Прошлое - родина души человека (Генрих Гейне)

Логин

Пароль или логин неверны

Введите ваш E-Mail, который вы задавали при регистрации, и мы вышлем вам новый пароль.



 При помощи аккаунта в соцсетях


Темы


Воспоминания

Феликс Ройзенман

 

 

Мы рождены, чтоб сказку сделать былью

 

 

 

      Так уж мне повезло, что вся моя жизнь была яркой, насыщенной и интересной. Я из поколения, родившeгося перед войной – 1937 год. Детство мое выпало на трагические годы войны и послевоенных трудностей. Но мне очень повезло: меня окружали и воспитывали замечательные люди. Мама и папа всегда очень чутко и бережно относились к детям, прививая неназойливо (главным образом – своим примером) доброту, честность и ответственность за свои поступки. Я рос вместе с младшим братом Валерием. Огромную роль сыграл в нашем воспитании старший брат Рэм, которому уже в раннем юношестве (с 14 лет) пришлось работать во время войны на танкоремонтном заводе. Он много нам рассказывал, и его рассказы, его доброе к нам отношение помогали нам жить в душевном, психологическом комфорте. Мы с Валерой как-то спокойно переносили все тяготы военной и послевоенной эпохи – эвакуацию, постоянный голод, отсутствие многих необходимых вещей и многое другое. Нам, детям, всё время было хорошо...

 

      Следует сказать немного о предвоенном поколении советских людей. Иначе многое из рассказанного ниже будет не совсем понятно. Дух этого поколения можно выразить словами из песни: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью». Это вдохновение, это желание сделать в своей жизни что-нибудь замечательное и приблизить золотой век человечества – это было впитано с молоком матери. Затем это стремление настойчиво воспитывалось во время школьного обучения, при чтении книг А. Гайдара, Н. Островского и других советских писателей, во время участия в разных кружках, в передачах по радио, а потом и по телевидению (начиная с 50-х годов). Майские демонстрации в Москве, куда дети ходили с родителями, также пробуждали чувство общности с воодушевленными людьми и причастности к чему-то возвышенному. Это поколение искренне верило, что живет в счастливой стране, которая несет свет правды, братства и доброты всему миру. Как оказалось позже (и это действительно очень интересно!), дух человеческого братства, воспитанный, как выяснилось потом, с помощью ложных предпосылок (диктатура пролетариата, борьба с капитализмом и прочее), всё равно создавал возвышенный настрой на учебу, работу, дружбу, солидарность. Наилучшим образом сформулировал тот дух своего поколения писатель Олег Куваев: «Умри, но сделай!». 

 

       Конечно, на настрой этого поколения в огромной степени повлияла война и великая победа, которая с потрясающей силой показала, что самоотверженный труд и сплочение народа могут творить чудеса. Впереди, казалось, эти же качества народа должны привести к процветанию. А временные трудности, связанные с коварным нападением жестокого и безнравственного врага, они неизбежны, но скоро пройдут, а впереди – счастливая жизнь счастливого народа...

     Вот с таким настроением вступало в жизнь это поколение. И этот настрой в полной мере был характерен для меня и для моего брата Валерия. Конечно, ничего подобного мой брат не говорил, но по его жизни (а она вся прошла на моих глазах, мы постоянно общались) это было хорошо заметно. Огромная работоспособность, самоотверженный труд (хотя он считал это обычным, нормальным делом), абсолютная честность, справедливость, отзывчивость, творческое отношение к делу – всё это было для него само собой разумеющимся. И иного он себе просто не представлял.

 

     А работать нам с Валерой приходилось в местах, где нередко требовалась смелость. Так, одну из производственных практик Валера проходил в горах Кавказа, каждый день поднимаясь для составления геологических карт на высокие хребты, на скалы, ледники, где каждый шаг грозит непредсказуемыми опасностями. А потом многие годы мы работали в Алданской тайге, в Южной Якутии, где на сотни верст – глухие леса, многокилометровые болота, называемые «мари». Поневоле вспоминаются слова Н. Островского: «Так закалялась сталь». Но в отличие от героев Н. Островского здесь никто не считал это подвигом, а всего лишь самой обычной ежедневной работой: «ничего особенного!». Да и в повседневной жизни, в свободное время мы выбирали с Валерой для отдыха тоже непростой вид спорта – горнолыжный, где смелость и решительность также нам помогали.

