Анастасия Поверенная

                                                         Крутые берега

                                             часть IV.  Двухтысячные годы

                                                (статьи и интервью)

                                                                Холодный неуют Свободы

                          (Письмо к Ольге Бешенковской и персонажам её повести)

         Синей речкой с жёлтыми и красными осенними берёзами — картинкой, куском детства запомнилась мне школьная «Родная речь». Теперь держу в руках другую — второй номер нового литературного журнала. Мы только мечтали о таком, a «четвёртая волна» это сделала: издала настоящий, «толстый» литературный журнал. Русский. В Германии. Ни оформление, ни содержание никак нельзя назвать провинциальным, чего можно было опасаться.

Начинаю читать со стихов.

«...Я стою в середине Европы

С азиатской тоской в глазах...» 

                                        (Даниил Чкония)

«...И кажется, уже вот-вот –

И ты шагаешь за тот порог,

И даль откроется глазам...»

                                     (Вальдемар Вебер)

        Это рефрен основной темы журнала, естественно, эмигрантской, но редакционная коллегия предупреждает: второй номер — только начало, и в будущем нас ждёт тематика самая разнообразная.

      И вот глаза впиваются в первую строчку необычной по жанру и по манере повести: «НЕНАВИЖУ...особенно немцев и евреев... Нет, всё-таки евреев и немцев...». Потом читаю название «Viehwasen 22. История с географией, или Дневник сердитого эмиграта» более пристально, вчитываюсь и настраиваюсь на ритм повести-дневника, и ... понимаю, что буквальная, плоская вера в каждую, начиная с первой, фразу автора, Ольги Бешенковской, по меньшей мере наивна. Под маской «сердитого эмигранта» — волнующийся и страдающий автор. И мне уже кажется, что мы сто лет знакомы и дружны. Сочувствую грусти и печали, временами хохочу вместе с ней, вижу её ироническую улыбку и бесовские искры в глазах...

         Часто читаем: «Редакция не несёт ответственности за...» А мы, уважаемые читатели, несём ли мы ответственность за непонимание автора? Не выдерживаю и звоню…

— Ольга, скажите, Ваше «НЕНАВИЖУ» это что — позиция или поступок?

— Конечно, поступок.

И я благодарю её за журнал и за повесть.

— А Вы напишите... 

      Вот и пишу. Не рецензию и, уж тем более, не в защиту автора от её будущих «читательниц-блондинок». …Не позиция — поступок. Позиция — это принцип, и тут стоять надо насмерть. Поступок можно понять, объяснить. Зачем Бешенковской понадобился риск — оттолкнуть от себя первой же фразой только что приобретённую публику и нового читателя?

      Повесть напечатана, стало быть, и вход в хайм V22 для посторонних уже не запрещён. Я хочу поговорить по душам не с автором, а с обитателями этого общежития. Почему не с автором? Да потому что Бешенковская не только прозаик, но и известный поэт, и у поэтов такого склада в России всегда с властями был разлад, а с жителями хайма V22 — естественно: разный жизненный опыт. Не случайно в повести она дважды говорит об этом:

«... Поэт угрюм, поэт не вхож ни во правительство, ни в храм,

Не посещает он, как Бог, молений в собственную честь...»

«... И представьте себе, был поэт абсолютно в себе,

И не прочил себя ни в министры, ни просто в Мессии…»

      Итак, я хочу говорить с обитателями этого общежития. Не прошу персональных нар, мне хватит места за столом.

       Дневником этим, «сердитым», резким, жёстким до жестокости, автор баламутит «эмигрантское болото», заставляет обитателей хайма V22 заглянуть глубоко в себя... устыдиться — и освободиться от того, что не даёт им прийти к взаимно уважающей и взаимоуживающейся гармонии отношений Они — Мы. И почувствовать себя в этой стране «у себя».

«Не говори плохо, это меня сердит», — ещё недавно говорила мне моя младшая дочь. Я тоже не хочу вас сердить, дорогие жители хайма V22, хочу лишь объяснить, что нас, старых эмигрантов, с вами роднит, а что — разнит. Не разделяет, нет, разнит — наш эмигрантский опыт.

Моя новая приятельница (из недавних эмигрантов) говорит:

 — Конечно, Мюнхен – не Москва, но жить можно, да вот только немцы под окнами ходят...

      А этажом выше живёт простая немка, пенсионерка. Поскольку получает она пенсию немногим больше социальной помощи моей приятельницы, по ночам она развозит по отелям газеты, не забывая «цап-царапнуть» пару свежих русских газет для своих новых соседей. Она знает, что у них каждый день стоит проблема выбора: потратить 5 марок на газету или на пачку сигарет.

«Нет повести печальнее...» И так, видимо, было задумано автором: дневник сердитого эмигранта провоцирует сложные чувства и вызывает из памяти пережитое. «Viehwasen 22» ещё раз убеждает в том, что и «четвёртая волна» эмигрантов из Союза, подобно предшественникам своим, не любит страну, её приютившую. Страсти, бушующие в повести, кажутся мне розовым бантиком на моей задубевшей эмигрантской коже. Моя эмиграция началась двумя годами ранее, ещё в Ленинграде, в отказе. День начинался подъёмом на эшафот, ледовыми побоищами в партийно-советских кабинетах, где ещё вчера ты была всеми уважаема, а сегодня стала врагом народа. Какая удивительная способность была у этой власти убивать в человеке — человеческое! Выходя на улицу, я ждала, что каждый прохожий плюнет мне в лицо, а если не успеет, то в спину — обязательно.

                                               Письмо редактора журнала "Родная речь":

"Wladimir Marlin, 12.02.98. Hannover.

Здравствуйте, Анастасия! Шлю Вам очередной номер "Родной речи", в котором найдёте и письмо сердитому эмигранту. Подборка откликов несколько затянута, есть кое-что, на мой взгляд, лишнее и многословное. Честное слово, хватило бы одного Вашего письма, ибо, как я уже писал Вам, - оно расставляет все точки над i. Вам - спасибо. С добрыми чувствами Вл.Марлин"

       Вы, сердитый эмигрант, не любите немецкую бюрократию — «... Справки в Германии собирают с такой же страстью, как в России — грибы...»

        Но именно эти самые справки могут Вас защитить и оградить от многих неприятностей. Со временем Вы поймёте и оцените это. Перед отъездом я в течение двух лет пыталась получить одну-единственную справку, без которой нельзя было эмигрировать: что мой отец похоронен в братской солдатской могиле в сорок первом на Смоленщине. И когда я обратилась в суд подтвердить этот факт, получила ответ: «Судебный иск отклонить из-за отсутствия юридического обоснования». Достойная по-советски память павшим..!

         Пишу о себе, чтобы продолжить разговор на тему «наш эмигрантский опыт». Замечаю, что с некоторых пор я стала подразделять «советское» и «социалистическое». Советское, в моём теперешнем представлении, стало чем-то вроде надстройки, а социалистическое — базисом. Действительно, если бы у нас всех было бы одинаковое советское, то не отдыхали бы одни «от отдыха» на нарах хайма V22, а другие — на нарах в Потьме, на Пряжке и Сычевке. Именно потому, что советское у нас разное, одни сочиняли «самиздат» и анекдоты, другие трудились над воплощением монументального лозунга «Вперёд, к победе коммунизма!». Не будь этого, «принципиальная» Нина Андреева научилась бы уважать мои принципы, не поступаясь своими.

         Мои, моё — этим местоимением я называю социалистическое в нас. Мы были там Дома (это слово пишу теперь в соответствии с немецкой грамматикой только с большой буквы) равно нищие, довольные тем, что «...и всё вокруг колхозное, и всё вокруг моё...»

          Мой приятель юности, Петя Маслов, говорил:

«У меня правило: на последние два рубля всегда покупаю четвертинку».

        Не все знали это, но все жили так же, потому что два рубля всегда последними... Мой гражданский муж несколько лет тому назад продал свою фирму в Германии, заплатив солидный налог государству (заметьте, сердитый эмигрант, — на Ваше социальное пособие, чтобы уютнее было лежать на нарах и вспоминать «цветные корешки любимых книг»!). Став безработным, смог он, наконец, посетить свою историческую родину — деревню Sankt Peters, что в благодатнейшей когда-то Австро-Венгрии, а ныне — социалистически-капиталистически-перестроечной Венгрии.

         Встретили его бедные родственники, и захотелось ему помочь им (читай, сердитый эмигрант, начало повести о мороженом, роскошном «Мерседесе», скупости и жадности немцев!). Однажды он задал мне вопрос, что бы я делала, будь у меня сегодня деньги в российском Сбербанке и что бы я чувствовала, потеряв их. Что? Заболела бы, потеряла бы сон и покой. Мне, неимущей, можно себе это позволить, в то время как он, предприниматель, должен быть всегда в форме. И добавил, что спрашивает меня об этом, потому что в этом году он потерял четверть своего капитала и всё из-за того, что «Клинтон не научился ширинку держать застёгнутой».

        Так у кого же из нас «монетный звон в ушах»? — это всё к той же, 119-й странице повести-дневника. Получив моё, которое только что было было не моё, дорогие родственники с замыслом «дающего» не справились, и пришлось ему переехать в Венгрию, самому строить фирму. Интересно было наблюдать за этим новыми «сохозяевами», совладельцами фирмы, которых интересует только один вопрос: а что здесь принадлежит мне? И в этом венгры ничуть не отличаются от нас, бывших советских. И не Германию мы не любим, а себя в ней. Потому что потеряли привычное всеобщее «моё», которого здесь, простите, и не бывало…

       Я пишу не рецензию. Просто по ходу повести отвечаю, что нравится и что огорчает. Радуюсь психологическим совпадениям слова и сути. Радуюсь, что сердитый эмигрант сердится не во всю длину строчек. Сожалею, что эту повесть-исповедь не могут прочесть немецкие феминистки, которые сердиты на меня. Несколько лет тому назад в переводе на немецкий была опубликована моя статья. Суть её сводилась к тому, что западный феминизм норовит уничтожить личность мужчины, а советский — защищает его, бедного. Читаю в повести: «Жить за каким-то мужем — как за забором... Всё равно не я буду за ними, а они за мной... при любом возможном раскладе...» А этот «возможный расклад», как советские выборы из одного кандидата, сводился к простому. Мы – жёны, матери, подруги – мы были тем забором, за которым укрывали наших мужчин от беспощадной системы. Только за нашим забором они приобретали чувство достоинства, повадку хозяина и добытчика. И несмотря на это горькой памятью застряли во мне слова покойного мужа, который до самой смерти задавал один и тот же вопрос: «Почему ты никогда не говоришь «мы», а только «я»? …Теперь радуюсь, когда мне говорят «мы».

        Если бы я писала рецензию, то должна была бы написать, что теперь уже меня, читательницу дневника, рассердило (с больной головы на здоровую?). Увлекшись необычностью стиля повествования — «постепенно входя во вкус и экстаз», сердитый эмигрант местами явно «пережимает», провоцирует уже ради самой провокации. Но это – не моя тема. Я пишу об одном: о разности нашего эмигрантского опыта, о том, что мне помогает жить в Германии, а Вам, сердитый эмигрант, мешает.

        Несколько раз в повести повторяется «Warum sind Sie nach Deutschland gekommen?» — трудно усвояемый Вашей печенью, оскорбительный для Вашей тонкой конституции, «Обитатель V22», вопрос... А как бы себя чувствовала она (ваша печень), если бы этот неделикатный вопрос здесь, в Германии, задавался Вам ещё чаще на нашем, родном..? И задавал бы его такой «родимый», которого хотелось наотмашь ударить, потому что он с твёрдой уверенностью сам себе отвечал: «Знаем зачем! КГБ — подкармливает, КГБ — доплачивает».

       И вправду, зачем приехали, зачем прилетели? «...Редкая птица долетит до...». Николай Васильевич, да Вы же всех птиц знали! ПМЖ — птица выносливая, она не только долетит, но уютного гнезда потребует и время гнездования выберет продуманно. Как же эту, тяжеловесную, можно сравнить с легкокрылой, залётной, туристической, которая на пару недель приземлится на берегах Невы? «Коль, пиво, сосиски..., а зачем вы в Россию приехали?». Тут сердитый эмигрант не учёл, что читатель легко отличит зерно от плевел. «Где мельница, а где вода?» Не надо передёргивать карты и притягивать за уши факты!

         Вопросы к нам не всегда опасней тех, что зависают в нашем мозгу и памяти страданием и болью.

«А этот убивал?» — был самым опасным для моей адаптации и интеграции. — «...А этот?»

         Звонит немка — приятельница, говорит, что умер отец.

«Eva, mein Beileid!»

      ...Ты думаешь, я хочу хоронить гитлеровского генерала? (И чего вру: хоронить — я бы их всех ещё в сорок первом похоронила, будь моя воля, но поминать — увольте...)

        Не уволили — посадили между двумя бывшими полковниками. Сразу же слышу привычное: «Я не убивал». Тот, что справа, лётчик-топограф, слева — офицер связи. Не убивали.

        И только однажды я плакала вместе с тем, кто убивал... В начале перестройки от West-Ost Forum я часто выступала с публичными лекциями, в которых пыталась остудить в немцах экстаз любви к ГОРБИ и перестройке. Признаюсь честно, мне это не удалось.

«Мы понимаем, – сказали мне однажды, — Вы обижены этой системой и по-другому говорить не можете».

         Но однажды меня поняли... После лекции в мужском монастыре в городе Weltenburg, что на Дунае, мы разговорились с настоятелем. В ответ на его вопрос, где я провела военное детство, я сказала: на Смоленщине, в обозе партизанского отряда, в Касплянском лесу, куда меня упрятали после гетто.

«Я убивал вас, я убивал...» — он разрыдался. Позже привёл меня в свой кабинет и показал записную книжку-дневник, которую читали вместе:

«24 августа, Каспля. Сегодня партизаны убили Отто, моего лучшего друга. Траур.»

        В этот день мне исполнилось 2 года, это был день моего рождения. Не знаю, как вы, «Обитатели V22», но я простила Pater Odilo. Мы подружились. И он до конца дней своих молился за меня.

        Перелетая снежные и бесснежные границы, оказались мы здесь. Общее у нас — миллиардами клеток своих каждым прочувствованная утрата родного окружения, привычной жизни.

«...ты можешь вынести максимум одну эмиграцию. Ибо вкладываешь в этот бросок все оставшиеся и сконцентрированные в солнечный комок силы — как последнюю страсть» — это слова Ольги Бешенковской. Но парадокс в том, что даже общее в нас — разнит.

