Воспоминания

Евгений Сапегин

АВТОБИОГРАФИЯ

Невозможно и вспомнить, сколько раз у меня требовали автобиографию – и при приёме на работу, и при приёме на учёбу, и при изменении законодательства, и ещё, и ещё... Можно, наверное, написать автобиографию и издать в трёх томах, а можно изложить в семи строчках:

      1. Неожиданное рождение.
      2. Глупое детство.
      3. Самоуверенная юность.
      4. Безрассудная молодость.
      5. Недозрелая зрелость.
      6. Унизительная старость.
      7. Неизбежная смерть.

Ну, последний пункт, конечно, будет написан не в автобиографии, а в совсем другом документе…
Незаметно для себя я стал вспоминать некоторые моменты, которые наверняка никогда не писал в стандартной автобиографии…

       Меня всегда восхищали люди, говорящие на нескольких языках. Я с детства мечтал свободно общаться с иностранцами, понимать речь, которая звучит, например, в радиоприёмнике. Ведь ничего не понятно – а публика хохочет... Ну когда же я перейду в пятый класс, когда уже начнётся это чудо – изучение немецкого языка? Тогда почему-то во всех школах изучали только немецкий язык. Школьники со страхом и почтением показывали пальцем – вон, мол, идёт «немец»! Страшно злой! И правда, какой-то холодок проходил по коже, когда приходилось встречать в коридоре этого учителя – опрятно одетого в чёрный костюм, белую рубашку и галстук, чисто выбритого и бросающего сердитые взгляды из-под нахмуренных бровей. Я всегда думал, что он действительно немец – наверное, его во время войны взяли в плен, поэтому он такой хмурый. Но оказалось, что он – армянин!
        Когда я, наконец, перешёл в пятый класс, нам объявили, что у нас будет не немецкий, а английский язык. Мама была в отчаянии: ну как же, она когда-то в школе «проходила» немецкий, и могла мне чем-нибудь помочь. Она сказала, что «...немецкий – это нормальный язык: как пишется, так и читается. А английский – чёрт его разберёт: написано «Ливерпуль», а читается – «Манчестер!». Как бы то ни было, но она для меня была всегда авторитетом. Мама часто повторяла немецкую поговорку, которую выучила ещё в школе, и которую я, конечно, запомнил навсегда: «Морген, морген, нюрни хюйте, заген але фалелюйте». Много лет спустя я выпалил эту фразу одному настоящему немцу. Он задумчиво почесал в затылке:
      – А на каком языке ты сейчас говорил?

Так вот, когда я перешёл в пятый класс, мы с мамой лето провели в Оренбурге. И опять опоздали к учебному году. Подозреваю, что ей не очень хотелось возвращаться в ашхабадскую жару. Я пытался протестовать – как же английский язык, который мне никто не мог объяснить! Но мои протесты были признаны неубедительными, а с английским языком мне взялась помочь кузина, которая несколько лет тому назад окончила университет. Начало обучения было очень лёгким, так что, когда мы вернулись в Ашхабад, проблем не было. Правда, большое количество слов, как оказалось, произносится совсем не так, как я уже привык. Но это быстро исправилось, и я стал одним из лучших учеников. Уроки английского мне нравились, чему в немалой мере способствовал весёлый характер «англичанина». И опять учитель оказался армянином, и я решил, что армяне знают все языки на свете, такая уж у них особенность. Но со временем эта уверенность постепенно разрушилась, а потом пришло осознание, что в школе вообще невозможно выучить какой-либо язык…
Шло время, я окончил музучилище, поработал учителем музыки в музыкальной школе, потом концертмейстером в филармонии, потом… женился (зачёркнуто слово «дурак»).

Я уже и забыл, что когда-то хотел учить английский язык – ну какое же надо иметь самообладание, чтобы самостоятельно копаться в учебниках во время активно развивающейся ячейки советского общества в сильно стеснённых условиях социалистического быта! (Уф-ф, как я загнул! Это же ни на какой язык не переведёшь!)
Жена, окончившая Ташкентскую консерваторию, преподавала в музучилище вокал, и ей, конечно же, нужен был итальянский язык. Язык она вообще-то учила в консерватории, но… Она и узнала где-то, что в Москве есть какие-то платные курсы «Ин-яз» с заочным обучением. Цена – 25 рублей в год. Курс – 3 года. Решили попробовать: она – итальянский язык, я – английский. Замечательно! Я тут же написал письмо с просьбой прислать список требуемых документов… Но опять – какой-то рок, что ли: документы нужно срочно отправлять, а жена моя лежит в больнице. Что делать? Решили так: я отправляю свои документы на итальянский язык, а учиться будет моя жена (в конце-то концов, я рыцарь или нет?!).

