Снова печёт изжога,

Снова болит нога.

Жить мне осталось немного.

Прорвёмся? ...А нафига?

После его смерти остались старый магнитофон, расстроенное пианино, сотни афиш, кот по кличке Бульдозер и тысячи писем со всех концов света.  Но всё это состояние, в том числе и крохотную комнатку на четвёртом этаже, наследовать было некому. Ни детей, ни внуков, ни родных, ни друзей у покойного не было. Было только мощное эхо многолетних рукоплесканий, шлейф бешеного успеха, известность и любовь миллионов поклонников по всему миру

Майору Якушеву до пенсии оставалось служить всего ничего – год с хвостиком. Высшего образования он не имел, но имел натренированное чутьё на настроение начальства. Поэтому все комиссии партийно-политическую работу в батальоне считали хорошо организованной, а самого замполита в политотделе ценили за надёжность. Ему можно было доверить самое ответственное задание, и он с ним всегда справлялся – будь то подготовка художественной самодеятельности к дивизионному смотру или хлебосольная встреча начальства. В последние месяцы службы перед пенсией майор Якушев стал заметно осторожней и старался не влипнуть ни в какую неприятную историю.

...мне трудно было представить, как это уже давно живущие в Ленинграде люди невзирая на имевшиеся блага бросали всё – хорошую работу, жильё, могилы предков – и покидали не только на время наш прекрасный город, но и уезжали из страны навсегда. Мне это представлялось чем-то невероятно глупым, ошибочным... А ведь уезжали! При этом люди свою подготовку к отъезду старались не афишировать, исподволь готовились, держали в тайне. Часто даже близкие друзья в это не посвящались. Всё проявлялось только при увольнении с работы.

Моей приятельнице Вере было под шестьдесят лет, но она была ещё очень активной леди. Нет, она не делала гимнастику по утрам, не занималась бегом. Вера занималась шопингом. Для этого она почти ежедневно направлялась в центр города, где были расположены основные магазины. Новые модели одежды и обуви её завораживали, но не всегда она могла позволить себе что-нибудь купить. Вера с нетерпением ждала каждую среду. В этот день она ухаживала за больной старушкой. Готовила ей пищу, убирала квартиру и в итоге получала хороший дневной заработок. Окрылённая полученными деньгами, она тут же ехала в магазины и покупала то, что особенно ей приглянулось.

Когда становишься старше, часто сожалеешь, что не расспросил родителей о предках. Хорошо, что мама иногда вспоминала отдельные эпизоды из своей жизни и нам с сестрой рассказывала. От неё я узнала, каким образом её семья оказалась в подмосковном городе Орехово-Зуево, где я родилась.

Родители мамы были родом из небольшого городка Тейково Ивановской области. Моя бабушка Мария была единственным ребёнком. Её семья была обеспеченной, имела собственный двухэтажный дом и даже служанку.

А дальше Катунь воспользовалась услугой попутной волны, вырвала чалку из железных Колиных рук и хо-хо-ча унесла с собой: плот, рюкзаки, фотоаппараты, гитару... Игра с перетягиванием каната ей явно понравилась. А может, Катунь слышала от кого-то определение человека: Homo ludens – «Человек играющий».  Вот и играет с ним, не соразмеряя порой своих и человеческих сил. Кто её знает…

Держа девочку на вытянутых руках, чтобы не завшиветь (девочка уже почти ничего не весила, одна душа, да и та держалась на волоске), он принёс её домой. Плача от бессилия и жалости, Велвл сказал своей маме: «Прости меня, я не должен был это делать, ты и так валишься с ног, но оставить её я тоже не мог». Моя мудрая бабушка ответила: «Майн Зин (мой сын)..., ты сделал всё правильно, и за это Бог пошлёт тебе сына».

...в той или иной степени в создании мемориала «Катюша» принимали участие многие труженики ряда цехов и служб головного завода объединения.

И вот господин Макаров С.В. со своими подручными без всякого стыда и совести глумится над памятью народной о подвигах карламарксовцев – ветеранов Великой Отечественной войны, фронтовиков, Героев Советского Союза, ветеранов-блокадников, трудовой подвиг которых не чета проделкам «чиновников от культуры», которые демонстрируют ещё и своё пренебрежение к произведению монументального искусства, к авторам и создателям проекта памятника.

В дни карантина и жёсткой изоляции, когда весь мир потрясло известие о нашествии пандемии COVID-19, я решил сесть за работу, чтобы отвлечься от реальных событий, поберечь здоровье, а заодно заняться полезным делом и осуществить давно задуманную идею написать продолжение моей первой книги "Через расстояния и годы".