Про город Рейкьявик и небезымянную стюардессу

Всё думала, надо ли в такое время продолжать писать свои маленькие тексты про хороших. И про хорошее.

Пишу и не знаю сама. Убеждаю себя мыслью, что улыбаться людям нужно всё равно. В любые времена. Если есть силы, конечно. А их ведь у многих уже совсем нет.

Но всё думаю, что от добрых историй хотя бы на пару минут хоть кому-нибудь, может, станет легче; хоть чуть-чуть этих самых сил добавит.

Вот и решилась. В продолжение cюжета, уже когда-то рассказанного мною читателям журнала Партнёр. «Безымянная стюардесса» тот текст назывался. И вот вам новая история, теперь уже про небезымянную, чудесную стюардессу.

Представьте себе, дорогие мои, любимые мои читатели, что перед началом самых страшных событий пришлось мне опять лететь в Америку. Так получилось…

Собиралась, сами понимаете, еле-еле; и, в основном, лекарства складывала. Я, кажется, уже докладывала читателям своим, что склонность к ипохондрии у меня дикая; болезней с возрастом набрала тоже немало, да еще все друзья – врачи, поэтому в компаниях наслушалась столько рассказов про многочисленные заболевания – практически сама лечить могу! Да еще анамнез мой отягощен учебой на филфаке. Там нам два года в нагрузку к языкознанию и мировой литературе почему-то медицину преподавали; и я, опять же отягощенная комплексом отличницы, старательно зубрила и анатомию, и основы фармакологии, ну, а уж когда дело дошло до внутренних болезней, то равных мне не было. И в познаниях, и в умении находить эти болезни у себя самой. Да и у других тоже.

Всё время вспоминаю историю, с дочкой моей связанную. Когда она еще в детский садик ходила, вызвали меня туда для серьезного разговора. А дочка – девочка вроде послушная, стекол не бьет, детишек не обижает, ругать нас вроде не за что.

И спрашивает меня воспитательница строго так: а скажите, мол, женщина, что у вас в семье творится? Я прямо заволновалась. Спрашиваю, что случилось?

 – Понимаете, – воспитательница говорит, – я детям старшей группы дала задание – написать слово на букву Ф.

 – И? – спрашиваю я взволнованно.

– Так вот, мамочка: все нормальные дети написали нормальные слова. Фантик, футбол. Некоторые, которые не такие образованные, вспомнили про слово – фу. А Ваша девочка…

– Господи, что? Что же она такое написала?

– Ваша девочка откуда-то взяла слово фарингосепт!

(Дорогие читатели, ежели кто не знает до сих пор, что такое фарингосепт – так это от болей в горле.) И таких слов у моей дочки в запасе уже тогда была целая гора. А у меня, как вы понимаете, тем более.

У нас даже игра в компании есть – типа в города. Только вместо городов – названия болезней, лекарств и внутренних органов. Ну еще части тела можно называть. Так я в этой игре сразу за практикующими врачами – на втором, короче, месте.

В общем, при таком анамнезе – мешок лекарств с собой в чемодане (в пакете из Пенни-Маркта); дубликаты в пакете из Альди (в меньший всё не убиралось). Альди с собой в самолет: на случай, если чемодан потеряется. И, конечно, еще в косметичке, которая в аптечку превратилась, самое необходимое.

Ну, и полетели…

Первые часа три всё в штатном режиме: стюардессы снуют, пассажиры водичку пьют, я – глицин и валидол. Всё по плану.

И вдруг вижу, что все стюардессы и стюарды очень нервные стали, к бизнесклассу бросились прямо толпой. И по громкой связи вдруг спрашивают, есть ли на борту врач.

«Черт, – думаю, – не я одна такая…»

Посидела, посидела немножко, да что-то вижу, стюарды не успокаиваются, носятся туда-сюда. И решила я почему-то, что врач тут только я. Схватила свою косметичку, мешок из Альди – и в бизнес.

Лежит у них там мужчина, довольно молодой, бледный; над ним все склонились; мне даже показалось, что искусственное дыхание делают. Все в форме, и только одна женщина в майке и джинсах. Как оказалось, медик. Может быть, даже не врач, а медсестра опытная.

Ну, я к ним кинулась. «Вот, – говорю, – у меня тут нитролингвал, но от него может давление упасть сильно. Поэтому, может, лучше каптоприл. Или кандесартан, хотя он сразу не подействует. Но самое лучшее, если у вас, не дай бог, подозрение на инсульт, давайте еще ему за щеку положим 10 таблеток глицина, тогда всё обойдется. А если у товарища что-то с желудком, то вот вам имодиум. А если аллергия – то фексофенадин. Или шприц с адреналином. И гормончик можно уколоть. У меня и разовые шприцы есть. (Хотела еще пресловутый фарингосепт предложить, мало ли… Но ребята меня остановили.)

– Вы врач? – спрашивают.

– Нет, – говорю, – я пациент со стажем. И я все-таки настаиваю на глицине. Вреда не будет, а помочь может.

Глицином они заинтересовались, но узнав, что у меня нет инструкции на немецком, головами покачали.

И хотя мужчине вроде бы уже стало лучше, рисковать не стали. Через пару минут раздался голос командира корабля, который объявил, что на борту одному из пассажиров стало плохо, случай серьезный, поэтому самолет вынужден совершить посадку в ближайшем аэропорту. А именно, в городе Рейкьявике.

Боже мой, всю жизнь мечтала побывать в Исландии, и вот именно в Рейкьявике, но не таким же варварским способом.