«Все карты биты. Мир угрюм и пуст.

 А дальше — космос: чёрная чужбина...»

        Не на Западе, а в безвоздушном пространстве чувствовали мы себя поначалу, но мы учились свободе! Редкий из вас, сердитые «Эмигранты V22», до эмиграции не побывал на этом самом Западе гостем, туристом, в деловой или творческой поездке. Получив немецкое гражданство, мы навсегда потеряли и отчество, и отечество. Вы же переместились, смешав «историю с географией», на другие широты и долготы, сохранив — пока — «серпастый и молоткастый». Мы уезжали навсегда. А вы? Да и уехали ли вы вообще, оставив Дома «корешки любимых книг»? Вы существуете здесь – и не живёте там.

«...И пребываю за границей, хотя считается — живу...»

      Мы живём, потому что свободны. А вы оказались в собственной тюрьме, да ещё самими охраняемой. Не могу удержаться от одной цитаты Вадима Перельмутера... Писателем и составителем книги «К Верховьям» Аркадия Штейнберга приводятся слова этого поэта:

«...в лагере неизбежно и прежде всех — без шанса уцелеть, — погибали те, кто относились к своему сроку как ... перерыву в жизни, который надо не пережить — переждать, а не как к самой жизни... Понимающие это могли не выжить, не понимающие — не могли выжить».

Уверена, в «Хайме V22» нет непонимающих. Перед вами новая зона — мир, страны и континенты. Пора освободиться от «скарба скорби» и начать «нечаянную жизнь», как у поэта, автора повести «Viehwasen 22»:

«Мы стоим, как волхвы, над рождением нового дня,

И каким бы он ни был, для нас он — великое чудо...»

                                               Восток — Запад.  2000 год

      «Кадры решают всё» — кто из нас, бывших советских, не помнит этих слов? Именно эта формула стала основной задачей баварской организации ОWZ-Bayern (Баварский восточно-западный центр), которую возглавляет со времени её образования господин Х. П. Мюллер.

       На воспитании европейского менеджмента, мастерства делового администрирования и построено экономическое сотрудничество Баварии с двадцатью тремя странами Восточной, Центральной и Южной Европы, Средней Азии и Америки. Руководством этой организации решаются и вопросы делового сотрудничества с Сербией, Черногорией и Албанией.

          Баварская экономика заинтересована в расширении контактов с этими странами, в создании уважительного и доверительного микроклимата, в подготовке менеджеров для ускорения реформ малых и средних предприятий.

          Более двадцати тысяч руководящих сотрудников этих стран стали курсантами баварской школы и её многочисленных филиалов. За десятилетие более пяти тысяч человек уже побывали в самой Германии. В свою очередь 1.782 немецких предприятия благодаря тесному контакту с OWZ-Bayern успешно работают на территории бывших социалистических стран. Задача этих предприятий — на практике осуществить новые идеи рыночной экономики, организовать производство в соответствии с рыночной экономикой, показать, какую роль играют деньги и инвестиции во взаимовыгодном сотрудничестве.

        19-20 октября 2000 года в Мюнхене проходила вторая конференция «Восток-Запад» по случаю десятилетия образования ОWZ-Bayern. Tема встречи: «Опыт, стратегия и перспективы развития программ повышения квалификации».

          «Десять лет тому назад мы собрали на нашу первую конференцию около двухсот человек, — сказал в приветственном слове госсекретарь баварского министерства науки, транспорта и технологий Ганс ІШпитдиер. — Сегодня в этом зале нас уже более пятисот. А через пять лет, мы надеемся, придётся искать помещение на тысячу мест».

          В работе конференции приняли участия дипломаты и работники посольств, министры и государственные чиновники. Радует нас, мюнхенцев, что в работе конференции впервые приняло участие эмигрантское общество «Интеграция российских учёных» Мюнхена, возглавляемое доктором технических наук Марком Даховым.

          На открытии конференции были заслушаны доклады министра экономики, транспорта и технологии земли Бавария доктора Висхоя, зам. директора администрации премьер-министра Украины И.Васюника, доклад Министра высшего и среднего специального образования Республики Узбекистан профессора С. Гулямова.

         Мне же захотелось задать несколько вопросов академику А. Аганбегяну, ректору Академии Народного хозяйства при Правительстве Российской Федерации.

A.П.: Господин Аганбегян, Вы были свидетелем и участником сталинских пятилеток, хрущёвских и косыгинских реформ, гайдаровских переворотов в экономике и «пятисот дней» Явлинского. Теперь принята новая президентская программа. Вы верите в экономическое возрождение России?

А.А.: Ну, во-первых, эти программы не были долгосрочными. А второе и главное: в России экономическая ситуация қоренным образом изменилась после почти десятилетнего экономического кризиса, который был ещё усугублён финансовым кризисом 1998 года.

       Я вижу начало оживления и подъёма российской экономики. Одна треть этого роста связана с благоприятной мировой конъюнктурой: очень высокие цены на нефть, газ и металлы, а это наши основные продукты экспорта; на две трети этот рост связан с фактом длительного долговременного развития. Это — установление рыночного валового курса рубля, который стал стимулировать экспорт и ограничивать импорт. Таким образом, высвободились на рынке ценные ниши, которые были заняты импортными товарами, — теперь на них работают наши отрасли. Поэтому лёгкая промышленность последние годы растёт быстрыми темпами, а за ними и пищевая промышленность, и производство продукции длительного пользования.

       Снижение процентной ставки на капитал делает более выгодными кредиты, сокращая тем самым бартер и взаиморасчёты. Инфляция следующего года, по прогнозу, составит 12 против 18% в этом году. Рейтинг России заметно растёт на мировом рынке. Сокращается доля государства в ВВП (валовом внутреннем продукте), проводятся налоговая и таможенная реформы. Сокращение ВВП увеличивает прибыль частного сектора, а снижение таможенных пошлин даст возможность вступить в ВТО (Всемирную торговую организацию). За счёт лучшего сбора налогов и сокращения госрасходов впервые за всю историю в бюджете доходы превысят расходы, и Россия сможет выполнить свои внешние обязательства уже без займов.

А.П.: Означает ли это, что данные успехи заставят Российское государство по-новому решать вопросы ведения бизнеса?

А.А.: Конечно. Раньше главной проблемой России было выживание, сейчас — развитие. А где развитие, там на первый план выдвигаются инвестиции и инновации, подготовка кадров. С точки зрения менеджмента, главное — стратегия, определяющая картины будущего, разработка перспективных программ. В целом по России правительством принята программа социально-экономического развития страны до 2010 года, что облегчает проведение дальнесрочных рыночных реформ. Ускорению экономического развития России способствует более благоприятная политическая ситуация в стране, когда действия президента одобряет 70% населения, и разные ветви власти — президент, правительство и парламент — работают довольно согласованно, без противоречий.

А.П.: Кстати о депутатах... Вчера в кулуарах я встретилась с группой думских депутатов партии «Единство», но, к сожалению, забыла задать им важный вопрос: совместимы ли депутатская деятельность и бизнес? Можете объяснить это нашим читателям?

А.А.: Объяснение простое. С одной стороны, часть депутатов обучается, в том числе и в нашей академии. С другой стороны, депутаты содействуют обучению хозяйственных кадров. Есть у нас и главная программа — так называемая Президентская программа для молодых руководителей. Депутаты её курируют совместно со специальным думским Комитетом по образованию. Поэтому депутатская поддержка очень важна, и участие депутатов в работе конференции OWZ-Bayern совершенно закономерно. Мы же благодарим эту организацию и правительство Германии за оказанную помощь: около полутора тысяч российских руководителей нового типа за десять лет прошли здесь обучение и стажировку.

    Поблагодарив академика Аганбегяна, я подхожу к тем, кто непосредственно занимается учебным процессом. Беседую с директором агроконсорциума «Новые земли» с центром в Дрездене госпожой Мюллер и координатором проекта Шаховым.

Ш.: Мы принимаем на обучение уже пятую группу, и сейчас новая группа россиян из двадцати человек приехала на консультативно-тренировочную программу повышения квалификации руководящих кадров российской экономики. Наша задача — интересно и с максимальной пользой организовать встречи наших курсантов с немецкими фирмами и провести с ними семинары типа тренинга. Агроконсорциум «Новые земли» — один из двенадцати учебных центров в Федеративной Республике Германии, которые заняты в Президентской программе России. Но мы — единственный консорциум, который находится в новых землях: Саксонии, Бранденбурге и Мекленбурге.

А.П.: Господин Шахов, а что Вы можете рассказать о моих соотечественниках и Ваших курсантах?

Ш.: Я работаю с ними уже несколько лет, но первые впечатления меня не покидают. Наши курсанты — люди молодые, высокообразованные, очень стремительные и любознательные. Особенно это относится к руководителям предприятий малого бизнеса, которые очень заинтересованы в развитии новых деловых контактов с Германией. Но наши отношения не ограничиваются только учебным процессом, мы с интересом следим за успехами этих молодых людей уже у них дома. Здесь в зале, например, сидит наш бывший курсант бизнесмен Тущенков. Претворив в жизнь идеи, полученные у нас, он с большим успехом организовал Торговые Дома по всей России и основным центром торговли выбрал среднее Поволжье.

А.П.: Расскажите, пожалуйста, о перспективах содружества «Восток — Запад».

Ш.: Программа президента Российской Федерации подтверждена в финансовом отношении российской стороной до 2003 года, а с немецкой — пока до 2001 года. Но так как эта программа очень плодотворна для обеих сторон, мы уверены, что она будет продолжаться. Русское правительство выделило до 2003 года 4 млрд. марок. Немецкая сторона финансирует эту программу через «Трансформ» — правительственную программу, генеральным менеджером которой является общество им. Карла Дюсберга. Мы полностью оплачиваем пребывание наших курсантов, их обучение, стипендии и организацию семинаров. К тому же каждая земля дополнительно выделяет средства, исходя из своего бюджета. Как видите, цели у нас общие, и мы хотим видеть «Восток — Запад» экономически с западным уклоном.

                                                От встречи к встрече

     С бывшим российским консулом, а ныне уполномоченным представителем Баварии в России господином М.Логвиновым наш корреспондент А.Поверенная встречалась в Москве дважды: на выступлении экс-президента СССР М. Горбачёва и на пресс-конференции с руководящим советником министерства экономики, транспорта и технологий земли Бавария господином Бенд-Иоахимом Пантце (Pantze).

А.П.: Из всего, сказанного первым президентом СССР, мне больше всего запомнились слова:

«Не начни я перестройку, и сегодня сидел бы в своём президентском кресле».

Михаил Аркадьевич, в чём Вы почувствовали больше горечи: в том, что Горбачёв потерял своё рабочее кресло, или в том, что перестройка пошла не в том направлении, о котором он мечтал и на которое с полной отдачей работал?

М.Л.: В главном. Я понимаю, что многие россияне обвиняют Горбачёва во всех бедах, свалившихся на нашу страну. Уверен, что время и история воздадут ему должное. И горечь моя в том, что не все захотели понять и прочувствовать то огромное бремя ответственности за перемены, которые он добровольно взвалил на себя. Не будь он так решительно настроен, жить бы нам и сегодня в пост-брежневском режиме и не мечтать о демократии.

А.П.: Да, демократии, как и элегантности, не бывает много, и всё же российская демократия – особенная. Возьмите, например, Думу — там каждый депутат при желании может создать под себя новую партию или движение. Вчера на эту тему я говорила с Виктором Черепковым, бывшим мэром Владивостока, а ныне известным российским политическим деятелем. По его словам, «Отечество легло под «Единство» — партию нового КПСС, но уже в медвежьей шкуре. Вновь созданная Народная партия — это финал «Единства». Не больше. Поэтому я вынужден создавать свою партию Свободы и народовластия, которая сможет разбудить 65% не голосующего и не участвующего в общественной жизни населения нашей страны, но без которого нам не создать гражданского общества в России».

      И всё же, Михаил Аркадьевич, как Вы оцениваете новую Народную партию, которая уверяет жителей федерации совместить несовместимое: объединить интересы избирателя-обывателя с интересами Кремля? Не ляжет ли эта «народная партия», говоря языком Черепкова, под президента России?

М.Л.: Много не скажу. На эту партию надо хорошенько посмотреть и поразмыслить. Пока ясно, что она немногочисленна, вышла из думского депутатского объединения «Народный депутат», где депутаты избирались по одномандатным округам. Меня как гражданина настораживает непосредственность этих партийцев. С одной стороны, они выступают с демократическими лозунгами о преодолении экономической слабости России и борьбой с бедностью населения. С другой — предлагают централизовать планирование экономики, установить жёсткий эффективный госконтроль за деятельностью естественных монополий, контроль со стороны общественности за разбазариванием ресурсов государства, и так далее. Думаю, что в скором времени мы поймём — что с ней и кто с ней.

А.П.: А теперь я хочу задать мой главный вопрос, с которым пришла сегодня на эту пресс-конференцию. Как юридически можно обосновать Ваше новое назначение уполномоченного представителя Баварии в России? С вашим предшественником, господином Коббе, всё ясно: учёный, физик, много лет проработавший в России, глубоко понимающий всё происходящее в нашей стране, но представляющий интересы Баварии будучи гражданином Германии. И Вы – российский гражданин с верительной грамотой доверия Земли Бавария. Как же надо уметь работать, чтобы взаимовыгодно, а главное, взаимно равноценно проводить в жизнь баварско-российскую и российско-баварскую экономическую политику?

М.Л.: Ещё недавно Вашего вопроса просто не существовало бы потому, что не было прецедента. Но мир, несмотря на катастрофы и международный терроризм, всё-таки добреет, растёт взаимное доверие, особенно у Запада к России. Это общий ответ на Ваш вопрос. Но есть и личный. В Германии много лет меня знают и мне доверяют. Приятно, что сегодня из Мюнхена в Москву прилетел господин Пантце, мой бывший партнёр и нынешний шеф, чтобы представить меня в новом качестве. Вся моя жизнь связана с Германией. Ещё при Аденауэре, студентом института международных отношений я работал в нашем посольстве в Бонне. С 1987 по 1992 годы до окончания существования ГДР служил советником по прессе. Последние четыре года был консулом Российской Федерации в Мюнхене. Работать всегда интересно, и перемены, произошедшие в российско-германских отношениях, пришлись на самый важный отрезок моей жизни. Доверие ко мне и, кстати, к двум другим представителям Баварии — японцу в Токио и украинцу в Киеве – подтверждают, насколько интенсивно развиваются новые совместные отношения. Есть чему поучиться у Баварии.