     Вот от этого вступления перейду к описанию моей жизни, работы и творчества.

 

 

ДЕТСТВО

 

 

                                                               «Счастлив дом, где пенье скрипки

                                                                                наставляет нас на путь..."

                                                                                                   Б. Окуджава

 

       Я родился в Москве в 1937 году.

      Папа мой – Ройзенман Моисей Иосифович, 1900 года рождения, уроженец украинского города Житомира. Еще до революции он вступил в партию большевиков, чтобы освободить народ от эксплуатации и добиться справедливости. Во время Гражданской войны он был комиссаром одного из отрядов в дивизии Григория Котовского (я помню, он показал нам как-то денежную купюру, подаренную ему Котовским, с автографом знаменитого командира дивизии). Однако рассказывал папа про Гражданскую войну очень мало. После окончания войны любознательный юноша поступил в организованный в 1920 году Государственный Электростроительный Институт имени Я.Ф. Каган-Шабшая (это был институт, организованный на средства самого профессора Я.Ф. Каган-Шабшая). В этом институте готовились первые советские инженеры-электрики, и наш папа был одним из первых инженеров, подготовленных в советское время (у него был диплом с номером 200). Он так всю жизнь и проработал инженером-электриком. Папа до самой смерти (в 1979 году) оставался искренним приверженцем коммунистической идеи. Во время «чисток» «старых большевиков» в тридцатые годы папа уцелел в силу ряда обстоятельств. Во-первых, он никогда не соглашался на повышение по службе и не был никогда начальником. Это в какой-то мере, наверное, позволяло ему оставаться «в тени». Когда он был избран на XVII съезд партии («съезд победителей»), он просто туда не пошел и не участвовал в работе съезда. Это спасло его при уничтожении И. Сталиным практически всего состава съезда. Еще один случай он рассказывал нам о планировавшейся в 1939 году поездке на стажировку электриков в Америку. Но как раз в это время родился Валера, и мама оказалась с тремя  маленькими детьми, один из которых был грудным. Папа не захотел оставить маму в таком положении и отказался от поездки. За это его чуть было не лишили партийного билета. Но его защитил министр промышленности Серго Орджоникидзе, который знал папу еще с 20-х годов. После стажировки в Америке все шесть специалистов, прошедших эту стажировку, были репрессированы и погибли. Так и на этот раз папе чудом удалось спастись.

     Мы с Валерой в детстве много читали, в том числе и классиков марксизма. Прочитали много произведений В.И.Ленина (у папы было полное собрание сочинений В.И. Ленина).  На этой почве, например, у Валеры с папой иногда возникали дискуссии. Валера достаточно критически относился ко многим сторонам жизни советского общества и считал это отходом от марксизма-ленинизма. Он прямо сообщал об этом папе. Дальше развертывалась   стандартная дискуссия. Папа возражал Валере и говорил, что всё идет правильно и в соответствии  с  теорией марксизма-ленинизма. А Валера приводил на память соответствующую данной теме цитату из Ленина и говорил, что Ленин считал как раз по-другому. На этом спор кончался. Папа до конца своих дней остался убежденным коммунистом-ленинцем.

      Папа когда-то в детстве обучался игре на скрипке. Дома у нас была маленькая скрипочка, и изредка папа играл на ней простые мелодии. Особенно любил он мелодию из песни «Споемте, друзья, ведь завтра в поход уйдем в предрассветный туман...». Поистине, как у Б. Окуджавы: «Счастлив дом, где пенье скрипки наставляет нас на путь». Наверное, свои пристрастия к музыке и песням мы с Валерой унаследовали от папы. Так, уже после войны мы с Валерой играли в Москве в районном оркестре народных инструментов, ходили на концерты классической музыки. Также мы очень полюбили студенческую бардовскую песню.