     А дальше было вот что. Я благополучно окончил эти курсы, а жена ни разу даже не заглянула в мои тетрадки! Ну, прекрасно – итальянский язык, можно сказать, я знаю. Но закавыка вот в чём: обучение-то заочное! Грамматику я знаю, а разговорный язык… вот тут-то и пшик. В это благословенное время (1972 год) наконец-то в Ашхабаде открылась долгожданная консерватория, которую почему-то назвали Институтом Искусств. Я немедленно в неё поступил. Кто-то проявил недюжинные способности и отыскал в Ашхабаде Фáлика Шáхновича Доктора, единственного человека в республике, знающего итальянский язык, который и должен был преподавать этот язык вокалистам. (Кстати, Ф.Ш.Доктор – действительно доктор каких-то естественных наук, то ли физик, то ли геофизик). Он на великолепном итальянском языке рассказал мне кое-что о себе. Он – румынский еврей, жил и учился в Италии, а так как Италия воевала на стороне Германии, то, естественно, он был мобилизован и отправлен на войну. Почти сразу он попал в плен и был отправлен как можно дальше от войны, от Румынии и Италии – в Ашхабад. У нас в консерватории (тьфу, в Институте Искусств!) в канцелярии работала жена моего однокурсника, и мы всем курсом заходили к ней в кабинет, чтобы увидеть диплом Фалика Шахновича. Это был очень красиво оформленный лист пергамента (тонко выделенной кожи) с невероятно красивой записью готическим шрифтом, которую никто не мог прочитать! Я ходил на его уроки, хотя мне, пианисту, это было совсем не обязательно.
        Бедный старик, он категорически отказался от зарплаты и работал бесплатно! Он так тосковал по родному языку, так охотно говорил по-итальянски, благодарил меня за то, что я ему приносил рассказы Альберто Моравиа на итальянском языке, так радовался общению с людьми высокой культуры… Бедняга довольно быстро понял, что его ученики не только не принадлежат к слою с высокой культурой, но и вообще не знают, что это такое…
       На втором курсе вокалисты оказались без итальянского языка. Мне было очень жалко видеть их тщательно скрываемое ощущение своей студенческой ущербности, и я предложил им свои услуги в качестве учителя. Их и было-то всего шестеро. Они с радостью согласились. Мы находили свободный класс и занимались. Разумеется, без всякой оплаты. Это устраивало и вокальную кафедру, и ректорат, и самих студентов. Мало того – я вообще не имел права работать во время учёбы, но все годы учёбы я работал концертмейстером на вокальной кафедре.

       Наконец учёба в ВУЗе закончилась. Я получил работу в филармонии, а несколько позже меня по телефону вызывает министр культуры Ашир Мямилиев:
– Женя, это, наверное, какая-то ошибка, но тебя ищет министр местной промышленности. Он сейчас у меня в кабинете. Если можешь – приезжай.
      Оказывается, закуплено в Италии оборудование, открывается завод по производству пряжи для ковров. Бригада итальянских специалистов уже работает.
      Министр местной промышленности взмолился:
– Нам позарез нужен переводчик! Дело стоит! Я думал, выкрутимся как-нибудь, но – нет! Проблема... Выручайте!
– Так Вам Фалик Шахнович нужен, а не я…

– Да он у нас и работал, потом ему разрешили съездить в Италию, и он порекомендовал Вас на своё место!
– Да, дела... – я растерялся. – Как же я… ведь практики-то у меня нет, как же разговаривать с итальянцами, ведь я и не пробовал никогда…
– Выручай! – министр резко перешёл на «ты», – главное, не тушуйся, всё получится! А мы тебе тоже в чём-нибудь понадобимся. Что тебе нужно?
– Мне нужен дома телефон! – Я сам испугался своей наглости – пять лет уже пробиваю этот вопрос, и мне всегда отказывают.
Министр что-то пометил в записной книжке:
– Сделаем! Что ещё?..