         Не все помнят, что после окончания Второй мировой войны эта земля была самой отсталой в Германии. Но за 30 послевоенных лет сделала стремительный рывок вперёд. Сейчас Бавария — государство в государстве, здесь самые высокие технологии, начиная от военно-промышленного комплекса до самых малых производств, до продуктов питания, пива, мясомолочных продуктов и прочего.

     Более подробно о совместном сотрудничестве участникам конференции рассказал господин Пантце.

Б.-И.Пантце: Шесть лет баварского представительства в Москве принесли неплохие плоды. Сегодня одна треть немецких инвестиций в России — баварские, прямые инвестиции составляют до 20% всех немецких инвестиций за рубежом. С 90-х годов импорт из Баварии в Россию вырос на 77%, а после августовского кризиса 1998 года — на 113%, и составил более 7 млрд. немецких марок. Но цифры и количество марок — это не всё. В рыночной экономике существует одна истина: самый лучший бизнес можно делать только с сильным партнёром, не подчиняя, а работая на равных. И мы доказали это нашим российским коллегам в трудные августовские дни. Их покинули все – и англичане, и французы, а мы остались и продолжали работать.

А.П.: Господин Пантце, Вы впервые выступаете на страницах русскоязычной газеты. Я хотела бы попросить рассказать нашим читателям о задачах, которые Ваше министерство ставит перед господином Логвиновым.

Б.-И.Пантце: Господин Логвинов мог пойти в отставку, на пенсию, но принял на себя нелёгкое дело. Нам нужны его знания, идеи и огромный опыт в экономической дипломатии и инвестиционном климате. Нам его учить не приходится — все эти вопросы он с успехом решал в качестве российского дипломата.

Вот только некоторые задачи, стоящие перед ним:

     1. Экономические и политические контакты между Баварией и Россией.

    2. Оказание всяческой поддержки немецким фирмам и представителям в России, их связь с необходимыми ведомствами и службами на местах.

    3. Работа над расширением географии российских партнёров во всех отраслях народного хозяйства.

     4. Поиск выхода от простого торгового начала на прямые инвестиции, с тем, чтобы Бавария могла продавать свою продукцию на российском рынке.

     5. Информация. Расширение инфраструктур, реализация совместных проектов как на местах, так и на межправительственном уровне. И многое другое, включая посредничество в двусторонних отношениях, так как повседневная работа не проходит без проблем.

      И последнее, что я хотел сказать. Мы, деловые люди, знаем Россию и её имидж в Германии с нашей стороны намного лучше, чем его представляют наши средства массовой информации. С этой целью летом нынешнего года к дням Баварии в Москве мы привезли с собой девять журналистов, чтобы показать им «Нашу Москву» и исправить, откорректировать имидж российской столицы на страницах немецкой прессы. Но над этим надо работать постоянно и нам, и вам.

М.Логвинов: Мне остаётся поблагодарить господина Пантце за добрые слова в мой адрес и заверить обе стороны, что буду стараться делать всё зависимое от меня, чтобы подняться на качественно новую ступень. Все возможности для этого есть: стабилизировалось положение в России, постоянно проходят встречи глав наших государств, меняется отношение Запада и Америки к России. Фундамент заложен моими предшественниками, и я продолжу его строительство.

                                                      Не оскудеет рука дающего...

        Если бы меня спросили, как назвать Путинский период правления, я бы его назвала эрой цинизма. И отделяют Путина от народа и от страны два преданных ему загранотряда. Первый — в лице друзей-товарищей по кооперативу «Озеро», всякие тимченко и роттенберги, убивающие Россию материально. Второй (более холуйский) — из бездумных «думцев»: яровых, исаевых, сидякиных и примкнувших к ним газетчиков: Скойбеды, Сунгоркина и других, убивающих страну идеологически как в глазах думающих россиян, так и в глазах всего мира.

         Вывозить деньги из России оказалось престижнее, чем их ввозить из-за рубежа и тратить на собственные нужды.

         Именно поэтому в Думе с беспечной лёгкостью был принят закон «Об иностранных агентах», предложенный депутатом А.Сидякиным. И таких сидякиных в Думе — большинство.

       Теперь организации, получающие зарубежную денежную поддержку, должны рассматриваться как иностранные агенты, и их деятельность у российской власти считается политической.

        Только закон этот не объясняет, как власть будет поступать с теми, кто одновременно выступает в двух ролях — и спонсора, и получателя? Мне хочется рассказать о людях, доброта которых правит миром вопреки абсурдности российской политики.

       Сижу за чаем с моим давнишним другом Петером Бёмом, бессменным председателем и организатором общественной благотворительной компании «Помощь престарелым людям города Москвы».

        Я говорю о Петере Бёме и его недавно ушедшей из жизни супруге Ирине Крюковой-Бём, которые двадцать два года тому назад и создали «Altenhilfe Moskau», за что гражданин Германии Петер Бём в 2000 году получил российское гражданство и который при нынешнем законе стал двойным агентом. С болью, горечью и полным недоумением Петер спрашивает: как же так получилось, что мыть, подмывать, менять памперсы, стричь ногти и волосы никому не нужным и брошенным старикам, как эту помощь, эту работу можно считать политическим вмешательством в жизнь современной российской истории? И как эти обездоленные, которые стали спать на чистом белье и почувствовавшие заботу к себе и уважение к их старости, как эти люди тоже вдруг стали иностранными агентами только потому, что они приняли эту помощь?

         Недавно я шокировала моих пишущих друзей вопросом: «Кого и когда в недалёком прошлом Вы назвали благородным человеком?» Друзья задумались: и слово, и понятие «благородство» уходят, к великому сожалению, из нашего обращения...

       Я же, не задумываясь, пишу о семействе Бёмов. В начале 90-х из Мюнхена в Москву прилетели два человека, получившие только что пенсионные удостоверения: журналист фирмы «Сименс» Петер Бём и его жена Ирина Крюкова-Бём, профессор факультета славистики Мюнхенского университета. Оба — люди небогатые, со скромной пенсией. Но Москва поразила их протянутыми за милостыней руками — в метро, на тротуаре, в подземных переходах, магазинах, церквях. Пенсия горожан в те дни составляла в среднем 90 рублей, а обменный курс был 18 марок за один рубль. Дав бедняку 10 марок, иностранцы дарили каждому двухмесячную пенсию!

         И встал вопрос: что будет с теми, кто уже не может выйти на улицу, кто безнадёжно болен? Подумали – и организовали рейд по дому, где они остановились — у родственников Ирины. Таких оказалось шесть человек, и они тоже остались без иностранной денежной помощи. Вернувшись домой, Бёмы получили около 30 благодарственных писем, пересланных родственниками Ирины. Дома собрали сходку: друзей, знакомых, знакомых их знакомых. Перевели и прочли на немецком письма благодарности. Затем «пустили шапку по кругу» и собрали первые деньги — пожертвования для московских стариков. Это и было по сути первое заседание общества «Altenhilfe Moskau». Но собранные деньги нужно было передать в надёжные руки. И следующей задачей общества было создание такого же благотворительного общества в Москве. Опять нашлись знакомые, которым можно было доверить чужие деньги — преподаватели медучилища Ирина Збарская и Аза Парастаева, которые и возглавили первое в России нерелигиозное «Московское общество сестёр милосердия».

        Китайцы говорят: «Как бы ни трудна была дорога, всё начинается с шага». Первым шагом сестёр милосердия была материальная поддержка пожилых людей, потом появилась потребность в медицинской и психологической помощи. Принимается невероятное решение: создать первый в России лицей, призванный давать соответствующую профессиональную подготовку заинтересованным в такой деятельности молодым людям. Такие школы давно существуют в Германии и в других странах Запада.

А.П.: Петер, ты же не «великий фантаст», а трезвый немец. Как ты не побоялся открыть учебное заведение, о котором никогда не слышали ни в Москве, ни в России?

Г-н Бём: Не побоялся. И мы даже очень скоро перешли на самоокупаемость. Вначале нам очень помог Баварский Красный Крест. Мы просто взяли программу их медицинской школы. Потом пришли к решению, что нашими студентами будут квалифицированные и с опытом работы медицинские сёстры. Сразу же мы начали обучать их немецкому языку, потому что после первого года обучения они получали практику в наших больницах и часть зарплаты отчисляли на содержание родной школы.

         Работали мы в двух районах города Москвы — в Щукино и Северном Тушино. И каждый новый проект — это большая работа и ответственность. Например, в середине 90-х мы вместе с немецкой фирмой «Вернер и Пфляйдер» открыли в Москве мини-пекарню. Фирма «Мерседес» помогла с компьютерами. В Мюнхене мы ежегодно проводили фестиваль «Ein Herz für Russland», где ведущие солисты Большого театра давали концерты в пользу наших московских стариков. Можете не сомневаться, что спектр нашей деятельности довольно широк. Помимо мобильно-социальной службы мы занимаемся и культурно-социальной. В Северном Тушино у нас и сегодня открыт такой центр «Золотая осень», где стариков не только хорошо кормят, но и занимаются их досугом, который проходит в атмосфере любви и домашнего уюта.

         И люди из «Золотой осени», узнав о катастрофическом наводнении в Германии, тоже пришли на помощь своим зарубежным друзьям. Пусть сумма этих собранных денег была очень скромной, но германское посольство в Москве приняло это пожертвование с радостью, понимая благородный порыв братской помощи. ...А принятый закон «Об иностранных агентах» разрушает и эти общечеловеческие ценности и отношения.

         Мне в этом году — 88 лет. Ирины нет. И я не могу больше руководить обществом. Те же члены общества, кто помоложе, тоже отказались продолжить работу, почувствовав себя оскорблёнными после принятия этого закона. Очень жаль, но мы вынуждены самораспуститься.

А.П.: Петер, а можно узнать, сколько денег за эти 22 года ты перевёз в своих карманах через российскую таможню? Уверена, что никаких банковских счетов по этому поводу вы и не заводили. И ещё я помню, с какой щепетильностью ты и Ирина относились к этим «своим-чужим» деньгам, что даже сотни почтовых марок и конвертов вы покупали на свои личные деньги...

Г-н Бём: Не знаю, как считать — много или мало, но мы собрали 2 миллиона евро. Общий список спонсоров у нас около тысячи, но людей, дающих крупные суммы, всего несколько. В основном наши спонсоры — небогатые пенсионеры, взнос которых не превышает 100 евро в год. Но люди остаются людьми вне политики. Поэтому, уходя, я передал весь спонсорский список г-же Аnna Hofinga, которая в 1992 году открыла во Франкфурте-на-Майне общество «Перспектива», помогающее деньгами Москве.

       За разговором я просматриваю награды г-на Бёма. Самая солидная — немецкий крест Das Verdienstkreuz, выданный президентом Германии в 2002 году. Москва тоже не скупилась на грамоты: от Правительства Москвы, от Управы района Северное Тушино, от Международной Ассоциации Добровольческих Усилий, от Департамента Социальной Защиты Населения г. Москвы, от Комитета и Московского Дома общественных связей г. Москвы, от Московского Городского Благотворительного Совета.

       Закрыв или хотя бы сократив количество этих организаций, нахлебников московского бюджета, можно было бы сделать старость одиноких москвичей более достойной и без немецкой помощи. Мы же можем вынести только нашу читательскую благодарность г-ну Бёму и его подвигу.

                                                     Все моды в гости к нам…

(Интервью Анастасии Поверенной с модельером-дизайнером из Санкт-Петербурга Любовью Рубенян)

А.П.: Мировую гармонию, поэзию пространства и времени, этики и эстетики, морали и нравов на острие карандаша держит в своих руках художник-модельер. С одной из законодательниц российской моды Любовью РУБЕНЯН я и хочу познакомить сегодня наших читателей.

       Путь её к большому искусству был долог. Ребёнком Люба училась у Некрасовой-Коромеевой в художественной студии при Эрмитаже. Будучи подростком она занималась композицией в художественной школе Ленинграда у Александра Совлачкова, ученики которого известны сейчас в Париже и в Европе.

      Фундаментальную подготовку по всем видам искусства (академическая живопись, рисунок, композиция, театральный плакат и всё, что связано с промышленным дизайном) талантливая девушка получила в художественном училище имени В. Серова (ныне Рериха). В 1993 г. Любовь Рубенян с отличием заканчивает в Санкт-Петербурге кафедру моды, созданную в 80-е годы на базе Московского технологического института. А через несколько месяцев её принимают в Союз Художников России. Ещё студенткой Люба становится участницей многочисленных художественных выставок и заявляет о себе как о художнике с индивидуальным почерком и стилем. Но одного таланта мало...

Л.Р.: Действительно, одного таланта недостаточно. Путь к успеху и хорошему образованию — это учителя. Без моих любимых преподавателей Нонны Меликовой и Светланы Челышевой, без нашей Ирины Сафроновой, завкафедрой, я бы не состоялась как художник. Формирование специалиста, прокладывающего свой особенный путь в искусстве, определяет личность Мастера, Художника, Педагога.

А.П.: И потому Вы стали педагогом?

Л.Р.: Да, с 1998 года я преподаю в Санкт-Петербургском Государственном Университете технологии и дизайна. Программа обучения сложна и многогранна: дизайн костюма, архитектоника костюма, проектная графика, плакат, пригласительные билеты, реклама и т. д. Мне и моим студентам учиться и работать легче, чем моим бывшим педагогам. Для нас, наконец-то, открылся мир и западных технологий текстильного производства, и мир дизайна, и мир взаимного общения. После стольких десятилетий изоляции и бесконечного отставания современная российская мода может сотрудничать, конкурировать и развиваться по европейским стандартам. Вы только что были свидетелем заметного события в Мюнхене: шоу NEXT-05, где мои студенты-дипломники (я их вела с 1-го по 6-й курс) с успехом продемонстрировали собственные работы.

А.П.: Если бы не световое табло с указанием авторов, я бы ни за что не отличила работы петербургских и мюнхенских студентов Академии моды и дизайна. Можно сказать, вы задружили?

Л.Р.: Задружили и очень активно. С директором мюнхенской Академии моды и дизайна (АМД) господином Анзари сотрудничаем уже несколько лет. Он считается одним из наиболее перспективных дизайнеров Германии. Помогает ему в учебном процессе и пятилетний стаж работы в известной всем фирме «Joop», где он был ведущим менеджером. Меня радует, что в этой дружбе совпали наши интересы и общие представления о современной моде. Только что прошедшая выставка-показ мод — это первый опыт в разрабатываемом нами многолетнем совместном проекте.