 

     Мама наша (Вайнрауб Фрума Моисеевна) по образованию была педагогом и работала когда-то в Академии имени Крупской. Но потом она заболела ревматизмом и последние долгие годы провела в постели. Папа постоянно ухаживал за ней, поддерживал ее своей любовью, добротой и вниманием. Мама была удивительно светлый и любящий человек. И этот поток доброты и нежности согревал, безусловно, наше детство. Кстати, мама была тоже очень музыкальна – она прекрасно пела. Я запомнил в ее исполнении  неаполитанскую песню «Гондольер молодой, взор твой полон огня». Всё это, конечно, отражалось на наших настроениях и пристрастиях.

Наша няня Циля, Валера и я перед войной (начало 1941 года)

   

    Вспоминая о детстве, нельзя не упомянуть еще одного человека, ставшего членом нашей семьи. Это наша няня Циля, которая окружила нас теплотой и заботой и взяла на себя (при больной маме) большую часть домашних работ. Это позволило нам больше времени тратить на учебу, спорт, музыку и многое другое, чем мы занимались в детстве.

 

 

Война, эвакуация

 

    Папа наш во время войны получил «бронь» (то есть не был призван в армию) как специалист, присутствие которого необходимо было в промышленности (возможно, роль сыграл и его возраст – в начале войны ему уже был 41 год). Однако папа, несмотря на возраст и «бронь», поступил в добровольное ополчение. В самом начале войны, уже будучи на фронте, папа сильно заболел и был эвакуирован в Москву. А это ополчение попало в окружение, и все погибли. Таким образом, тяжелая болезнь спасла его от гибели.

      При приближении немецкой армии к Москве семьи сотрудников завода, где работал папа, решено было эвакуировать из Москвы. И в сентябре 1941 года мы с Валерой и с мамой выехали в Горьковскую область. Мне было в это время четыре с половиной года, а Валере – два с половиной. Жили мы в глухой деревне Бутурлино Бугурусланского района.  Конечно, жили натуральным хозяйством. Я помню из этого времени очень мало. Запомнилось только, что я участвовал в сборе хвороста для печки, а требовалось его в те страшно холодные зимы очень много. Но поскольку все заботы по нашему жизнеобеспечению взяла на себя мама, у нас с Валерой не осталось каких-либо тягостных воспоминаний об эвакуации. Видимо, именно так птица накрывает своим крылом птенцов, и им тепло и хорошо несмотря ни на что...

 

     На всю деревню только наша мама, как оказалось, имела хоть какое-то представление о медицине и простейших лекарствах (самым популярным у нас был «красный стрептоцид»). Поэтому к нам в домик регулярно приходили местные крестьяне и просили помочь. И мама в силу своих знаний и возможностей помогала всем. Помню, пришла старушка с внучкой и попросила: «Мойсевна! Поставь Машке градусник. Может, полегчает?». Вот на таком уровне была там медицинская грамота.

     В конце 1944 года мы возвратились в Москву. За нами с завода, где работал папа, прислали сотрудника. Ехали мы на перекладных, в переполненных вагонах. Запомнилась ночевка в каком-то огромном здании вокзала, и я, проснувшись ночью, увидел, как по переплетам больших окон ползали здоровенные крысы. Но рядом с мамой мы с Валерой ничего не боялись.  

 

 

Послевоенные годы. Школа

 

     В 1945 году я поступил в школу. Учился легко. У меня была великолепная память.  Рано научился читать, лучше всех освоил немецкий язык, который мне очень нравился. В

девятом классе немецкий язык стал нам преподавать новый учитель. Этот учитель, прошедший всю войну армейским переводчиком, спросил меня на первом уроке после моего ответа: «А ты по национальности не немец ?». Я надолго запомнил фразу учителя, обращенную нашему классу: «Учите, ребята, немецкий язык! Немцы – это нация, они себя еще покажут!». Мы отметили эту фразу, хотя и удивились смелости нашего учителя – в те времена говорить такое было не положено и опасно.

