Они любили Байрона...

К юбилею поэта

Грета Ионкис (Кёльн)

Родившийся 225 лет назад Джордж Гордон Ноэль Байрон явился незаконною кометой среди расчисленных светил английской поэзии. Впрочем, и романтизм поначалу казался многим англичанам побочным сыном всесильного классицизма, эдаким бастардом. Но ветер перемен наполнил и английские паруса. Сложилась школа. Но Байрон остался в стороне: бунтарь-одиночка. Да и амплитуда его поэтических воплощений была немыслима: от демонического разбойника до легкомысленного проказника и насмешника, от мирового скорбника до пламенного сатирика с ювеналовым бичом.

Властитель дум целого поколения

«Властителем наших дум» первым назвал Байрона Пушкин. Оказавшись на юге, в Кишинёве, Одессе, он бредил им. «С ума сошёл от Байрона»,- признался П.Вяземскому. Южные поэмы: «Братья-разбойники», «Цыганы», «Бахчисарайский фонтан» - созданы под влиянием «восточных поэм» английского поэта.

Лироэпические поэмы «Гяур», «Абидосская невеста», «Корсар», «Лара», опубликованные в 1813-1814 годах, явили миру нового романтического героя, благородного мятежника, обманутого в своих лучших чувствах, оскорбленного непониманием, враждующего со всем миром и живущего лишь одной надеждой - на любовь. Но и любовь его обречена. Поэмы эти увеличили славу автора как неистового, одинокого романтика. А слава пришла к Байрону после публикации поэмы «Паломничество Чайльд-Гародьда» (1812). Поэта стали отождествлять с его странствующим героем, и в героях «восточных поэм» продолжали узнавать их автора. Пушкин подтвердил это мнение: «Байрон бросил односторонний взгляд на мир и природу человечества, потом отвратился от них и погрузился в самого себя. Он представил нам призрак самого себя. Он создал себя вторично, то под чалмою ренегата, то в плаще корсара, то гяуром... В конце концов он постиг, создал и описал единый характер (именно свой)...»

Весть о гибели Байрона в Миссолонги в 1824 году, куда он отправился помогать грекам в борьбе с турками, потрясла Пушкина и его друзей: Вяземского, Баратынского. Сам Пушкин, находясь в Кишинёве, близко к сердцу принял дела местных этеристов, восхищался их предводителем Ипсиланти и вместе с ними рвался в бой. Но не сложилось. В 1824 году рождается его стихотворение «К морю» как отклик на смерть Байрона и Наполеона. «Другой от нас умчался гений,/ Другой властитель наших дум» - это о Байроне.

Исчез, оплаканный свободой,

Оставив миру свой венец,

Шуми, взволнуйся непогодой,

Он был, о море, твой певец!

Твой облик был на нём означен,

Он духом создан был твоим:

Как ты, могущ, глубок и мрачен,

Как ты, ничем не укротим.

Немногие знают, что «Онегина» Пушкин задумал под впечатлением от «Дон-Жуана» Байрона. «Что за чудо Дон-Жуан», – писал он Вяземскому из Кишинёва и при этом признавался, что до сатиры байроновской ему не дотянуться.

Под конец жизни Пушкин намеревался написать биографию кумира своей молодости, сохранился набросок-план «О Байроне и о предметах важных» (1835), где есть такие строки: «Говорят, что Байрон своею родословною дорожил больше, чем своими творениями. Чувство весьма понятное!» И в этом они пересеклись: Пушкин тоже гордился предками.

Биографические схождения с англичанином имелись у другого русского поэта: Байрон по матери, а Лермонтов по отцу были потомками шотландской знати. Английский язык он знал, в отличие от Пушкина, уже в отрочестве. Лермонтов был гениальным байронистом. Уже в 16 лет он пишет:

Я молод; но кипят на сердце звуки,

И Байрона достигнуть я б хотел;

У нас одна душа, одни и те же муки;

О если б одинаков был удел!

Он не преодолевал байронизм, как Пушкин. Байроновская школа сказалась и на его лирике, и на всех поэмах, из которых читателю более известны «Демон» и «Мцыри», и на его прозе. Вяч. Иванов в эссе «Байронизм как событие русского духа» (1987) пишет: «Байронизм был более глубоким событием, чем мода Гарольдова плаща и даже печоринская разочарованность. Он нес в себе загадку Сфинкса. Русский ответ на загадку брезжил в душе Лермонтова». Не зря же он писал:

Нет, я не Байрон, я другой

Ещё неведомый избранник,

Как он, гонимый миром странник,

Но только с русскою душой.

Образ Байрона в «Фаусте» Гёте

Гёте был уже немолод, когда взошла звезда Байрона. С 1816 года он следил за его творческими успехами не просто с неизменным восхищением – с любовью. Его возмущало отношение чопорных англичан к поэту, он-то ставил его следом за Шекспиром. Гёте написал несколько небольших статей: о драматической поэме Байрона «Манфред», о мистерии «Каин», о «Дон-Жуане». «Мой дух давно его сопровождает»,- признался Олимпиец в стихотворении, которое Байрон успел прочесть в самый день отплытия в Грецию и с благодарностью откликнуться на посвященные ему строки. Олимпиец дорожил письмами Байрона из Италии и был горд получить его «Сарданапала» с собственноручным посвящением ему, Гёте. Ни одно имя, разве что шиллеровское, не встречается так часто в его разговорах с Эккерманом, как имя Байрона. Оплакивая невозвратимую утрату, Гёте откликнулся на смерть поэта заметкой «Памяти Байрона», но главное было впереди.