А.П.: Тогда у меня сразу два вопроса: что отличает российскую школу дизайна от западной, и в чём вершина айсберга этого проекта?

Л.Р.: Коротко отвечу так. Мы работаем индивидуально. В нашей профессии успех определяется затратой энергии, вложенной в каждого студента. Подход — личностный. Ровно столько, сколько вложишь, столько же получишь. Запад работает по командному, коллективному принципу. И это хорошо! Идёт взаимное обогащение, мы учимся и учим одновременно. Вершина айсберга — столкнуть и между тем взаимно обогатить две разные школы дизайна. Немцы представления не имеют, насколько глубоко культурное наследие России в целом и Санкт-Петербурга в частности. С другой стороны, нашим студентам очень интересно узнать о новых технологиях в области текстиля и конструирования одежды. Мы не соперники. Прошлой осенью я и мои студенты приехали в АМД на мастер-класс к Али Анзари. Я — с лекциями об исторических аспектах моды в России, мои студенты — со своими эскизами и макетами моделей одежды. В свою очередь мы студентам из Мюнхена, приехавшим к нам в Санкт-Петербург, показали следующие мастер-классы: графический и по русскому народному крою.

    Поучаствовали наши гости и в международном конкурсе молодых дизайнеров одежды «Адмиралтейская игла - 04». Увезли будущие специалисты с собой русские льняные ткани — подарок наших российских спонсоров. А на нашем шоу NEXT-05 господин Али Анзари подарил нам джинсовую ткань. Наверное, потому на подиуме Вы и не смогли отличить «наших» от «ваших».

А.П.: Я понимаю, что есть разница между высокой модой и носимой одеждой — Pret-a-porter, кaк у Вас это называется. Готова ли ваша мода выйти на улицы городов, и если да – то как обыкновенной женщине научиться без больших затрат менять свой гардероб в цвете, крое и выборе ткани от сезона к сезону?

Л.Р.: Это то, над чем мы постоянно работаем. Главная задача — воплотить наши цели в моделях одежды в первую очередь для молодых и энергичных людей с учётом тенденций нового сезона: спортивный стиль, чувственность, сексуальность, романтизм. Мы за то, чтобы женщина оставалась женщиной. В мужском костюме, наоборот, утрачены элементы мужественности и чуть-чуть ему придаются темы женственности и немного шика. Ещё одно направление — авангард в одежде. Здесь главное — цвет и инновационность текстиля. Говоря простым языком — работа с тканью: ткань прорезается, склеивается, обжигается.

А.П.: И какие самые важные цвета авангарда в настоящем сезоне? Опять цвет бедра испуганной нимфы?

Л.Р.: Цвет в одежде — важный фактор воздействия на человека. В этом сезоне цвет становится более агрессивным и более контрастным. В костюме сочетаются такие цвета, которые раньше казались бы признаком дурного вкуса. Например, несколько лет тому назад было бы неприлично носить тёплый зелёный с тёплым жёлтым. Сейчас такое сочетание будет считаться признаком хорошего вкуса. Новый сезон закрыл моду на открытые пупки и брюки-клёш. Брюки становятся более прямыми, в женской моде это брюки-дудочки по фигуре или брюки в стиле а-ля Марлен Дитрих: брюки с высоко поднятой талией. Это может быть очень широкий пояс или корсет под грудь, а брюки расширяются от линии середины бедра, что придаёт фигуре чувственность, сексуальность и женственность. В моде нынешнего сезона не важна грудь, важны бёдра, и акцент делается на ягодицы. Забытое слово ТУРНЮР снова становится крайне актуальным.

А.П.: Значит ли это, что костюм нужно рассматривать ниже пояса, и есть ли изменения в верхней части одежды?

Л.Р.: Несомненно, линия плеча с помощью кроя оптически уменьшается и для мужского, и для женского костюма. Рукав становится очень узким, но при этом не ограничивает свободу движений У некоторых западных и российских дизайнеров происходит игра наоборот: мужской костюм становится более женственным. Некоторые модельеры включают в мужской костюм различные ткани, которые недавно использовались исключительно в женском костюме. В женском костюме присутствует мужской напор, агрессия и грубые материалы.

   Заметили ли ваши читатели, какая революция в последнее десятилетие произошла с материалом, тканями? В текстильной промышленности появились новые, уникальные технологии: ткани, отражающие свет; ткани, способные удерживать тепло; ткани, облегающие фигуру как вторая кожа, и многое другое. В трёх городах Европы – Париже, Милане и Мюнхене – дважды в год проходят текстильные выставки, которые помогают дизайнерам создавать свои коллекции в стилях от «кутюр» и до Рret-a-porter. А шьют новые коллекции одежды почти все крупные фирмы сейчас в Китае. «Эскада» — исключение, её «пошивочный цех» находится в странах бывшего соц. лагеря. Для вас, дорогие читатели, для вашего гардероба и работает Союз текстильной промышленности и армия дизайнеров. Будьте красивы!

                                                Все моды в гости... NEXT-06

     «Мы не должны плохо одеваться, — незачем портить экологию», — так заявил недавно один из ведущих европейских модельеров. Экология и мода, культура и природа — это не только философия, но и наш современный образ жизни. Модельер — диктатор. Он часто диктует нам нужный настрой и восприятие мира. От того, как мы одеты, мы ощущаем себя уютно дома, деловито-спортивно на службе и парадно-торжественно на праздничных вечерах.

      Прошедший NEXT-05 и нынешний NEXT-06, показ лучших студенческих работ Мюнхенской академии моды и дизайна (AMD) (крупнейшей частной школы моды в Германии) и Санкт-Петербургского Университета технологии и дизайна стали заметными событиями в культурной жизни Мюнхена. Об успехах этих школ писали все ведущие газеты Баварии, а также рассказывало Баварское телевидение.

     После просмотра я встретилась с директором AMD, профессором господином Ali Ansari и задала ему несколько вопросов:

А.П.: Господин Анзари, во-первых, я Вас поздравляю с несомненным успехом, а вторых, хочу спросить: чего Вы себе желаете в дальнейшем?

А.А.: Я бы хотел сказать, что мечтаю о том, как сделать Академию лучшей в мире, или о том, чтобы заработать миллионы, но я и мои коллеги мечтаем о ...фантазии! О том, как научить наших студентов бесконечной фантазии и открытию не существующих доныне идей. Ведь модельер — человек завтрашнего дня. Он должен научиться предвидеть, предчувствовать, предощущать изменения в обществе, вдохновляться будущим и вдохновлять массы людские. Это сделает нас и известными, и богатыми.

А.П.: И, как я понимаю, для лучшего вдохновения Вы и придумали в этот раз материальные поощрения?

А.А.: Да, это была моя идея, с которой я обратился к нашим шефам, кураторам, к фирме GOGNOSRELEXANCE AWARD, европейскому объединению и нашему спонсору. Под её началом развиваются не только Академия моды в Мюнхене, Гамбурге и Дюссельдорфе, но и медицинские премии менеджеров, школы иностранных языков и другие. Мы утвердили три премии. Первая — 1000 евро для студентов 1-го и 2-го семестров за юные таланты, которую получила Alice Knackfuss. Вторую — также 1000 евро для студентов 3-4-х семестров – за лучшую идею, за работу с материалом получила госпожа Miriam Schaaf от нашего партнера и спонсора MUNICH FABRIC START. Третья премия — 2000 евро – предназначалась для дипломников, и её получила госпожа Kathrin Graw от наших кураторов. Путь к диплому у наших студентов труден. Все они должны зарабатывать на жизнь, а иногда ещё и на жильё; все они оплачивают материал, с которым работают, и ежемесячно платят 490 евро за обучение.

А.П.: Скажите, Вы верите в то, что Ваша креативная мода выйдет на улицу?

А.А.: Да, и это подтверждает то, что многие модели были проданы сразу же после показа.

Я благодарю господина Анзари за интервью и перехожу на русский язык — продолжаю беседу с Любовью Рубинян, доцентом Санкт-Петербургского государственного университета технологии и дизайна, членом союза художников России и художником-модельером, руководителем российских студентов на NEXT-06.

Л.P.: В этом году на суд взыскательной мюнхенской публики мы представили коллекцию вечерней одежды, выполненную студентами старших курсов нашего университета. Посвящена коллекция европейской моде 30-х годов и называется «Чёрная пятница». Все работы интересны, выполнены из чёрных тканей с использованием русского меха — лисы, нутрии и тонко стриженной овчины. Вечерние платья отделаны стеклярусом, бисером и пайетками. Мы пытались сделать элегантную вечернюю коллекцию для молодых, благополучных и респектабельных мужчин и женщин. Притом наши модели — не точная копия 30-х годов, они выполнены с учётом сегодняшнего и завтрашнего дня: супер узкий облегающий силуэт как у мужчин, так и у женщин. Узкие пальто с шикарными меховыми воротниками и длинными шлицами сзади будут очень актуальны в скором времени. Стройность и ещё раз стройность — девиз всех западноевропейских дизайнеров, ни одного лишнего сантиметра, фигура должна выглядеть юной и подтянутой.

А.П.: Следует ли понимать, что одежда будет играть роль второй кожи?

Л.Р.: Именно так, любая одежда плотно облегает кожу. Очень узкий рукав, узкие брюки дают ощущение оптического эффекта.

А.П.: Какие ткани снова входят в моду?

Л.Р.: Немецкие друзья для этой коллекции подарили нам итальянское сукно, джерси и современные ткани с использованием синтетических материалов, напоминающих блестящий сатин. К этим тканям очень подошли русские кружева. Ткани довольно сложны в обработке, но затраты и трудолюбие студентов вполне оправдались на показе NEXT-06.

А.П.: Ещё совсем недавно русская школа моды серьезно отставала от западноевропейской, в частности, это касалось мужской одежды в стиле pret-a-porter и pret-a-porter de Luxus. Судя по вашим работам, этого не скажешь...

Л.Р.: Данный международный проект ценен тем, что позволил нам в короткие сроки научиться работать, вести примерки и создавать модели, отвечающие современному уровню западной моды. Если нас ещё не так давно критиковали за «русский» стиль, то нынешний показ полностью удовлетворил неподкупных критиков.

А.П.: Ну, если заговорили о критике... Ваши друзья-коллеги, друзья-соперники — студенты Мюнхенской академии моды. Oни продвинулись по лестнице успеха наверх за прошедшее время или нет?

Л.Р.: Да, мы рады за них. Если раньше у них был акцент на мужскую повседневную одежду, то в этом году мы увидели много коллекций в стиле авангард, коллекции с использованием инновационного текстиля (когда происходит трансформация, преобразования с тканью). Мне кажется, в этом большая заслуга взаимодействия наших школ, «мастер-классов», которыми мы занимаемся. Вы уже писали о том, как немецкие студенты приезжают в Санкт-Петербург к нам на конкурс молодых дизайнеров одежды «Адмиралтейская игла». У нас постоянное общение, взаимное обогащение, изучение культуры и традиций наших стран.

А.П.: А что могут ожидать наши читатели от моды в наступающих сезонах?

Л.P.: Уважаемым читателям «Южно-германского вестника», дамам и господам с наступлением весны нужно срочно обратить внимание на собственную фигуру: стройные, подтянутые молодые тела вдохновляют дизайнеров всего мира на создание новых коллекций. Мужчины с накачaнными бицепсами и широкими плечами уже не в моде. Занятия йогой и бег трусцой, а не изнурительная нагрузка на тренажерах, делает молодых людей модными. Цветовая гамма очень спокойная и у мужчин, и у женщин. Преобладающий цвет 2006-2007 годов — белый.

     Женщинам советую обратить внимание на свои ножки: разнообразные чулки с вычурными орнаментами и геометрическими рисунками или небрежно приспущенные однотонные шёлковые чулки как у юной школьницы делают женщину гламурной в наше время. И летом, и зимой моден шёлк с шерстью — легкие материалы, подчеркивающие стройность фигуры при учёте, что в швах не должно быть ни одного миллиметра лишнего. Необходимо потратиться женщинам и на юбки-баллоны, о которых начали уже забывать. Так что главная тема ближайшего сезона звучит как девиз: «Ведите здоровый образ жизни!»

                                                           Россия на перепутье

         Давно живу в Германии, но здешней комфортной жизни мешают проблемы там — Дома, на Родине.

      До отъезда из России и почти трёхлетней отсидки я была лектором-консультантом, пропагандистом Политуправления Ленинградского Военного Округа. За годы службы побывала во всех родах войск, во всех дивизиях и воинских частях округа. Сколько же честных, порядочных людей я там встретила, людей, для которых офицерская честь и достоинство были аксиомой жизни!

        И сбежала в эмиграцию я не от них, а от реальности, когда поняла, что служу не системе, а моим представлениям об её идеале.

        В отсидке страшны были два момента. Первый, когда меня публично назвали врагом народа, и второй, когда партсобрание (где меня исключали из партии) вынесло решение обратиться в нарсуд, чтобы меня лишить материнства:

«Не позволим наших советских детей увозить за границу!»

       Поэтому я ничуть не удивлена появлению антисиротского закона Димы Яковлева. Зачем щадить чувства родной матери или чувства благородных людей в Америке, которые пожелали усыновить и удочерить сирот из России..?

         А мне, матери, боязно за чужих сыновей, которые по новому приказу Минобороны могут быть брошены в огненный котел, в горячие точки сразу, всего через четыре месяца после принятия воинской присяги.

         В городе Смоленске живёт мой племянник Никита Пушкарёв. Осенью прошлого года он явился на призывной пункт, прошёл медицинское обследование и получил заключение: разорвано колено и порваны мениски. Приёмная комиссия ни врачам, ни призывнику не поверила:

«Пойдёшь к нашему специалисту, заплатишь 100 долларов США и принесёшь новый результат MRT. Не пойдёшь – сядешь в тюрьму!»

       И бабушка Никиты (моя сестра) купила ему вольную, вторично жизнь за $100 из своих пенсионных рублей. А его товарищи, только что принявшие присягу, во имя чего должны умирать? Почему новый министр обороны начинает не с решения жизнеобеспечения военнослужащих, а с портянок? Не всё ли равно молодым людям лежать в земле в обмотках, портянках или в новых носках? И не всё ли равно им и их матерям, кто отдает эти приказы — Сердюков или Шойгу?