       Кроме школьных занятий, мы с Валерой занимались музыкой. Мы с ним играли в оркестре народных инструментов в клубе завода «Прожектор». Наша руководительница оркестра перед началом игры каждый раз настраивала инструменты (балалайки, домры), и на это уходило много времени. Вскоре она выяснила, что у Валеры абсолютный слух, и стала привлекать его к настройке инструментов. Так и получалось, что половину инструментов настраивала она, половину – Валера, и всё происходило достаточно быстро. Кроме того, в некоторых музыкальных произведениях имелись сольные партии, и наша руководительница выбрала двух солистов – Валеру и нашего друга Володю Глейхмана (надо сказать, что Володя всю жизнь посвятил музыке и сам стал в дальнейшем руководителем оркестра народных инструментов).

    По-видимому, занятия в оркестре сыграли свою роль в том, что Валера прекрасно сочинял мелодии к собственным песням.

 

    Мы с Валерой закончили  школу с серебряными  медалями. Правда, у меня с этим произошла не очень приятная история. В аттестате зрелости после окончания школы у меня по всем предметам были пятерки, и я должен был получить золотую медаль. Но меня вызвала к себе завуч школы, учительница математики, и сказала, что мне могут выдать только серебряную медаль, а не золотую. Когда я с удивлением спросил её, почему это так решили, она ответила, что из пяти медалистов школы в этом году три медалиста – евреи, и среди двух золотых медалистов – два еврея. И в районном комитете образования велели одного из золотых медалистов (конкретно – меня) наградить только серебряной медалью. Второго золотого медалиста-еврея с более «правильной» фамилией оставили в списке.

 

Семья после войны (1946 год):

сестра мамы Берта, мама, Валера, папа, Феликс, брат Рэм


 

МОСКОВСКИЙ ГЕОЛОГОРАЗВЕДОЧНЫЙ ИНСТИТУТ

 

     Уже в старших классах я, а вслед за мной и Валера решили, что станем геологами. На наш выбор, видимо, сильно повлияли рассказы Джека Лондона о золотоискателях Клондайка. Эта романтика диких таежных просторов и напряженных поисков вместе с желанием сделать для любимой страны что-то очень полезное – вот это, наверное, и привело нас в Московский геологоразведочный институт (МГРИ), находившийся тогда в самом центре Москвы, напротив Кремля, у Манежной площади. Учились мы в институте прилежно, чтобы во всеоружии вступить на путь геолога-разведчика. В институте у нас сразу же появилось много друзей и приятелей.

 

 

Учеба и преподаватели

 

    Московский геологоразведочный институт имени Серго Орджоникидзе был передовым в мире по качеству обучения среди всех геологических вузов. Если во всех странах в вузах существовали геологические факультеты, то во МГРИ был создан полный комплекс факультетов: геологоразведочный, геофизический, гидрогеологический, горно-буровой. Было отделение геолого-экономическое. Были многочисленные лаборатории. В Московской области (в Загорске) был у МГРИ свой технический полигон, где студенты могли учиться работать на буровых станках, изучать горно-добывающее оборудование. Летом студенты первого курса проходили учебную геологическую практику на учебной базе МГРИ в Крыму, где в геологических маршрутах под руководством преподавателей изучали геологическое строение Крымских гор и вели их геологическую документацию.  На втором, третьем и четвертом курсах все студенты проходили производственную практику в производственных геологоразведочных экспедициях по всей территории СССР. При этом каждый студент-практикант получал из Министерства высшего образования специальное направление в соответствии с запросами производственных экспедиций, где в летний полевой сезон нужны были многочисленные геологические техники-работники.

     Также важную роль играл в обучении студентов МГРИ крупный (700 штатных сотрудников) Научно-Исследовательский Сектор (НИС). Работа партий и экспедиций НИСа МГРИ осуществлялась по договорам с производственными геологоразведочными экспедициями и горно-промышленными экспедициями.

     Конечно, с большой благодарностью я вспоминаю наших замечательных преподавателей и научных сотрудников МГРИ. Среди них были выдающиеся ученые, некоторые из них были мировыми лидерами по своим научным направлениям. Кроме того, многие из них были высококультурными и интересными личностями, общаться с которыми было приятно.