Самолет стал снижаться, и нас с медсестрой отправили по местам. Сын, с которым мы летели вместе, прямо кинулся ко мне: «Мать, я уже по всему самолету бегаю, тебя ищу, думал, что это из-за тебя приземляться решили. Ну и вообще – мысли всякие… Соседи наши вон тоже заволновались».

Извинилась я, пристегнулась, а тут уж и земля исландская, можно сказать, под ногами. Точнее – под шасси. За окном – снега, все бегают, и стало мне, правда, плохо.

Думаю: хоть умыться что ли…

Встала, чтобы выйти в туалет, а бортпроводница вдруг мне машет: «Все туалеты заняты (похоже, не мне одной дурно было), пойдемте со мной. Вы уже нам не чужая».

И привела меня прямо в их туалет!!!

Чуть ли не в кабину пилота! На пару минут мне даже легче стало: ну, что я прямо в святая святых побывала. Ничего, кстати, особенного – я вам доложу. Но сам факт, сам факт очень меня воодушевил. Впрочем, ненадолго. Вернулась на место; чувствую: хужеет мне с минуты на минуты.

Видимо, от вида исландских людей с носилками, беготни, суеты и прочей всеобщей нервозности.

Прямо хотелось им крикнуть: «Ребята, и меня, меня прихватите!» Но вроде неудобно как-то. Пришли за одним парнем, а тут, батюшки, еще желающие нашлись.

Три часа в Рекьявике этом провели. Буду теперь всем рассказывать, что я была в Исландии. В окошко ее видела. Несколько минут, правда. Сил уж не было любоваться. Закрыла я глаза: «Эхма! Будь что будет».

А уж как взлетать стали: всё, думаю, конец…

В другой ситуации я уже бы про свое самочувствие стюардессе рассказала. Тем более, что она, каждый раз, мимо пробегая, радостно мне ручкой махала и улыбалась. Но опять же вроде неудобно. Ясно, что это будет первый в истории авиации самолет, который два раза сажают из-за нездоровых во всех отношениях пассажиров.

Но через час смотрю: не лучшеет мне. Надо экипажу доложить. Раз уж я им не чужая, и даже в ихнем туалете была.

Махнула слабеющей ручонкой стюардессе: мол, женщина, спасайте...

Присела эта воздушная богиня рядом, погладила меня по голове: «Потерпите, – говорит. – Очень вас прошу, потерпите. Мы над океаном летим. Сесть не можем».

Короче, просто сюр какой-то. Я калачиком свернулась, сын рядом успокаивает, стюардесса на подлокотнике моего кресла пристроилась, гладит меня. И всё это над океаном. В бушующем во всех смыслах мировом пространстве.

Тут уж я решила, что эта милая стюардесса не останется безымянной, как в предыдущей моей истории. Познакомились мы. Прекрасное имя Беате у нее оказалось. Почти Беатриче.

И эта Беатриче нам рассказала, что летает уже 24 года, но самолет внепланово садится первый раз, и она, конечно, надеется, что второй раз ей такого «везения» больше не достанется. (Я ее, правда, из последних сил рассмешила, рассказав, что уже успела написать подружке о нашем приземлении в Исландии, и подружка попросила передать бортпроводнице, что все приключения из-за меня, и если экипаж не хочет нового экстрима, пусть со мной больше не летает).

– Ну нет! – засмеялась стюардесса. – Только с Вами. У Вас на всех пассажиров лекарств хватит. И не бойтесь: у нас команда замечательная, и пилот – супер.

То, что пилот – супер, мы уже поняли. И взлеты, и посадки мы почти не заметили. А главное, этот командир еще как-то по-человечески был супер. В Рейкьявике объявил: «Ребята, у меня хорошие новости. Первая – нам дали полосу раньше, чем планировалось: мы скоро вылетим. И вторая, просто отличная – пассажиру лучше, с ним всё будет хорошо».

И как-то в салоне все повеселели, друг другу улыбаться стали. Правда, глазами только. В масках же, черт подери!

В общем, Беатриче эта прекрасная всё сидела около меня и сидела. И тоже обещала, что всё будет хорошо.

А еще – и это для меня, конечно, самое главное. Разговорилась она с сыном; поняла, что мы из России. Сложила свои ручки у груди и говорит: «Как мы все молимся за Украину. Как мы молимся за хороших людей в России. Как мы молимся, чтобы всё обошлось…»

Я тут головенку-то подняла, говорю ей: «Беате, дорогая моя, если бы не корона, я бы вас сейчас так обняла! А она мне: «Да и черт с ней, с короной!» И сама обняла меня и прижала к себе. Пассажиры на нас с удивлением смотрели.

Так оставшиеся шесть часов и пролетели. В любви и страхе. В страхе и любви. В любви и надежде.

А уж когда из самолета выходили: все стюарды мне махали. И женщина-медик тоже! И капитан мне помахал! А я ему сказала голосом почти умирающим: «Всё было супер».

Не знаю, поверил ли…

P. S. Зато знаю другое: теперь уже все нормальные люди вместе с Беатой и ее друзьями молятся (неважно, умеют они это делать или нет) только об одном: чтобы всё это прекратилось. Молятся о спасении Украины. О спасении человеческих жизней. О спасении жизни вообще. Я и вся наша редакция – с этими людьми.

Майя Беленькая (Мюнхен)

 Рисунок Дины Крайзлер

Читайте также:

1. Аферистка. Почти детективная история с назиданием. Журнал «Партнёр», № 1, 2, 3. Автор М. Беленькая
2. О Дмитрии Муратове. И не только о нем. Журнал «Партнёр», № 12 / 2021. Автор М. Беленькая
3. Счастливый человек – Роман Каплан. Журнал «Партнёр», № 12/ 2018. Автор М. Беленькая