         Сердюкова я бы судила за предательство и измену Родине. Судила бы не судом военной прокуратуры и не судом офицерской чести, если он снова возродится в армии и на флоте. Думаю, что под этот суд Сердюков в любом случае не попадает, т. к. он был гражданским назначенцем. Я бы устроила открытый процесс с участием радио, телевидения и других СМИ. Выдворенный властями из родного дома «нацбол» Александр Долматов покончил с собой в центре Роттердама со словами не только к матери, но и ко всем нам: «Не хочу умереть предателем!»

        А каждый рубль, украденный из бюджета минобороны — не предательство и не измена Родине? И если бы кто-то сумел мне доказать, что бывший военный министр

— кристально честный человек, я бы его судила за подруг-воровок, за воров соратников и подчинённых. Сколько же можно говорить о коррупции и ничего не делать?! К примеру, хотелось бы знать, насколько правы американские аналитики, утверждающие, что не так давно у Путина было $6 млрд., а в наши дни эта сумма увеличилась до $133 млрд.

          Так откуда дровишки, Вова? Кто и в каком лесу их столько для тебя нарубил?

       Я позволю усомниться в выводах глубоко уважаемого мною политолога Пионтковского, который утверждает, что Путин добровольно покинет Кремль уже в этом году (2018). Некоторое время тому назад я брала интервью в Москве у Горбачёва. Не помню свой вопрос, но хорошо помню его ответ:

«Не начни я перестройку, я бы и сегодня сидел в моём президентском кресле!»

Значит, Кремль... Это в России для сидящих в нём — пожизненное. Исключением стал пока что один Ельцин.

       А 13 февраля 2013 года я нашла в интернете радио-интервью корреспондента «Эхо Москвы» Инессы Землер с Ириной Яровой — председателем комитета Государственной Думы по противодействию коррупции.

       Яровая: «Сегодня президентом РФ внесены три законодательные поправки в федеральный конституционный закон «О правительстве…», базовый федеральный закон о запрете счетов, наличности в иностранных банках, государственных облигаций иностранных государств, акций и ценных бумаг. Это целостный ёмкий взгляд на вопросы не только противодействия коррупции, но и обеспечения национальной безопасности…»

        И журналистка задаёт прямой и честный вопрос:

«Я просто хотела уточнить: президент подпадает под действие этого закона?»

        И получила циничный ответ:

«Президент, заявляя это требование, безусловно, понимает, что и ты как нацлидер и все остальные, кто претендует на звание нацэлиты, должны быть таковыми».

        Поэтому с точки зрения президента – всё хорошо... Значит, вся Россия услышала, что президент не есть, а быть должен честным и порядочным. Не верю я и в то, что у Путина всё хорошо. Посмотрите на работу пиар-кампании Кремля. Чаще всё у них ошибочно, нежели безошибочно. И это говорит о панике, об истерии за кремлёвскими дверями. Пиарщики изо всех сил стараются связывать в узлы хрупкую ниточку понимания между властью и народом. И это не удаётся. Поэтому эту работу нахожу если не вредной, то бесполезной.

         Россия превратилась в страну жёлтого дьявола. Дед Хасан не умер — клан жуликов и воров процветает. Скоро, наверное, и орден «Почетный вор России» появится. Первый я бы вручила главному моралисту — недавнему председателю комиссии Государственной Думы по вопросам депутатской этики «единороссу» Пехтину Владимиру Алексеевичу.

         Не берусь считать недвижимость Пехтина в Америке. Мне горько было видеть триумф его ухода с трибуны Государственной Думы, а потом торжественные оды вору-депутату политологов, экономистов, журналистов, приглашенных в «Особое мнение» на радио «Эхо Москвы».

         И сколько тысяч Навальных надо собрать в одну комиссию, чтобы проверить финансы от президента, от правительства, думцев и всех чиновников от губернаторов до районных мэров и председателей поселковых советов!

         Уверена, что если бы всё награбленное и отнятое у государства собрать и конфисковать, эта сумма превысила бы и золотой запас, и резервный фонд страны.

А может, это когда-нибудь случится..?

                                               Все флаги в гости к нам...

       «Взвейтесь кострами, синие ночи...» Кого из нас, нынешних эмигрантов, не волнуют слова этой песни — билета в пионерское детство, в детство, когда мы были счастливы и далеко от нас были проблемы политики и власти!

        Невероятно, но в прошлое, оказывается, как и в реку, можно войти дважды. Через пятьдесят лет я стою с пятилетней внучкой на балконе клуба и столовой детского латвийского лагеря «Albatross», который теперь называют латвийским «Артеком», и наблюдаю вечернее построение: линейку с выносом знамени, рапортами вожатых начальнику лагеря и потом – концерт-конкурс на лучшую отрядную песню.

      И это происходит не в Подмосковье, где все студенческие каникулы я работала пионервожатой, а в новой современной Латвии, здесь, где деды и прадеды этих мальчиков и девчонок до сих пор идут «стенка на стенку»: у «Памятника Свободы» в городе Рига до сих пор собираются коммунисты, ветераны ВОВ и – пособники Вермахта. Недалеко и другие. Одни говорят: «Отдайте еврейской общине города Риги отнятые у евреев во время войны ценности!». «Нет!» — отвечают те, кто ест и пьёт из чужих сервизов, спит на роскошной чужой мебели, живёт в чужих квартирах и домах и носит дорогие украшения.

         И ещё есть другие — сотни тысяч русских, живущих десятки лет в Латвии, которые вдруг стали лишними людьми. И никто не знает, как и когда решится эта проблема — государство и его не граждане...

        У детей, получивших наглядный урок любви и дружбы в «Albatross`е», этих проблем никогда не будет. Они вырастут интернационалистами и европейцами. Да и многие из них родились уже в новой Латвии и новой России. А в лагере почти половина детей — из Москвы и Подмосковья.

         Мы не знаем, о чём думал нынешний хозяин лагеря, успешный бизнесмен и мудрый оптимист Эдуард Малеев, когда во время разъединения, распада СССР, покупая завод «ВЭФ», купил и пионерский лагерь. В этот момент латвийскому государству было не до детей, их отдыха и воспитания. Думал ли господин Малеев, что наряду с привычными для него хозяйственными задачами ему придётся решать куда более важную — идеологическую? Время показало, что отлично подобранные и латвийские, и российские коллективы чётко и правильно определили этот самый

идеологический кодекс существования лагеря. В этом, наверное, и заключается главный успех и авторитет Малеева вместе с его грамотными коллегами- единомышленниками.     

         Достаточно было посмотреть хотя бы на жизнь «альбатросцев» в День Независимости России, когда целый день в лагере пелась песня «Моя столица — моя Москва». Вот только Москва не научилась благодарить таких людей, как господин Малеев. Исконно русский, в свою родную Тулу он приезжает с визой иностранного гражданина.

        Когда гуляешь по дорожкам лагеря и проходишь мимо вновь отремонтированных корпусов, мимо бассейна, мимо новой достраивающейся котельной, что означает и зимний отдых детей в скором времени, когда любуешься уникальными пирамидальными дубами, выращенными экспериментальным садоводством Латвии, и слышишь детское разноголосье – не верится, что пару десятков лет здесь было уныние и запустение. Неизменным оставался только роскошный лес с цветами, грибами и ягодами и бесконечный песчаный пляж Рижского взморья за забором бывшего лагеря.

          Вот что рассказывает руководитель латвийской программы Лариса Степанова:

«В советское время лагерь принадлежал богатым профсоюзным организациям заводов Радиотехники и ВЭФ, а также морскому пароходству. С выходом Латвии из СССР начался развал во всём. 2009 год был пробным годом и для Эдуарда Леонидовича Малеева, и для только что собранной команды. Сначала мы все работали в разных лагерях, которые здесь арендовали помещения. Создали организационную группу и начали подбирать коллектив для будущей совместной работы. Первостепенно необходимо было выработать международную программу развития лагеря. В том же году с этой программой господин Малеев выступил по Первому Балтийскому телеканалу и нарисовал проект будущего «Альбатроса», который к настоящему времени осуществлен полностью на 100%.

         Начинали мы с нескольких десятков ребятишек в сезон, а сейчас их почти тысяча. Конечно, мы не прекращаем работы над программой, добавляем постоянно новое содержание и меняем форму работы, так как некоторые дети приезжают к нам уже три и четыре года подряд. В этом мы видим критерий успеха программы — желание детей вернуться повторно. И таких уже более 20%.

         Смена — 21 день. Исходя из этого, каждая неделя имеет свою тематику с подведением еженедельных итогов и награждением лучших детей в разных номинациях. Например, тематика августа 2012 года:

1-я неделя — «Тайна Albatross`a и Латвия»

2-я неделя — «Из прошлого в будущее за семь дней».

3-я неделя — фестиваль позитива «Разноцветная палитра».

Приплюсуйте к этому всевозможные конкурсы талантов, детское творчество и их инициативу, которые дети находят в разных кружках. Включены в познавательную программу и экскурсии. Две экскурсии для детей бесплатны: «Рига — Юрмала» и «Средневековый замок». И некоторые экскурсии – на выбор — платные: Яунпилс;  город Вентспилс (замок); киногородок «Синевилла»; природный парк Лаумас (где дети едят блины, делают из воска свечи и наблюдают жизнь пчёл на пасеке).

         Так что можно не сомневаться, что дети окружены нашим вниманием, любовью и лаской».

         А.Поверенная: Не сомневаюсь. Я разговаривала со старшей пионервожатой, черкешенкой по национальности Лаурой Тхагапсовой, которая сказала, что «Albatross» — это её личная жизнь, что её давно ждут на основной работе во Владивостоке и Хабаровске, а она всем отвечает: «Только после моего «лагерного срока», так как без лагеря я уже жить не могу».

          Ещё в большей любви и заботе нуждаются московские дети. Об этом говорит начальник смены, преподаватель Московского гуманитарного университета имени М. А. Шолохова Галина Бойцова:

«Мы приезжаем в этот, теперь НАШ, лагерь с 2010 года. В нашем университете работает одногодичная школа вожатых, набранных из педагогического состава. Работаем мы вместе с МЦДСО — Московским центром детского семейного отдыха от правительства Москвы. В нормальных, обычных семьях Москвы и Подмосковья родители сами покупают путевки на отдых в нашем лагере. Но больше всего Центр детского семейного отдыха заботится о детях из малообеспеченных и социально неблагополучных семей. Деньги в сумме 41307 рублей на ребёнка идут из бюджета правительства Москвы. И таких детей в нашем лагере большинство. И мы по максимуму стараемся заниматься их воспитанием и образовательными программами.

        Весь коллектив — вожатые, воспитатели, организационная группа, пресс-центр, руководители и координаторы программ — все мы работаем над качеством и содержанием всей творческой жизни лагеря, физического и нравственного здоровья вверенных нам детей.

       И я верю внучке, которая говорит, что это был лучший отпуск в её жизни. Даже маленький ребёнок почувствовал разницу между комфортным отдыхом в европейских клубах «Робинзона», где вся детская жизнь организована взрослыми в замкнутом пространстве, и безбрежным морем, как сам Рижский залив, детским творчеством, инициативами для раскрытия в себе новых талантов. Поэтому, уважаемые читатели и родители, кого заинтересует возможность отдыха ваших детей и внуков в лагере «Albatross», сообщаю координаты лагеря: www.albatross.lv

                                                              Мне стыдно

          Недавно мне позвонила одна дама, которая сказала, что мы знакомы, но себя на назвала.

«На вид у Вас очень мягкий характер, — сказала она, — но почему Вы так зло пишете? Зачем Вы трогаете Путина, называете его Вовой и деньги его считаете? Вы уверены, что это что-то к Вашему авторитету прибавляет?»

«Боже упаси, — отвечаю я. — Во-первых, читатели знают, что не я первая Путина Вовой назвала (Мы полагаем, что первыми его назвали так мама с папой. – Ред.). Во-вторых, миллиарды его я тоже не считала — для этого существуют аналитические центры в Америке. А авторитет свой не могу однозначно повысить, потому что не вхожу в 82% российской толпы, которая повышает путинский рейтинг.

         А поскольку я записываю себя в 18% оставшихся, то честно могу признаться, что мало доверяю и верю господину президенту.

        Вот только два примера из только что прошедшего месяца, когда американцы заявили о первых санкциях против российской правительственной чиновничьей элиты. Вспомните, как нагло они врали во всю ширину телевизионного экрана о том, что у них ничего нет за границей — Матвиенко, Сурков, Иванов и все остальные! Понимаю, что они хорошо были осведомлены и подготовлены к этим событиям, не зря организовали для себя банки — их кошельки в Москве. А вот дворцы, замки, яхты и прочее, прочее — всё не спрячешь.

         А на прошедших переговорах в Минске журналисты стали донимать президента вопросами о новых санкциях к России.

«...Я и первый пакет считал незаконным и недружественным по отношению к России... Но второй пакет — это вообще непонятно даже, о чём речь!»

        Судите сами, тактик он или стратег, о чём говорят сейчас многие политологи.

        Также при большой публике пару недель назад Путин отвечал на вопросы присоединения Крыма:

«Что Вы, с Крымом всё получилось совсем неожиданно. Мы к этому не были готовы, и мы непричастны, объявили же о присоединений острова Крым и города Севастополя только после волеизъявления крымчан».

       Минутой позже глава государства российского всё-таки проговорился, что работа с населением потихонечку шла и проводился социальный опрос. Так постепенно мы узнаем правду о «зелёных человечках» и о «вежливых людях» на Украине и далее, далее.

         Моя шестилетняя внучка говорит о своём школьном товарище: «Бабушка, я знаю, что он всё время врёт, но я ему верю». Так неужели по принципу шестилетнего ребенка живёт большая часть российского общества?

         В эмиграции я пережила уже правление трёх российских президентов, живу при четвёртом, но никогда не покидало и не покидает чувство стыда за них. Помните, как у Островского в «Бесприданнице» — кажется, ни в чём не виноваты, а стыдно, стыдно, стыдно...

        При Брежневе после моих публичных выступлений в OST-WEST FORUM ко мне подходили люди с вопросом: а как можно здорового ҹеловека отправить в психушку? В Германии даже по-настоящему психически больного нельзя держать в больнице без eгo на это согласия. Как могла, убеждала, иногда отвечала:

«Давайте на следующую нашу встречу пригласим Валерия Фефёпова и Сашу Белова из Франкфурта-на-Майне, из Парижа — Алика Гинзбурга и Наташу Горбаневскую и многих других, кто расскажет о технологии лечения психотерапией.