     Их отличало также нередко чувство юмора. Вспоминаю такой случай. На первом курсе мы шли на экзамен по математике. Старшекурсники подсказали нам, что если мы не будем знать требуемую на экзамене математическую формулу, нужно будет сказать: «Я её на память не помню, поэтому я её сейчас выведу». Услышав от нашего студента Агузарова такую фразу, профессор математики Генрих Целестинович Тумаркин воскликнул: «Дорогой, сделай это, пожалуйста! Вот тебе отдельный стол. Мы тебе не будем мешать. Ведь математики в мире уже сто лет не могут её вывести! Сделай это, пожалуйста!»

     Второй такой забавный случай произошел, когда мой друг Володя Афанасьев пошел сдавать зачет по месторождениям полезных ископаемых профессору, заведующему кафедрой. Мы с другом Аркадием Слуцким ждали Володю у двери в комнату, куда он пошел сдавать зачет. Через несколько минут мы услышали с Аркашей хохот профессора. Тут же Володя радостно выскочил и показал нам свою зачетную книжку с подписью профессора. Мы спросили у Володи, что произошло. Он сказал, что ему попался билет с вопросом «Происхождение нефти». Володя  ответил профессору: «Как произошла нефть, никто не знает!». Профессор сразу воскликнул: «Правильно, молодец, давай зачетку!»

     В целом, как я потом установил, уровень нашей профессиональной подготовки в МГРИ оказался очень высоким. Мы начинали работать после окончания института и сразу же становились хорошими специалистами в производственных геологических организациях. Оказалось, что МГРИ дает очень хороший комплекс научных и практических знаний.

 

 

Горы,  альпинизм

                                                                                                                                                                                           «... Лучше гор могут быть только горы,

                                                                          На которых еще не бывал...»

                                                                                                       В. Высоцкий

 

        В ту пору в институтах Москвы очень популярны были альпинистские секции. И это было вполне понятно в связи с теми романтическими настроениями, о которых я рассказал выше. В нашем институте тоже была большая альпинистская секция (120 студентов).

       Руководил нашей альпсекцией замечательный тренер, мастер спорта по альпинизму  Павел Филиппович Захаров. Он прошел войну на Кавказе, где воевали против нас  немецкие альпинисты дивизии «Эдельвейс». Оказалось, что Гитлер, еще только планируя войну с СССР, для того, чтобы немецкие солдаты-альпинисты дивизии «Эдельвейс» могли хорошо ориентироваться в горах на Кавказе, придумал такой ход. Он предложил перед войной правительству СССР для укрепления дружбы с Германией разрешить немецким альпинистам походить вместе с советскими альпинистами на вершины Кавказа. Естественно, не упоминалось, что эти альпинисты – военные. И советское правительство согласилось с этим предложением. Два сезона немецкие альпинисты ходили вместе с советскими альпинистами, и между ними действительно устанавливались дружеские отношения.

     В результате достаточно хорошего изучения Кавказских гор войска дивизии «Эдельвейс» сравнительно быстро захватили значительную территорию Кавказа и установили свой немецкий флаг на его главной вершине – Эльбрусе.

    О войне на Кавказе Павел Захарович нам много рассказывал. Особенно мне запомнился следующий рассказ. Группа из наших воинов-альпинистов поднялась на горный перевал, чтобы пройти в следующую долину. На перевале стоял небольшой домик, в котором раньше альпинисты СССР могли переночевать перед восхождением на вершину. Когда наши четыре альпиниста подошли к этому домику, из него вышли два немецких солдата и один ефрейтор. Они держали наизготовку свои автоматы. Ефрейтор крикнул: «Руки вверх! Стоять!». Ситуация была безвыходная, убежать было невозможно. Но в это время ефрейтор увидел, что руководит нашей группой его хороший знакомый, с которым они вместе ходили в довоенные годы на восхождения. И тут произошло чудо – немецкий ефрейтор отпустил наших воинов! Он, конечно, страшно рисковал, ведь его солдаты могли на него донести начальству и ефрейтора могли расстрелять. Но, как оказалось, альпинистская дружба была выше всего!