Работая над второй частью «Фауста», он изменил первоначальный план и создал аллегорию личности Байрона в образе прекрасного Эвфориона, сына Елены и Фауста (в античном мифе так назывался сын Елены и Ахилла). У Эвфориона сходная с поэтом биография: рождение, детские игры, юношеские забавы, увлечение поэзией, любовь, возмужание, участие в битве и ранняя смерть. Гёте объяснял Эккерману: «Байрон, бесспорно, величайший талант нашего столетия. Вдобавок он не склоняется ни к античности, ни к романтизму, он – воплощение нынешнего времени. Такой поэт и был мне необходим, к тому же для моего замысла как нельзя лучше подошла вечная неудовлетворенность его натуры и воинственный нрав, который и довел его до гибели в Миссолонги». Возражая родителям, пытавшимся удержать сына от гибельного шага, Эвфорион восклицает: «Я не зритель посторонний, / А участник битв земных». Траурный хор оплакивает героя, это - поминальный гимн Байрону:

Ты не сгинешь одиноким,

Будучи в лице другом

По чертам своим высоким

Свету целому знаком.

Жребий твой от всех отличен,

Горевать причины нет:

Ты был горд и необычен

В дни падений и побед.

Счастья отпрыск настоящий,

Знаменитых дедов внук,

Вспышкой в миг неподходящий

Ты из жизни вырван вдруг.

Был ты зорок, ненасытен,

Женщин покорял сердца,

И безмерно самобытен

Был твой редкий дар певца.

Гёте воздвиг в «Фаусте» бессмертный памятник любви к Байрону.

Любовь «падшего ангела»

«Дон-Жуан, или Жизнь Байрона» - так назвал романизированную биографию мастер этого жанра Андре Моруа, основываясь на его письмах и дневниках и подчеркнув в своем герое черты обольстителя и покорителя женских сердец. Да, его магическая красота при внешней холодности и надменности, необыкновенно бурно прожитая жизнь стали легендарными уже при жизни. Красота покоряла женщин не меньше, чем поэзия. Он не вел счет своим победам, но началось-то всё с поражения. Науку страсти нежной «забав и роскоши дитя» стало постигать уже в отрочестве. Влюбившись пятнадцати лет в восемнадцатилетнюю Мэри Чаворт, он был ранен в самое сердце ее пренебрежительной репликой: «хромой мальчишка!» Нет, он не стал женоненавистником, но он перестал доверять женщинам, романы были многочисленны, но недолговечны и создавали ему славу ловеласа. Возможно, ему нравилось унижать некоторых. Леди Каролина Лэм, замужняя дама, преследовала его неотступно, устраивала дикие сцены, а после окончательного разрыва опубликовала скандальный роман, где представила любимого негодяем и исчадием ада.

Его подлинной привязанностью и страстью стала сводная сестра Августа Байрон. Ни разница в возрасте (5 лет), ни ее замужество (неудачное), ни трое уже рожденных ею в браке детей не смогли остановить его. Все его прежние похождения казались ему такими пресными в сравнении с этим счастьем, смешанным с угрызениями совести. Инцест ведь имел место. Быть может, его и влекли к Августе не только греховность их связи, какой-то гибельный восторг, но родственность натур, сходство крови, «байроновское» начало. Она была ему родная – сестра, возлюбленная, подруга. «Ты из смертных, но ты не лукава, /Ты из женщин, но им не чета» - это он об Августе. Он посвящал ее в свои любовные передряги. Когда во время поездки в Италию за ним увязалась Клер Клермонт, он жаловался Августе на ее навязчивость. Тем не менее он уступил, и Клер родила ему дочь Аллегру. А у Августы тем временем уже подрастала дочь Медора, рожденная от него в 1815 году. Тогда, желая погасить слухи и скандал в обществе, он женился на Анабелле Милбэнк. Но брак был недолгим, зато бракоразводный процесс - скандальным. Дочь Ада-Августа осталась с матерью.

Покидая Англию, как оказалось, навсегда, Байрон написал «Стансы Августе», где есть такие строки:

Когда любовь бросает нас

И мы затравлены враждою –

Лишь ты была в тот страшный час

Моей немеркнущей звездою.

Он запечатлел образ Августы в Астарте, героине «Манфреда». Это было единственное в мире существо, которое любил демонический герой.

Байрон написал Августе из Италии: «В моем чувстве к тебе соединились все страсти и все привязанности. Если я кого-нибудь люблю, то потому что она хоть чем-нибудь напоминает тебя». Графиня Тереза Гвиччиоли, с которой Байрон провел последние годы, во многом походила на Августу.

О женщинах, любивших Байрона, рассказал наш соотечественник Борис Грибанов. Книга так и называется «Женщины лорда Байрона». А вот соотечественник поэта Лесли Марчанд недавно опубликовал в Лондоне сенсационный том «Лорд Байрон. Заложник страсти», поведав граду и миру о том, что автор «Чайльд-Гарольда» и «Дон-Жуана» был бисексуалом. Армия геев с восторгом приняла поэта в свои ряды.

Напоследок хочу рассказать еще об одной женщине, одержимой любовью к Байрону. Это - Татьяна Гнедич, принадлежащая к дворянскому роду Н.И.Гнедича, переводчика «Илиады». Блокадница, работавшая переводчицей, была арестована в 1944 году. Ей было 37 лет и последующие 12 она провела на просторах ГУЛАГа. Сидя в одиночке внутренней тюрьмы в Ленинграде, находясь в лагерях, на пересылках, она переводила в значительной мере по памяти поэму Байрона «Дон-Жуан». В 1963 году книга была опубликована. Это был подвиг русской женщины, совершенный во имя любви к английскому поэту.