        Однажды я попросила выступить моего друга из Нью-Йорка, известного в Москве диссидента, доктора математических наук Юрия Гастева. Он рассказал об уникальной истории своей семьи. Отец Юрия — первый пролетарский поэт, соратник Ленина – сидел в тюрьмах России до революции и жизнь свою закончил в Советском Гулаге с небольшим выходом на свободу. По решению Ленина в 1922 г. поэт ненадолго возглавил только что созданный ЦИТ (Центральный институт труда), став его первым директором. После его гибели в Гулаге оказалась мать Юры, потом старший брат и сам Юра, которому в то время ещё не было 17 лет. Спасли ему жизнь наступившая в 1953 году смерть Сталина и страстное желание учиться, но в общей сложности семья отсидела в тюрьмах 53 года. Не помню точно, но, кажется, в Суздале есть улица Гастевых. Я рада и этому.

         Во время перестройки имя «Горби» в Баварии звучало чаще фамилий президента и канцлера ФРГ. И когда я пыталась объяснить причины, из-за которых Горбачёву не удаётся перестроить Россию на принципах западной демократии, думаю, со мной не всегда соглашались. И всё-таки среди слушателей и читателей я всё больше приобретала друзей.

         Правление Ельцина баварцы встретили очень сдержанно. Во-первых, думается, из-за его недостойного поведения, когда он бывал на Западе, а ещё потому, что он был врагом «Горби».

        Я много читала хорошего о Ельцине, но, зная психологию советского партийца, я не могла ему верить. Ну как можно было говорить об отказе от партийных привилегий – и дарить «Семье» якутские алмазные прииски? Призывать к партийной совести – и на имя дочери покупать замок XVII века в Германии..? По-моему, никто не разграбил так Россию, как демократ Ельцин. Для меня он – главный грабитель и расхититель России.

        Еще школьницей я спрашивала у учительницы: неужели Гитлеру было мало нашего горя? Почему фашисты эшелонами увозили украинский чернозём в Баварию?

        ...При Ельцине стали расхищать не только землю, но и недра. И этот государственный бандитизм по наследству достался Владимиру Путину, ПОЛИТИЧЕСКОМУ крестному сыну Ельцина.

        Сейчас специалисты подсчитали, что правление Януковича обошлось Украине в 100 млрд. долларов. Убеждена, что эта сумма — иголка в стогу сена российской коррупции.

        Примеры ещё не успели забыться. Сердюков — главный вор Министерства обороны — не только помилован, но и тайно награждён Медведевым за заслуги перед Отечеством. Козак — главный руководитель и распорядитель шайқи воров на строительстве олимпийских комплексов в Сочи — награждён высшим орденом России и повышен по службе.

       А железные дороги, а технологии, а Сколково? Можно ли найти в этой стране хоть одного честного чиновника..? Но даже и это не самое главное. Главное — путинский режим духовно растлил российский народ на всех уровнях, начиная от прикормленной Кремлём элитной интеллигенции до последнего бомжа. И этого история ему не простит.

       Новые поколения не знают, что Россия когда-то была высоконравственным христианским государством, где честь и достоинство были важнее человеческой жизни. Сейчас смыслом и мечтой россиянина стали золотые батоны и золотые унитазы. Способствуют этому в первую очередь СМИ. Я уже не пишу о Соловьевых, Киселёвых, Леонтьевых. Думаю, что напишет кто-то о Жириновском, который под маской шута дурачит толпу и приносит свои дивиденды Путину. В 82 процентах рейтинга президента – его огромная заслуга.

         Ещё недавно я наивно полагала, что закроют на телевидении аморальные программы «Пусть говорят», «Давай поженимся». Но то, что я увидела на днях в программе «Прямой эфир», меня оглушило. Большая аудитория вместе с ведущим со смаком и сладострастием обсуждали балерину Волочкову: кому и за какие деньги она продаёт свою любовь.

        Я Волочкову никогда не выбрала бы в свои приятельницы, но публично унижать женщину на всю страну — подло, низко и преступно. Это уже за пределами человеческой мерзости.

      У кого спросить, кому Задать ВОПРОС, по какому праву всё это происходит в моей стране? Нет ответа на моей Родине... И хочется кричать во весь голос мне. Стыдно, мне очень стыдно...

                                        «Никто не забыт и ничто не забыто»

                                                завещание Ольги Берггольц

     «Никто не забыт и ничто не забыто» — завещание Ольги Берггольц нам и нашим потомкам. Поэтому уверена в неправоте Германии, требующей от России не праздновать 75-ю годовщину прорыва ленинградской блокады. Редкий случай, когда я согласна с Москвой, согласна, хотя и понимаю, зачем так пышно проводится этот праздник.

     Мой покойный муж, блокадник, пятилетним мальчиком просидев все 900 дней в старом «вольтеровском» кресле в холодной квартире старинного дома номер 23 на Кирочной улице, голодный мальчик с «сытой» книгой классика русской кулинарной литературы Елены Молоховец в руках и научившийся читать по этой же книге, никогда этот день не называл праздником, а только событием, огромным событием для слёз и радости. Не только история мужа, но и жизнь многих моих друзей и знакомых- блокадников учила меня воспринимать жизнь их категориями. Они всегда казались и кажутся мне особыми людьми, людьми, которые живут не по лжи, а по совести, потому что они проживают не только свою жизнь, но живут и за тех, кто не дожил, не выжил.

       У одних это были родные, у других — родственники, у третьих — близкие друзья и даже хорошие соседи. Как близка для каждого ленинградца дорога к Пискарёвскому кладбищу...

      По этому случаю еврейская община города Мюнхена совместно с Обществом «МИР» пригласила на торжественное мероприятие 44 блокадника, трёх участников войны, оставшихся в живых, и нас — детей той страшной войны.

        Приветственные слова руководителя общества «Мир» Татьяны Лукиной, Генерального консула РФ в Баварии г-на С.П.Ганжи и председателя Координационного совета соотечественников Баварии Елены Герцог были простыми и короткими. Все выступающие пожелали участникам торжества здоровья и долголетия.

       Концерт начался с показа блокадного фильма, подаренного директором Пискарёвского кладбища Татьяне Лукиной. Недалеко от экрана расположился квартет (Артур Медведев, Полина Шефер, Бриндуса Эрнст и Филип фон Морген), сыгравший Cтрунный квартет №8 Дмитрия Шостаковича, посвящённый войне и блокаде.

         Музыканты играли так пронзительно, так гармонично и слаженно, что, казалось, на сцене играет какой-то единый музыкальный инструмент и что волшебная палочка отсутствующего дирижера превратила эту музыку в захватывающую волну всех человеческих чувств и эмоций: страданий, скорби, сомнений, надежд и, наконец, долгожданной победы. Эта волна поднялась до сводов сцены, взвилась над страдающим экраном продолжающегося фильма и хлынула в зал, в наши сердца и души.

         И зал замер: ни шороха, ни скрипа, ни движения — зал скупо рыдал. Думаю, что это исполнение было лучшим в концертной программе.

         Затем на сцену вышел известный джазовый музыкант, профессор Леонид Чижик вместе с бывшим солистом Большого театра Дмитрием Харитоновым; они устроили лирический праздник песен военных лет. А Светлана Прандецкая, любимица нашей публики, достойно продолжила песенный ряд репертуаром Клавдии Шульженко.

         Я не люблю слова М. Горького «В детстве у меня не было детства». Не верю и рада, что со мною согласна блокадница и поэтесса Лидия Смоленская. Её мягкая поэтичная форма слова сразу же воспринимается даже людьми, мало подготовленными к восприятию высокой поэзии или вообще равнодушными к ней. Своё выступление она закончила такими строчками:

«...Наше детство ценою — в Ленинграда бессмертие,

Имена непришедших огнём вечным выжжены..

Мы за них отомстили тем, что выжили…

Выжили!»

        И от себя хочется добавить: «Живите, будьте и будьте!».

Прежде чем выйти на сцену, Александр Мерлин, одетый в парадный костюм с орденами и медалями, обошел все столы с приглашёнными ветеранами, чтобы пожать всем друзьям руки.

       Он – человек необычный: и драматург, и музыкант, и артист, и поэт, а теперь ещё и руководитель театральной студии. Кто-то удивится, кто-то оскорбится, но 93-летнего любимого всеми нами Мерлина мы все ласково называем Сашенькой. Он рассказал публике, как в 1943 году лежал в родном Ленинграде в госпитале после ранения и за время лечения написал сначала музыку, а потом слова, и получилась песня «Ты вернёшься».

        В третью годовщину прорыва блокады эта песня прозвучала в исполнении заслуженной артистки СССР Тамары Кравцовой в Мариинском театре. Фотографии этой артистки носили все моряки Балтийского флота в своих бушлатах, и песня Саши Мерлина пошла гулять по кубрикам судов Балтийского моря.

       И если бы я писала сценарий этого вечера, я бы его закончила выступлением учеников Детской академии искусств при Обществе «МИР». Их творческие выступления – как эстафетная палочка от младших к старшим, а мне бы хотелось наоборот, чтобы молодежь приняла эстафету от старших, чтобы они знали историю страны своих родителей, чтобы слово «Холокост» не называли «клеем для обоев», чтобы каждый вновь рождённый становился гражданином общего мира без войн, без фашизма, без реваншизма и терроризма.

Пожелаем же новому поколению мирной и счастливой жизни!

                                                   От имени мёртвых и живых

       Две страны, два государства, два гражданских общества — Германия и Россия. Новые времена, старая тема: нацизм и неонацизм.

       В Мюнхене (хочется верить, что в последний раз) судят неонацизм. Идёт крупнейший в послевоенной истории Германии процесс над неонацистами, над ультраправой группировкой, которая занималась организацией убийств, подготовкой терактов и ограблениями банков.

      По Нимфенбургштрассе, где находится здание Верховного суда, не пройти. Воздух наэлектризован: в залах — судьи и адвокаты, во дворе — целая армия тележурналистов, пятьсот поддерживающих порядок полицейских и многоголосая, многонациональная толпа с плакатами.

         Я — среди них. И сегодня немецкий язык здесь — не главный. Главный — язык солидарности и взаимопонимания: судят и нацистское подполье, и его организаторшу Беату Цшепе, последнюю, как мне казалось, нацистку на планете.

       А дома меня ожидал удар... Включаю интернет и читаю в статье российской нацистки, «журналистки» Ульяны Скойбеды про оппозиционера Леонида Гозмана. Подзаголовок: «ПРОСТО ЖАЛЕЕШЬ, ЧТО ИЗ ПРЕДКОВ СЕГОДНЯШНИХ ЛИБЕРАЛОВ НАЦИСТЫ НЕ НАДЕЛАЛИ АБАЖУРОВ. МЕНЬШЕ БЫЛО БЫ ПРОБЛЕМ».

       И печатается эта фашистская пропаганда в «Комсомольской правде», в официальной государственной газете! А подписывал к печати этот номер квалифицированный дежурный редактор. Уверена, что перед этим читали сию мерзость и ответственный секретарь, и главный редактор газеты В. Сунгоркин.

        Почему же не задрожала рука подписывающих? Да потому, что твёрдо знали: сейчас так можно! Абсолютно согласна с Виктором Шендеровичем, заявившим, что мракобесная политика Путина привела, точнее, опустила Россию до худшего гитлеровского тридцать четвертого года. Страшно подумать, что будет завтра со страной, если уже сегодня гражданское общество «всем миром, всем народом» не потребует у власти головной ответственности за это мракобесие и закрытия газеты. Германия научила своих граждан отвечать за политические заявления. Пример — история с Евой Херманн, любимейшей — по опросу 2003 года — телеведущей новостного журнала «Тагесшоу» на государственном канале АРД. Она была популярна и любима зрителями долгих семнадцать лет.

         Но стоило ей опубликовать книгу с несколькими хвалебными словами в адрес семейной политики «Третьего Рейха», как телезвезду молниеносно уволили с работы без выходного пособия. А в прошлом году она пострадала ещё и материально: суд Гамбурга открыл процесс о её полном финансовом банкротстве, что во многом характеризует западную политику, западную демократию, взаимосвязь и взаимодействие государства и общества.

         Российской же нацистке и антисемитке Скойбеде участь Евы Херманн, судя по сообщениям в СМИ проходящей недели, не грозит. Её ждет недолгая слава и популярность в стаде единомышленников. В. Сунгоркин, главный редактор «Комсомолки», по моему глубокому убеждению, это стадо возглавляет.

        Я же им славы не прибавлю, я из предков Гозмана, и из меня в сорок первом можно было сделать абажур, если бы хватило на него моей кожи. Не успели: я выжила.

Праздник Победы начался для меня 25 сентября 1943-го, когда нам разрешили выйти из леса. Этот праздник почти сорок лет отмечала дома и продолжаю праздновать этот день и в Германии. Так сложилась моя жизнь.

         Может, «фрау-абажур номер 2» Ульяна Скойбеда устроит себе тур по богатой братскими могилами Смоленщине? И, может быть, вспомнит она Эльзу Кох, надзирательницу нацистского концлагеря, собирательницу абажуров из татуированной человеческой кожи? Патологически жестокую немку-садистку, которую узники называли «овчаркой» и которая вошла в историю под кличкой «фрау-абажур»? Стоит ли напоминать, что Эльза Кох в 1967 году в камере баварской тюрьмы накинула на себя собственноручно сделанную верёвочную петлю?

         Я не верю в извинения «журналистки» Ульяны Скобейды. Простить и извинить можно поступок. Здесь же речь идёт об идеологии. Идеологии фашизма. Мне кажется, что она должна уйти из профессии, ибо эта журналистка недостойна иметь своего читателя. Недостойна и по христианским заповедям, и по человеческим нормам любви, морали и чести.

                                                    Пока живу — помню

         9 мая — для всех нас особенный день. Но всё меньше и меньше остаётся тех, кто сделал этот день праздником Победы. Мы от всей души поздравляем ветеранов Великой Отечественной войны с этой знаменательной датой!

«Der Jude ist der Partisan, der Partisan ist der Jude» («Каждый еврей — партизан, каждый партизан — еврей», — прочитала я на одном из стендов выставки «Verbrechen der Wehrmacht» («Преступления Вермахта»), которая состоялась в городском музее Мюнхена.

«Зачем здесь? — думаю я. — Уж я-то, может, как никто другой здесь знаю, что это такое — быть евреем и партизаном».

        В 1941-м почти двухлетним ребенком я попала в еврейское гетто, а потом до конца сентября 1943-го была в обозе партизанского отряда в знаменитых Касплянских лесах на Смоленщине.