 

      Такой уникальной по массовости и эффективности альпинистской системы не было ни в одной другой стране мира – ни до этого периода в СССР, ни после разрушения СССР. На Кавказе, Памире, Тянь-Шане, Алтае были организованы многочисленные альпинистские лагеря. Их организацию и финансирование осуществляли профсоюзы СССР. В течение альпинистской смены (20 дней) участники альплагеря бесплатно получали квалифицированное обучение технике и тактике восхождений, им выдавали альпинистское снаряжение, инвентарь, и инструкторы водили их на зачетные вершины и перевалы. Любой студент мог за месячную стипендию съездить в альплагерь на Кавказ, Памир и Алтай на полную смену. Оплата профсоюзами поездки в альпинистские лагеря создавала возможности для того, чтобы ежегодно в них приезжали, получали обучение и делали восхождения на вершины десятки тысяч альпинистов.

      Для сравнения напомним, что, например, в Альпах человек, желающий взойти на вершину, может это сделать только путем личной оплаты инструктора.    

      Еще хочу отметить, что в альпинистских лагерях была замечательная организация всей жизни и работы. Возьмем такой важный фактор как обеспечение дисциплины. Для этого существовали так называемые Контрольно-Спасательные Пункты (КСП). Без их разрешения ни одна альпинистская группа не имела права идти на вершину. Перед каждым восхождением все члены альпинистской группы сдавали экзамен в КСП. Каждый участник группы должен был полностью рассказать о маршруте на вершину, о методах альпинистской страховки на каждом участке маршрута. И как я убедился, это было абсолютно правильным. Дисциплина, четкое выполнение альпинистами установленных в альплагере правил восхождений и указаний руководителя группы были четкой основой безопасного и успешного восхождения. Кто-то справедливо отметил, что дисциплина в альплагерях была как в армии. Это и понятно: нарушение дисциплины могло привести к несчастным случаям, травмам альпинистов. В случаях травм на маршруте восхождения в альплагере для спасения травмированного альпиниста формировалась спасательная группа. Она максимально быстро двигалась к месту аварии, оказывала на месте первичную помощь и транспортировала пострадавшего в альплагерь. Бывало, что это приходилось делать в самых неблагоприятных погодных условиях, не всегда при хорошей видимости, и поэтому сами спасатели нередко получали травмы и погибали. 

       Еще раз хочу отметить, что такой четкой организации альпинизма, какая была в СССР, не было больше ни в одной стране.

 

Как становятся неформальным лидером

 

      На третьем курсе на общем собрании альпинистской секции меня единогласно выбрали председателем альпсекции. Я потом понял, почему ребята так поступили.

      Все выходные дни наша альпсекция ходила в походы по живописному Подмосковью. Обычно в походах участвовало 50 – 60 человек. И вот однажды в субботу мы остановились к вечеру для ночевки. Для этого нужно было поставить палатки, организовать ужин.

      И тут я обнаружил, что никто не руководит этой подготовкой к ночевке: ребята ходят, не зная, что делать, и всё без толку. Тогда, не будучи никем из руководителей альпсекции, я решил, что надо быстрее всё организовать. Я подозвал к себе одного из ребят и сказал: «Возьми еще троих ребят, соберите все палатки и устанавливайте». Подозвал другого парня и сказал: «Возьми еще двух ребят и собирайте хворост и дрова для костра, зажигайте костер». Подозвал одну девушку и сказал: «Возьми трёх девчат, соберите у всех продукты и начинайте готовить ужин». Что интересно, я тогда отметил, что никто меня не спросил: «А кто ты такой, почему командуешь?». Оказалось, что все чувствовали необходимость руководящих указаний, и их появление было принято с удовлетворением. Все увидели, как быстро и хорошо прошла наша подготовка к ужину и сну.

      Поэтому во всех следующих походах перед ночевкой все ждали от меня руководящих указаний. И когда после, на общем собрании альпсекции был поставлен вопрос о том, кого выбрать новым председателем, то решение было единодушным: «Конечно – Феликса!». Этот случай мне запомнился, так как показал, как иногда становятся неформальным лидером в коллективе.

 





<< Назад | Прочтено: 328 | Автор: Ройзенман Ф.М. |



Комментарии (0)
  • Редакция не несет ответственности за содержание блогов и за используемые в блогах картинки и фотографии.
    Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.


    Оставить комментарий могут только зарегистрированные пользователи портала.

    Войти >>

Удалить комментарий?


Внимание: Все ответы на этот комментарий, будут также удалены!

Авторы