что они даже спят с сигаретой. От кошмарных запахов сигаретного дыма голова буквально раскалывалась. После работы я решил прогуляться по городу.

       Сумгаит – типичный молодой советский город, возникший вместе с комбинатом. Полная аналогия со знакомым мне городом химиков Северодонецком.

       Расположен Сумгаит на берегу Каспийского моря. Весь город застроен «хрущевками» с огромными неухоженными дворами. Жгущее солнце и нехватка воды превращает их в пыльную безжизненную пустыню.

        Единственным благодатным местом в городе является Приморский парк, поэтому, быстро миновав унылые кварталы, я спустился к морю. Едва я вошел в Приморский парк, как тут же мой нос уловил дразнящие запахи жареного мяса. Словно ищейка я пошел на запах и вскоре оказался на набережной возле кафе.

      Под высокой чинарой на открытом воздухе стояло несколько столиков. Чуть поодаль виднелся вход в кафе. Двери были распахнуты настежь, и были видны разделочный стол, закопчённый очаг с ярким огнем и потный мужчина в белом фартуке и колпаке, который усердно трудился над разделкой мяса. Немолодая строгая женщина деловито обслуживала немногочисленных посетителей.

          Всего было занято два столика. За одним мужчины лениво беседовали, смаковали вино, за другим шла бурная игра в нарды.

        – Чем это у вас так вкусно пахнет? – спросил я женщину, которую все называли Зухра.

         – Как чем? Мы готовим «Люля-Кебаб».

         – А  можно попробовать?

         – Конечно. Мы для этого и готовим. Сколько Вам?

         – А  можно четыре люля?

         – Да сколько скажете! Садитесь за столик. Хотите чаю?

      Я кивнул. Тут же появился пузатый чайник, странный бокал с узким горлышком и блюдечко с колотым сахаром. Было жарко и душно. Я с удовольствием пил чай и сгорал от нетерпения.

            

         И вот, наконец, этот миг настал. Зухра принесла блюдо с четырьмя люля, от которого шел головокружительный запах. Потом появился свежевыпеченный лаваш, блюдо с зеленью: лук, петрушка, кинза и яркая редиска. В соуснице Зухра подала душистую смесь томата, специй и перца.

         В заключение появилась тарелка овечьего сыра. Я ел, и казалось, что моя душа парит в небесах. Ничего более вкусного мне не приходилось кушать.

        Запив всё чаем и поблагодарив хозяина, я пошел в гостиницу. Рот у меня горел, душа ликовала. Все вечера, что я пробыл в Сумгаите, я проводил в кафе.

      В последний вечер я попросил собрать мне посылочку. В разрезанный горячий лаваш уложили люля и зелень, отдельно мне дали сыр и бутылочку с приправой. Всё это великолепие я аккуратно уложил в пакет и привез домой.    

         Я был счастлив.

         Жена так ела, что чуть язык не проглотила.

       – Вот и сбылась твоя мечта, – сказала жена. – Как хорошо, что ты не стал фраером!

       «Да», – подумал я. – «Надо уметь мечтать. И тогда всё сбудется».

 

        Не исключено, да и не удивлюсь, если будут другие мнения и свои истории, но всё будет обязательно принято и опубликовано.

        Да, практически это типовая эклектика – соединение разнородных стилей, идей, взглядов. Вот и хорошо, так и должно неизбежно быть в нашей многонациональной, многострадальной среде обитания.

     С учётом неожиданного интереса к теме «Люля-Кебаб» как оригинальному с многонациональной рецептурой, и, конечно же, без учёта дебатов по поводу понятия «фраер», хотя это тоже не исключается, позволил себе заглянуть в «Кулинарную энциклопедию» по данному вопросу. Вот что там написано.

 

       «Все, кто хоть раз попробовал это блюдо, хотят знать, как готовить «Люля-Кебаб». По сути, «Люля-Кебаб» – это продолговатые котлетки, запечённые на шампуре. Приготовление «Люля-Кебаб» не представляет собой сложности: сделали фарш с луком и вымешиваем его до такого состояния, чтобы котлетки получились вязкими и могли бы держаться бы на шампурах. После этого подержите фарш для «Люля-Кебаб» немного в холодильнике, чтобы жир застыл и «Люля-Кебаб» не разваливался при жарке, а также чтобы фарш промариновался.

     Понятно, что традиционно готовят «Люля-Кебаб» из баранины, тем не менее, не меньшей популярностью пользуется «Люля-Кебаб» из свинины, из курицы, из говядины.

     Независимо от того, из чего вы собираетесь изготовить «Люля-Кебаб», к фаршу очень желательно добавить курдючного сала.

      Рецепт приготовления «Люля-Кебаб» также обязательно включает в себя различные специи, без которых не обходится ни одно восточное блюдо.

     Разумеется, настоящий «Люля-Кебаб» готовится на открытом огне. В домашних условиях «Люля-Кебаб» можно приготовить в духовке или в аэрогриле.

     И напоследок  ещё раз напомним, как приготовить «Люля-Кебаб» так, чтобы он не разваливался: тщательно вымешиваем фарш и даём ему настояться в холодильнике.

      И никогда не называйте это блюдо «Люляки баб» – иначе хороший «Люля-Кебаб» у вас не получится.»

 





<< Назад | Прочтено: 279 | Автор: Песоцкий В. |



Комментарии (0)
  • Редакция не несет ответственности за содержание блогов и за используемые в блогах картинки и фотографии.
    Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.


    Оставить комментарий могут только зарегистрированные пользователи портала.

    Войти >>

Удалить комментарий?


Внимание: Все ответы на этот комментарий, будут также удалены!

Авторы