        За всю жизнь я так и не привыкла к фешенебельным курортам, морям и океанам. Моей стихией остались лес, поля, луга — то, что я нашла и полюбила сейчас в Баварии. Так зачем же я здесь на этой выставке? Что ещё могут мне рассказать документы ужасов, смерти, войны?

        И всё-таки я знаю, зачем я пришла. Я хочу увидеть тех, кого интересует то далёкое время. Экскурсанты — почти все молодые, жизнерадостные студенты и учащиеся. В руках — тетради, блокноты, вопросники. Чувствуется, что молодежь интересуется этой темой совсем не формально. В углу на полу расположилась большая группа школьников и педагогов из небольшого городка на Bodensee. Усаживаюсь на пол рядом с ними и слушаю сотрудницу музея, которая рассказывает о партизанском движении в СССР во время войны. По вопросам и ответам понимаю, что преподаватель религии, который приехал с ребятами, основательно подготовил их к реальному пониманию тех событий. Мне понравилось, как органично его подопечные увязывают Закон Божий с историей и современной жизнью страны.

        В другом зале встречаюсь с учащимися гимназии из Аугсбурга. Один из учеников с рефератом в руках увлечённо рассказывает одноклассникам о жизни в СССР. Очень хотела спросить, но не успела, почему он закончил свой рассказ 1993-м годом. Может, потому, что с этого года начинается уже история демократической России?

        В последнем зале выставки натыкаюсь на зловещий щит: «Wo ist Rechtsanwalt, der gegen diese Ausstellung war?» — «Где тот адвокат, который был против этой выставки?»

       Вспоминаю конец 1997 года. В Мюнхенском Rathaus — первая правдивая выставка о войне. Около 90.000 посетителей часами стояли в очередях на холоде, чтобы попасть в залы выставки. Но были и те, кто протестовал против её устроительства и требовал наказать организаторов, сотрудников Гамбургского Института социальных исследований.

       ...Сейчас у того щита на сегодняшней выставке стоит 75-летний житель Мюнхена. На фронт он попал 17-летним уже в конце войны. На мой вопрос «Хотели ли бы Вы найти того адвоката?» — он ответил: «Конечно, нет. Эти преступления нельзя оправдать. Мы должны честно оценивать историю и наше прошлое».

        А я спрашиваю себя, могу ли я сделать это после того, как половину жизни прожила в Германии, получила немецкое гражданство и писала домой своей матери: «Мы уже не те, и немцы — другие».

        Но ведь я тем не менее никогда не захожу к дочери в бюро, что на Messerschmiedstrasse, никогда не куплю электроприборы фирмы «Junkers», а в Deutsches Museum захожу с выхода, потому что у входа расположены самолёты. Я помню, как ревели их моторы. Люблю животных, но никогда не заведу немецкую овчарку. Помню, как долго держит лес эхо собачьего лая после облавы.

        Да, я помню всё это. И буду помнить, пока живу. И всё-таки немцы сегодня другие. На выставке я познакомилась с близкими мне по духу молодыми людьми. И внуков своих я буду воспитывать на важнейшей христианской заповеди «Не убий!».

                                                     О рукописях и жизни

        Читаю рукопись Виктории Хмельницкой «Так сложилась моя жизнь», которая была издана в одном из питерских изданий. Моя подруга пишет о себе, о своей семье, о нашей – третьей – волне эмиграции и о людях, с которыми свела её жизнь за эти долгие годы вне России.

        Пишу не рецензию (она бы была предвзятой), а хочу дополнить одну из её глав книги о Вере Лурье, одной из последних ушедшего «серебряного века», о музе трёх больших поэтов — Гумилёва, Андрея Белого и Константина Вагинова.

        С конца семидесятых и до середины восьмидесятых годов прошлого уже века я с семьёй жила в Западном Берлине и всё свободное время проводила на книжных развалах берлинской барахолки. Находки были уникальными. И неудивительно: в двадцатые годы прошлого века в этом городе находилось 78 русских издательств. Книг, журналов и газет на русском языке выходило больше, чем на немецком! Каждая найденная вещь была для меня дороже нынешних лотерей и денежных пирамид.

       Моё первое знакомство с Верой произошло не на пороге её большой квартиры в центре Берлина, а в первом номере литературного альманаха «Сполохи», который мне удалось вытащить из запылённых ящиков «Острова сокровищ». Книга эта теперь раритет из раритетов, но мне её потом пришлось подарить Вере.

       В альманахе рядом со стихотворением Б. Пастернака «Матрос в Москве»

«...Москва казалась родом щебня, который шёл

в размол, на слом, в пучину гребней, на новый мол...»

на том же развороте листа были стихи, которые я прочла впервые:

«...Слова, опустевшие улья,

И образов нет. — Как творить!

Кругом деревянные стулья,

Да мыслей запутанных нить».

        Строки эти принадлежали молодой тогда поэтессе Вере Лурье, ставшей в эмиграции очень близким мне человеком. Мы познакомились, сразу же подружились и провели много часов вдвоем у её самовара за чаем. Она умела рассказывать, а я умела слушать.

        Очень молодой девушкой, почти девочкой пришла Вера в «Дом искусств» Петрограда. Там были уже организованы студии разных писателей и режиссёров. Например, Евреинов говорил о театре. Гумилёв обучал стихосложению и утверждал, что каждого человека можно научить писать стихи. Замятин читал курс лекций о прозе. Вера посещала две студии — Гумилёва и Евреинова.

         Очень скоро она влюбилась в мэтра. В свой день рождения, пригласив поэта домой, угощала его своми стихами.

Вы глядите на всех свысока,

И в глазах Ваших тоска.

Я люблю Ваш опущенный взгляд.

Так восточные боги глядят.

Ваши сжатые губы бледны.

По ночам вижу грешные сны.

Вы умеете ласковым быть,

Ваших ласк никогда не забыть.

А когда Вы со мной холодны,

Ненавижу улыбку весны.

Мы случайно столкнулись в пути,

Мне от Вас никуда не уйти,

И усердно я Бога молю,

Чтоб сказали Вы слово «люблю».

И по картам гадаю на Вас

Каждый вечер в 12-й час

        От разбора Вериных стихов он всегда отказывался, чувствуя их незрелость, но смерть Гумилёва как-то сразу сделала её взрослой, зрелой и мужественной.

        Все его ученики из «Звучащей раковины» после убийства поэта устроили панихиду. Вера пришла к Ахматовой и сказала ей:

«Анна Андреевна, мы организовали в Казанском соборе панихиду по рабу Божьему Николаю. Придёте?

«Конечно, буду», — был ответ поэтессы и бывшей жены поэта.

       И Вера пишет стихотворение «На смерть поэта». Позднее оно будет опубликовано в берлинской газете «Дни»:

Слишком трудно идти по дороге,

Слишком трудно смотреть в облака.

В топкой глине запутались ноги.

Длинной плетью повисла рука.

Был он сильным, свободным и гордым

И воздвиг он из мрамора дом.

Но не умер под той сикоморой,

Где Мария сидела с Христом.

Он прошел. Спокойно, угрюмо

Поглядел в черноту небес,

И его последние думы

Знает только северный лес.

        И этих панихид в то странное время было немало: хоронила Вера и скульптора Томского, и своего учителя географа Таганцева, и юриста Зайцева… Была юная поэтесса и в квартире Александра Блока на его панихиде и на похоронах… Тогда говорили:

«Вот если бы разбомбить все похоронные процессии, то в Петербурге не осталось бы ни одного интеллигента».

        Родители Веры понимают, что надо уезжать. Страх за дочь гонит их сначала в Ригу, оттуда — в Берлин. В немецкой столице девушка узнаёт, что в городе есть кафе «Landgraf», где собираются русские литераторы, художники и все близкие к литературе и искусству люди. И место это называют тоже «Дом искусства».

        Веру тепло встретили, она прочла небольшой доклад о петроградских поэтах и читала свои стихи. Подошедший к ней Андрей Белый сразу же сказал: «Приносите Ваши стихи в «Геликон». И девочка, ей только что исполнился 21 год, была горда и счастлива. Но у издателя «Геликона» Вишняка о стихах Веры было совсем другое мнение. Он говорил ей:

«Благодарю Вас, сделаю для Вас всё, что хотите, но стихов Ваших печатать не буду».    

        Руководил этими собраниями-вечерами Минский. Он и переводчица Венгерова стали называть Веру мужским именем — Бенджамин, потому что она была в эмиграции первой женщиной-поэтом, да и эмиграция только начиналась. Когда на эти собрания не приходил Белый, Минский просил Бенджамин:

«Пойдите к нему и пригласите его ещё раз на наше собрание. Если Вы попросите, он придёт». Что и было на самом деле.

        Белый, Белый, Белый... 1921 год и его пребывание в Берлине было сложнейшим временем для него. Об этом периоде душевного надлома гениального поэта лучше всех и точнее всех, на мой взгляд, написал Евгений Замятин: «С антропософских высот он бросился вниз — в фокстрот, в вино... Но не разбился, у него хватило сил встать и снова жить, вернувшись в Россию». В Москву его увезла госпожа Васильева, по сути приехавшая за ним. В Берлине оставалась его жена и не жена Ася Тургенева. Единственное, что связывало этих двух талантливых людей до отъезда Белого снова в Россию — это антропософия. Когда-то, ещё перед Первой Мировой там, в швейцарских Дорнах, они определили свой брачный союз как союз двух свободных людей без супружеской близости. Об этом периоде их жизни можно прочитать у Волошина.

         Вера страдала. Рядом с Верой была у поэта в Берлине дама сердца, «простушка Гретхен», дочь хозяина кабака, где они все тогда пили вино и танцевали. Были минуты, когда всему русскому окружению казалось, что он погибает. Притом он и сам говорил Вере, что должен погибнуть, поскольку голова его была в каком-то куполе, который сгорел в Дорнах... Несмотря на все женские страдания, Вера знала, что поэт ценит её всепонимание и всепрощение — это и дало возможность её чувствам перерасти в крепкую дружбу. Часами они засиживались в пансионе на площади Виктория-Луиза, где он жил. Она была первой, кому он читал свои воспоминания о Блоке, ещё не дописанные до конца. Читал он и подробно объяснял ей и очень сложную поэму «Глоссария», и она очень радовалась, что первой смогла написать рецензию на эту поэму. Рецензия показала, что она сможет стать литературным сотрудником.    Серьёзным поэтом она не стала, профессии не было, а жизнь в Берлине была дорогой и трудной.

         Её заметили, и она получила работу литсотрудника и в «Днях», и в «Сполохах». Так, будущий советский граф Алексей Толстой предлагал ей работать с ним (и как бы сложилась её жизнь?). Секретарь редакции газеты «Руль» Арбатов тоже сулил «золотые горы». Вера часто и гордо заявляла мне, что многим в жизни она изменяла: и мужчинам, и женщинам (такое было время...), но своей партии социал-революционеров — никогда! А вот в своём шефе, потом и близком друге Михаиле Осоргине, авторе замечательного романа «Сивцев вражек», как в товарище по партии сомневалась до конца жизни.

        Очень молодая, привлекательная (Вера не была красива), жадно азартная к новой жизни и новой морали, она легко завоевывала любовь и дружбу именитых литераторов русского Берлина. Главное — они учили её литературному труду.

        Через жизнь пронесла она любовь к Эренбургам. Из молодых коллег на всю жизнь связала её дружба с Александром Бахрахом, который научил её писать рецензии и фельетоны. За одну такую рецензию им очень досталось от Виктора Шкловского. Войдя в редакцию, он схватил стул и начал им стучать по полу, резко приговаривая: «Это же нахальство и безобразие, что эти дети пишут о нас, литераторах! Какое недопустимое хамство!»

        Я бережно храню книгу «Литературные портреты» Александра Васильевича Бахраха (общее название – «По памяти, по записям»), подаренную автором Вере Лурье и передаренную мне, которую он называл шестиюродной сестрой, со словами:

«Дорогой Вере на память О Морской, О Павловске, О Берлине, О «Квартете», О Свинемюнде, О многом». Париж, 4.07.78 (день отъезда в Финляндию).

         Была у Веры и не проходящая до конца жизни боль — её еврейская национальность. Недавно умер мой хороший друг и хороший человек Enno W. Его отец был главным хирургом в нацистской армии, а мать – итальянской еврейкой. Как же гордился он, что по израильским законам он истинный еврей!

        Моя внучка Aimee Sofi Gerards к моей русско-еврейско-польской крови добавила по отцу голландско-испанскую и французско-американскую. И на том свете я буду счастлива, если она однажды скажет себе: «Я русская». Но может быть всё иначе. Она родилась и живет в Германии, и в её детском паспорте стоит «Deutsch». Не национальность, а гражданская принадлежность этой стране. Надеюсь, что в худшем варианте для меня она назовёт себя интернационалисткой.

        Вера же презирала и ненавидела своё еврейство. Национальность матери скрыть было невозможно. Зато отец был по обстоятельствам то русским (по фамилии Лурье), то «евангелиш» — национальность, придуманная Верой по мере надобности. Это подтверждает в своем тексте и Виктория Хмельницкая. И всё это отнюдь не было связано только с нацизмом. Как будто сейчас слышу её рассказ:

«Полукровок, «смесь» фашисты не убивали. Мою мать гестапо забрало только в 1944  году. Ей удалось выжить благодаря второй дочери».

         Вера не говорила о своей младшей сестре, которая, наверное, была рождена от отца-немца и по немецким законам уже не была еврейкой. Имени её не знаю, так как Вера его никогда не называла.

        По Вериным рассказам, её отец был русским гвардейским офицером и служил в Первую Мировую под командованием гетмана Скоропадского. Похоронен он был в Берлине со всеми воинскими почестями. Поэтому в начале Второй Мировой войны им приносили продуктовые карточки. ...А потом даже их собачка попала под расистские законы и была зарегистрирована как «полукровка».

«Парадоксально, — говорила Вера, — но Берлин был более свободным городом, чем вся Германия. В провинции нам бы не выжить».

         Когда очередь дошла до Веры, она обратилась к Скоропадскому, другу отца, и он помог: её тюремный срок в гестапо продлился менее восьми недель. Освободившись, работала в этом лагере машинисткой, о чём тоже пишет в «Так сложилась моя жизнь» моя берлинская подруга. Но и восемь недель в гестапо — целая жизнь. Она рассказывала мне много разных эпизодов из той жизни, когда надо было «ловчить, хитрить и балансировать, как канатоходец в цирке» (по её словам). Вера уже знала историю с русской актрисой Агатовой, которую гестаповцы застрелили у входа в её дом только потому, что она не пожелала говорить с ними по-немецки, а на все вопросы отвечала по-русски...