     Вот так! Я пять лет пытаюсь что-нибудь прояснить в «телефонном деле», и меня остужают вопросами: «Вы инвалид войны?», «У вас есть государственные награды?» и всегда с удовольствием отказывают! А тут: «Сделаем!». Как всё просто... И ведь сделали! Через две недели поставили телефон!
      На завод я пришёл как на экзамен – впервые разговаривал с итальянцами. Конечно, это мягко сказано – разговаривал… Я их почти не понимал, думаю, и они меня не шибко понимали. Нужно было узнать, как называются инструменты, как называются станки, для какой операции предназначены, как называются материалы, болты, гайки, и прочее, и прочее. Вопросов образовалось огромное множество. Справочников не существовало, обо всём нужно было спрашивать. Ну что же, не привыкать к экзаменам: пару ночей покопался в бумагах и своей памяти, и дело пошло. Начальник итальянцев, синьор Аллорио, на второй день моей работы уехал в Болгарию, на другой завод. Когда вернулся в Ашхабад через месяц, то сообщил мне, что у меня огромные успехи в освоении языка. Слава Богу, теперь можно было немножко расслабиться.
      Каждый день я узнавал и запоминал огромное количество новых слов. И не только слова нужно понимать, но и жесты у других народов непривычные. Например, если мы, русские, хотим кого-нибудь подозвать жестом, мы поднимаем руку вперёд ладонью вверх и маним всеми пальцами. Итальянцы делают то же самое, но ладонью вниз. Если мы считаем с помощью пальцев, то загибаем их по одному другой рукой – один, два и т.д. Итальянцы собирают пальцы в кулак, и по одному, начиная с большого пальца, отгибают их.

Некоторые станки были законсервированы с помощью защитной смазки. Каждый день начинался с утреннего «собрания» у директора завода, и много дней подряд первым, а иногда и единственным требованием было: рабочие, тряпки, бензин. Наконец Аллорио сказал: «Хорошо... Если это так трудно, то завтра всё это мы привезём самолётом из Италии!» На следующий день всё было предоставлено, так у нас появилось несколько работников из местных, скорее всего – сотрудников бывшего «Войлочного завода». Лучше других работала одна бойкая молодая туркменка, хохотушка и болтушка. Двое молодых горячих итальянских парней ею очень заинтересовались. Крутились около неё целые дни, что-то говорили (уж не знаю, на каком языке), шутили, смеялись. Прозвали её "Luра” (Волчица). Почему – не знаю. Синьор Аллорио задумчиво смотрел на эту резвившуюся троицу, потом сказал:

- Слушай, Эудженио, тебе не кажется, что это напоминает известную скульптуру – волчица, Ремо и Ромул?

Мы дружно посмеялись, потом "Волчица” показала "Ромулу” фигушку и отошла. Некоторое время спустя ко мне подошёл "Ромул”, чтобы спросить, что означает такая комбинация из пальцев. Я ответил, что я не знаю, как это называется у итальянцев, а у нас это называется «фига». Он повторил: «Фига», – и, кажется, был очень доволен. Я сказал:

– Этот жест означает отказ от чего-либо.

Тут он почему-то вдруг огорчился. Вечером я поискал во всех словарях слово «фига» – нет, нигде ничего нет. Хотя я слышал, что слово это иногда используется в разговорах во время работы. Может, в итальянском языке это слово используется в другом смысле? На следующий день во время перекура мы болтали о том - о сём, я спрашивал незнакомые слова, не известные мне термины. Вспомнил и «фигу»... Итальянцы стали гоготать и подробно мне объяснили значение этого слова. Я сильно покраснел и решил больше ничего не спрашивать. Потом “Ромул” Франко, который уже начал понемногу говорить по-русски, спросил меня:

– Эудженио, я постоянно слышу одно слово… Что оно означает?
– Какое слово? С удовольствием объясню тебе…
– Слово... э... забыл, вроде, на «Й» начинается… A, вспомнил: Йоптваюмат. Что это такое?