          Был и ещё случай, который семье Лурье чуть не стоил жизни. Ночью нагрянуло гестапо и арестовало их квартиранта. Обыск не принёс нацистам желаемого результата. А позднее Вера с матерью узнали, что этот молодой человек был связным «Красной капеллы». Через несколько месяцев к ним пришел отец этого парня и вытащил из тайника в печке передатчик. Радовались, что они всего этого не знали, иначе страх мог бы их выдать.

          После войны она написала очерк «Моё знакомство с гестапо». В парижской газете «Русская мысль» опубликовала свои воспоминания о Белом и Гумилёве. Но активной литературной деятельностью уже не занималась.

         Стихи стала писать по-немецки, как мне кажется, не очень поэтичные. Слава Богу, она не была тщеславной. Я думаю, что она и сама понимала, что всю жизнь оставалась только ученицей любимых поэтов.

         Ко времени нашего с ней знакомства она окружила себя молодёжью, давала уроки русского языка и раз в месяц устраивала у себя «литературную гостиную», которую я не посещала. Однажды Вера задала мне вопрос, повергший меня в дрожь: знаю ли я, о чём буду думать в последние минуты жизни?

«А я думаю,— сказала она,— думаю со дня смерти Гумилёва (вспомните последние строчки в «На смерть Гумилева») и знаю... Я вспомню себя юной, нежной, протянутые ко мне руки Кости (Константина Вагинова) и его стихи ко мне. Он единственный, кто меня просто любил, ничего не ожидая и ничего не требуя».

Упала ночь в твои ресницы,

Который день мы стережём любовь,

И синий дым клубится

Среди цветных, умерших берегов.

Орфей был человеком, я же – серым дымом.

Курчавой ночью тяжела любовь,

Не устеречь её, огонь неугасимый

Горит от этих мёртвых берегов.

                                              Неразгаданные головоломки

       Горечь и досада остались у меня после просмотра ТВ-фильма Владимира Познера «Германская головоломка». Головоломки остались, и если бы не последняя серия, фильм остался бы официальным и казённым.

        Нельзя было рассказывать о тяжелой истории Германии и самих немцах во время лёгкого необременительного путешествия. То, что удалось автору фильмов в Италии и во Франции, оказалось неудачным в Германии. Также неуместен здесь был со своими шутками Иван Ургант. Смотришь – и думаешь: как столь талантливому человеку изменил его профессиональный вкус?

        Плохо получилось и начало фильма: резкий контраст – весёлый праздник Мюнхенского Октоберфеста (миллионы выпитых кружек пива) и вечное горе (сотни тысяч погибших в печах Дахау).

        Меня, человека, прошедшего ребёнком через гетто и обоз партизанского отряда, фильм не тронул, не увлёк, не вызвал и рыданий. Он оказался слабее многих художественных советских кинофильмов, которые до сих пор без слёз невозможно смотреть.

        В Германии живёт несколько миллионов бывших советских людей. Опыт вживания, врастания в эту страну тоже многомиллионный. Если бы Познер учёл это в своем сценарии, то фильм оказался бы с внутренним текстом, настроением и был бы наполнен живыми людьми, а не действующими лицами.

         Первое, что отсутствует в фильме, — это  с о с т р а д а н и е  и готовность немцев броситься к нам на помощь, начиная от социального работника и кончая высоким чиновником.

         Но сейчас пишу о своём личном опыте адаптации. Моя эмиграция началась в Вене, а потом в Западном Берлине. И когда скоропостижно умер муж, мой берлинский сосед  Klaus Gavronski, диспетчер Берлинского метрополитена, в течение двух часов оформил отпуск за свой счет на две недели и вместе с женой увёз моих детей к себе на дачу под Coburg. Не брат, не сестра, просто соседи, хорошие соседи, помнить которых буду до последних дней моих.

        В начале восьмидесятых я получила работу в Мюнхене на радио «Свобода». Переезд был равносилен второй эмиграции: снова я с двумя детьми и двумя чемоданами... Но у меня уже были в этом городе первые знакомые немцы. Сначала они помогли мне снять маленькую комнату в маленьком отеле, а потом (втайне от меня) «пробивали» мне квартиру через мэрию города.

         Можете себе представить моё удивление, когда я получила письмо от господина Kronowitter, бургомистра, в котором он сообщал, что готов помочь мне с жильём «in Rahmen meiner Möglichkeiten», то есть он писал, что готов мне помочь с жильём «в рамках его возможностей!» Он, хозяин города Мюнхена, признаётся в том, что он ограничен в своих возможностях! Вот бы российским губернаторам прочитать и подумать над этим письмом... Пусть бы они поняли, чем отличаются баварские чиновники от них и их «возможности возможностей» — немецкого чиновника от российского.

      За кадры, рассказывающие о нечистоплотности и жадности немцев, снижаю личный человеческий рейтинг автору фильма. В любой стране есть люди, которые едят и пьют из грязной посуды и даже не из-за экономии расходования горячей воды. Для меня жадность немца не жаднее жадности англичанина или шотландца. Просто у западного человека отсутствует русское «сегодня – гуляй, рванина, от рубля и выше», а завтра занимаю у соседа деньги на кусок хлеба.

        Немцы не занимают, а помогают. Мы привыкли к их фондам и гуманитарной помощи. Учимся за их счет, лечимся, носим купленные ими вещи и их же критикуем.

        А вот мои примеры. В первые дни моей новой мюнхенской жизни ко мне приезжает моя знакомая (подругами мы станем позже), Frau Kius, бывший посол ФРГ в Конго и Марокко, а ко времени нашего знакомства — председатель Всегерманского Комитета по защите Валленберга. Увидев, что я наливаю чай в банку из-под варенья, была смущена не менее меня. Через час она привезёт мне роскошный старинный английский сервиз. Подарок я приняла, и мы обе смеялись, понимая несоответствие такого дара и моих чемоданов, о которых я только что писала. Но это было давно.   

         Пример из сегодняшней жизни. Сын моих хороших друзей-баварцев, драматург и переводчик поэзии ренессанса с французского на немецкий язык Georg H. долгие месяцы содержал двух своих друзей, которые защитили докторские диссертации (юрист и философ), но то ли не нашли, то ли долго не искали работу. А работающий друг оставлял себе треть зарплаты, а две части переводил на банковские счета временно безработных. Желаю и Вам, уважаемый Владимир Владимирович, и Вашим внукам такого друга!

         Понимаю, что главными темами фильма были две: всепрощение немцев и современный нацизм. Самый наглядный пример для меня в фильме — дочь Познера, живущая в Берлине. Она вместе с немцами-соседями мостит свой двор булыжниками, на которых высечены имена и фамилии евреев, живших здесь в гитлеровское время и уничтоженных в концентрационных лагерях. Сожалею, что в этот фильм не попал современный памятник — стенд жертвам фашизма, придуманный историком Leo Bruks и художником Kastner: каждый ноябрь ставят они в микрорайонах Мюнхена белые старые потрёпанные чемоданы с бирками, на которых все имена и фамилии евреев, живших до войны в домах и квартирах этих районов. Трогательно наблюдать, как к этим памятникам жители несут цветы и зажигают свечи — ничто не забыто! И это меня радует.

         Не заметил весёлый путешественник и автор фильма и еврейский музей под открытым небом на площади Свободы в районе Нойхаузен, где на каждой стеле — фото и биографии почётных евреев-бюргеров довоенного Мюнхена. Недосуг было ему заглянуть в городской справочник названий улиц города, из которых он бы узнал, что в Мюнхене 96–98 или вновь названных (таких, как Geschwister Scholl Platz), так и вернувшихся с догитлеровского времени улиц, которые носят имена евреев, почётных граждан города. Среди них – президент футбольного клуба Баварии Kurt Landauer. Именно с ним клуб в 1932 году впервые стал чемпионом Германии. Возродили мюнхенцы память и художника Liberman, президента Академии Художеств в начале тридцатых, а также и первого профессора истории современной литературы Германии Michael Bernays и многих других замечательных деятелей. Я уже не говорю о том, что много интересного материала для фильма могла бы принести и еврейская община города Мюнхена...

        Не в словах, а в деле вижу я покаяние моих нынешних сограждан и ценю это. Что же касается главной темы — современного нацизма, – я бы убрала из фильма татуированные бицепсы молодчиков. Просто показала бы их зловещую деревню и фрагменты заседаний Верховного Суда Баварии, где проходил крупнейший в послевоенной истории Германии процесс над нацистами и их лидершей Беатой Цшепе.

         А вот контраст про любовь к Родине мне понравился. Мадам (то ли русская, то ли украинка) в театрализованном костюме принцессы и будущей императрицы России на всю ширину экрана заявила интервьюеру о личном счастье: Германия стала её второй Родиной.

        На нескольких сотнях метров кинопленки мы видим внуков Познера. Один, смущаясь, говорит, что по национальности он чувствует себя берлинцем, а старшая внучка грустит потому, что везде, где бы она ни была (в Германии, разумеется), чувствует себя немного не у себя...

        Спасибо внукам господина Познера. Они не только посмотрели фильм дедушки, но и внесли в него своё живое слово. Я — с ними, потому что не верю во вторичность: второй дом, вторая Родина и даже второе мировоззрение: сегодня ты — коммунист и КГБист, а завтра стоишь со свечой в руках у алтаря Храма Спасителя и целуешь руку патриарху. Не верю в эту «искренность», в эту вторичную правду.

        А ответу Владимира Владимировича на вопрос — не германофоб ли он?  «Стараюсь не быть» — хочу верить.

                                           В неволе свободы выбора

       Семейное счастье, золотая середина. Как скрестить задушевность всегда слегка подвыпившего российско-советского мужа и стереотип современного рационального нещедрого мужа-немца, любовь которого светит, но не греет?

        Об этом на страницах одной русскоязычной газеты писала журналистка N.: «...не принять быть родным в нашем русском понимании», — сетует она на нового мужа.

        А вы загляните в немецко-русский словарь: родной — «der Verwandte» — переводится только как «родственник», а никакая вам не родня по духу. Да и духовность, наша внутренняя наполненность, чем мы так гордимся перед нашими новыми мужьями, переводится с русского языка без нашей поэтики. «Geist» (дух) для них, немцев, в первую очередь понятие религиозное. Затем трактуется как сознание, а чаще — как ум и мысли. По словарю Ожегова, всё правильно...

          Нет, чтобы принять это как производную для создания новой семьи: наша духовность и их прагматический ум — новый фундамент эмигрантского брака. Мы же хотим заиметь всё сразу в новом браке, но не хотим понять простую истину: прежде чем получить, нужно научиться отдавать.

         Если в новом браке взвинченная российская национальность не наложится на устойчивый немецкий прагматизм, а русская душевность не совпадёт с немецкой сентиментальностью, гармоничному браку не быть. Прожив первые двадцать лет в Германии, из которых последних тринадцать — с немцем, я пришла к убеждению, что семья — это взаимные обязательства. Счастливы в браке те, кто эти обязательства выполняет с любовью, готовностью и желанием. В таких случаях семейный круг становится неразрывным кольцом независимо от национальности и менталитета.

       Нам, бывшим советским жёнам и подругам, в новой стране необходимо многому учиться и научиться, освобождаясь от внутренней лености. К сожалению, достаток и материальное благополучие мужа для многих из нас становится тормозом, а не стартовой площадкой для развития. Уверена, что с этими проблемами сейчас столкнулись и семьи «новых русских».

         Вспоминаю себя в прошлой, советской жизни и вечный упрёк мужа:

«Почему ты никогда не говоришь «мы», а только «я»?

        Думаю, что была не единственной. На первом месте были дети, карьера и работа, а муж сосуществовал рядом. Жила по принципу — куда он денется... И только после его смерти поняла, какой плохой женой я была. Наготове всегда был ответ: «Прости, не успела». Сегодня не успела рубашку погладить, завтра — поесть приготовить и т. д.

        С немцем такое поведение непозволительно. Независимо от того, приедет он домой или нет, в 12:15 стол накрыт и обед готов. Наконец понимаю, что еда — не смазка двигателя, а удовольствие и наше с ним свободное время с выключенным на пару часов телефоном и запертыми на ключ воротами дома.

        Многое, что в новой семье принимается как протокол, в российской не имело места. Если бы, к примеру, кто-то из моих бывших ленинградских подруг сказал, что они с мужем ежедневно обсуждают меню на завтра, я бы не поверила. Готовили из того, что успели достать, из того, что завезли в ближайший магазин. Я бы подняла на смех моего покойного мужа, попроси он меня приготовить фасолевый суп, предупредив, что стручки должны быть нарезаны длиной полтора сантиметра.

        По мнению второго мужа, стручки, нарезанные длиной по одному сантиметру, в тарелке выглядят неэстетично, а по два — не умещаются в ложку. Так в мелочах, в буднях учусь толерантности, учусь хотя бы пару часов в день быть самой у себя домработницей при полном достатке.

       Однажды была просто шокирована, прочитав, что дочка Штрауса, первого человека Баварии, после гимназии вместо престижного университета пошла в школу домоводства. Теперь понимаю, почему: университет от неё никуда не делся, и, став министром культуры и образования Баварии, она с министерским блеском вела и домашнее хозяйство. Рабочее кресло — только дополнение к традиционным трём К — Küche, Kinder, Kirche.

       Часто встречаются брачные объявления, в которых солидные дамы из Москвы, Ленинграда, Риги и Одессы предлагают себя в жёны немцам. Хочется задать вопрос: сможете ли вы стать женой западного человека? Как им объяснить, что такой брак — это два мира, два образа жизни и мышления, два различных социальных уровня, два воспитания и, наконец, два языка? Хватит ли жизни и желания преодолеть всё это и остаться достойной партнёршей мужу и не превратиться в чеховскую душечку?

      И если одна из них когда-то услышит от мужа-немца «Du bist ich», пусть с полной уверенностью переведёт как «родная»…

КРУТЫЕ БЕРЕГА ЧАСТЬ 1-Я

КРУТЫЕ БЕРЕГА ЧАСТЬ 2-я

КРУТЫЕ БЕРЕГА ЧАСТЬ 3-я

КРУТЫЕ БЕРЕГА ЧАСТЬ 4-я

КРУТЫЕ БЕРЕГА ЧАСТЬ 5-я

• Редакция не несет ответственности за содержание блогов и за используемые в блогах картинки и фотографии.
  Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.

  
  Оставить комментарий могут только зарегистрированные пользователи портала.

  Войти >>