Я мстительно, в деталях объяснил ему суть выражения, но, в отличие от меня, он совсем не покраснел, а спокойно пояснил, что у них есть в Италии точно такое же. Но это очень сильное ругательство, и используется только в исключительных случаях...
Один из итальянских специалистов, Джузеппе, постоянно бил себя в грудь, сообщая, что «...oн родился в 1946 году, а все, кто родился сразу после войны – стальные люди!» Когда он узнал, что я тоже родился в 1946 году, он объявил: «Эудженио, мы теперь с тобой – стальные братья! Пусть попробует тебя кто-нибудь обидеть – будет иметь дело со мной!” Правда, обижать меня никто не собирался, но мы стали большими друзьями.

В первой половине дня я работал переводчиком, а после двух часов пополудни и до вечера – в филармонии. В тот день, я едва пришёл, меня подхватил Аллорио, и мы пошли к директору обсудить насущные вопросы. Обсуждали довольно долго. Когда я появился в цехе – там тарарам! Джузеппе орал, размахивая руками! В такой же позе, напротив, стоял заводской электрик Вася (с похмелья) и тоже орал! Каждый на своём родном языке. Было видно, что вот-вот начнётся драка! Я подбежал: что случилось? Вася орёт:

– А чего он обзывается!?

– Как это обзывается? Он же не знает ни одного русского слова?

– Ага, не знает… Он меня обозвал курвой!

Я расхохотался. Оказывается, Джузеппе решил не дожидаться меня и стал «на пальцах» показывать Васе, что ему нужно. А нужно было ему подвести кабель к станку, и он стал чертить на полу отвёрткой, где нужно пробить канавку для кабеля. И стал на итальянском языке объяснять, в каком месте обязательно нужно проложить поворот кабеля... Я смеюсь, хохочу, а эти два петуха стали орать на меня: мол, что смешного! Дело в том, что по-итальянски «поворот» – «curva» (курва). Джузеппе пытался вдолбить туповатому Васе, где нужно пробить поворот – курву. А так как он это делал с присущим ему энтузиазмом, то Вася сильно обиделся! Пришлось долго остужать разгорячённых бойцов. Наконец на лицах появились улыбки, а Джузеппе пообещал Васе завтра принести пару пачек итальянских сигарет…

…Прошли годы, мне пришлось много раз работать с итальянцами в других организациях – и в Красноводске на нефтезаводе, и с археологами на Нисе, и с учёными в Институте солнечной энергии, и eще... Потом грянула перестройка, и мой лучший друг, однокашник Вилли Альбрехт, уехал со всем семейством на ПМЖ в Германию. Когда немного осмотрелся, вызвал меня:
– Приезжай, отдохнёшь, и здесь полно работы для тебя. Ненастроенные рояли ждут тебя! Будешь работать настройщиком.
– Так уж и ждут? Небось, здесь полно своих специалистов…

Короче, я почти каждый год приезжал в гости и работал. Заодно и язык немного выучил. Появилась нескромная мысль – так я и стану полиглотом! А что – осталось только английский язык как следует выучить, а там и другие языки пойдут…
Да-а… не зря говорят: «Человек предполагает, а Бог…» В один далеко не прекрасный день пришли два негодяя – Инсульт и Склероз – и унесли все мои языки… Было очень непросто. Я всё -таки поправился, но вместо английского языка пришлось учить… русский. Что ж, самое лучшее лекарство – сканворды и кроссворды – своё дело сделали, но переводчиком мне уже никогда больше не работать…

Ну, хватит вспоминать, пора и честь знать. Если всё подробно вспоминать, то и вправду на три тома наберётся.
Своей младшей внучке сказал:
– Ириша, я что-то притомился, пойду, прилягу. Почитаю, может, или подремлю. Если кто-то будет стучать, спроси через дверь: «Кто?». Если придёт мерзкий старикашка Альцгеймер – ни в коем случае не открывай. Скажи, что меня нет дома!..

                                                                                      Июнь, 2020

На стр. автора

<< Назад | Прочтено: 269 | Автор: Сапегин Е. |

Мне понравилось?

(Проголосовало: 10)

Комментарии (0)

Редакция не несет ответственности за содержание блогов и за используемые в блогах картинки и фотографии.
Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.

Оставить комментарий могут только зарегистрированные пользователи портала.
Войти >>