Прошлое - родина души человека (Генрих Гейне)

Логин

Пароль или логин неверны

Введите ваш E-Mail, который вы задавали при регистрации, и мы вышлем вам новый пароль.



 При помощи аккаунта в соцсетях


Темы


Воспоминания

Григорий Дубовой

ПОВЕСТЬ

ОБ ОБЫКНОВЕННОМ ЧЕЛОВЕКЕ

ЧАСТЬ 3. НА СТРОИТЕЛЬНЫХ ЛЕСАХ ОДЕССЫ


Глава 15. СМУ-10 треста Одессжилстрой. 

Когда мы приехали на школу, Волох и Вера, мастер его, уже были там. Погода была нормальная, весенняя. На плитах перекрытия котельной лежали чертежи. Мы подошли к ожидавшим, поздоровались.

 - Начнём, – сказал главный.

 Я вынул свою новую рабочую тетрадь, открыл нужную страницу и начал с первого пункта.

 - Передайте, пожалуйста, мне репер и исполнительную схему посадки здания, акт приёмки посадки здания с соответствующими подписями согласно правил.

 - А зачем акт... Я Вам передаю фундаменты, они здесь в наличии.

 - Уважаемый товарищ, – обратился я к Волоху. – Этот акт и схему я должен предъявить приёмной комиссии. За Вас его делать я не буду. Сейчас мне схема нужна для проверки. После проверки я ни на минуту Вас не задержу. Эту работу я сделаю с Вашим мастером.

 

Волох посмотрел на Лемберского. Тот развёл руками:

 - Он прав. Я ничего сделать не могу. Человек работает первый день. Ставя подпись, он принимает на себя всю ответственность за будущее объекта, – сказал мой главный инженер и добавил: – я думаю, правильно будет, коль объект к передаче не готов, оставить здесь Вашего мастера и моего прораба и потребовать, чтобы вечером акты были подписаны. Завтра бригада должна прибыть на объект и приступить к работе. Вы уже неделю забрасываете нас телефонограммами и рапортуете о готовности сдать ноль.

 - Вы отыгрываетесь за телефонограммы... – начал говорить Волох, но Лемберский его прервал:

 - Как хотите понимайте, но если акта не будет, телефонограммы пойдут в обратную сторону, в Совнархоз.

 

Во время пикирования начальников мы с Верой стояли в стороне. Когда начальство удалилось, я сказал Вере, что акты сегодня будут подписаны, но нам нужно поработать. Хорошо бы было, чтобы был бы хоть один рабочий.

 - Одного можно найти. Это наш охранник. Он может нам помочь, живёт он здесь рядом, в его веранде есть стол, где мы можем набросать схему – моментально коллега нашла выход из создавшегося положения и добавила: – наверное, Вы этого человека оформите к себе на работу, собственно, не его, а его жену.

 - Не исключена возможность, – согласился я.

 

Мы зашли во двор, который располагался рядом с будущей школой. Хозяин был дома и согласился с нами поработать. Я сразу взял заявление на оформление его жены разнорабочей по охране объекта.

 

В сумке у меня были все инструменты для этой работы: малая готовальня, угольник, линейка. Набросав эскиз, обозначили точки. Вышли на объект. Я установил нивелир. Вера поставила на её репер рейку, я взял отметку. Отклонение отметки цоколя были, но в пределах допустимого. Я Вере сказал, что так временный репер устанавливать нельзя. Я его принимаю и поставлю свой в удобном мне месте и рассказал ей, как его нужно делать. Что касается акта заложения фундаментов и основания, то Вера мне сказала, что Волох не в курсе дела. Этот акт есть, и она завтра мне его принесёт на объект. Она также сказала, что он на этом объекте был от силы три-четыре раза. Мы поработали до часов трёх. Хозяйка накрыла стол, хозяин поставил графинчик вина с его виноградника. Мы пообедали. Нивелир я оставил у него дома и с актом уехал в контору, где опять встретился с главным инженером. У меня было несколько вопросов и предложений к их решению. Нужно было решить вопрос инвентаря, нужно вводить в строй башенный кран, нужно решить вопрос о времянке под бытовку. Её делать желательно не в здании, но с обогреванием. Я предлагаю для этого дела использовать стенные блоки, которые будут приходить, желательно отбракованные, но можно и целые малой марки, чтобы в конце строительства их использовать в здании.

 

- Что я тебе должен сказать по первому дню нашей работы... Мне кажется, и я уверен, что мы сработаемся. Правильную оценку руководству дал Косогляд, когда речь шла о тебе. Волоха они взяли безо всяких условий, а знающих им не нужно. Это так, вступление.

 - Благодарю, постараюсь оправдать доверие, – поблагодарил я.

 

Затем мы начали говорить по существу. По многим вопросам у нас было общее мнение. Иногда я предлагал альтернативные решения, главный или соглашался со мной, или оставлял своё решение. Я почувствовал, что здесь я сумею работать с удовольствием. К вечеру начали прибывать прорабы и мастера. Я познакомился с вышедшим из отпуска моим начальником участка, молодым инженером Ли Николаем Петровичем. Кореец по национальности, он был энергичным до предела. Пришёл мастер Филипенко Николай Павлович, инженер Березовский Иосиф Ефимович, инженер Лившиц Анри Александрович, учащийся последнего курса строительного техникума Николай – с начальником участка он вёл интересный объект, дворец молодёжи. К моему приходу был выполнен в основном нулевой цикл,  осталось только перекрыть подвал. Стройка остановилась. Шел спор, из какого камня класть стены. Иосиф работал мастером на строительстве комплекса института противополиомиелитных вакцин. Алик Лившиц строил дом на Аркадиевском массиве.

 

Когда я пришёл домой после своего фактически первого рабочего дня, меня ждал приятный сюрприз. Люся принесла на моё имя денежный перевод. В Североморске, видимо, кто-то рылся в бумагах нашего стройрайона №147 и обнаружил шестьсот с лишним рублей, которые ССУ/ Североморское Строительное Управление/ перевело на моё имя в стройрайон, деньги за внедрённые мной рационализаторские предложения. Начальник района полковник Алексеев положил эти бумаги под сукно. Наши отношения с ним нельзя было назвать нормальными. Я со своими предложениями у него был как кость в горле. Он хотел хоть этим мне отомстить, но не удалось. Теперь я перешёл на оклад чуть ли не вдвое больший, чем получал в РСУ, несмотря на то, что я согласился работать в качестве мастера.

 

С начала моей работы прошло не более двух недель. Софу в школу вызвала директор школы и предложила ей преподавать в 8,9,10 классах историю, причём в 10 классе взять классное руководство. Директор школы историкам школы оставила ставки, а из остатков ставок скомплектовала Софе полторы ставки. Наше финансовое положение несколько выровнялось. Однако полученные деньги лишними не были. Квартиру нужно было доделывать, спальная комната была без отопления, мебели фактически не было. Казалось,  всё утряслось. Сын начал выздоравливать, находился на даче, принадлежавшей трамвайному тресту. Там он был под наблюдением врача.

 

Жизнь закипела. На объект прислали бригаду во главе с молодым бригадиром Филиппом Павловичем Кохно, заместитель бригадира был красавец мужик Пётр Бондаренко. Он был чуть старше Филиппа, уже успел отсидеть в тюрьме за убийство человека. Вышел по амнистии. Завершали бригаду две женщины и трое выпускников ремесленного училища. Главный инженер мне сказал, что я обеспечен людьми мало. Он понимает это, но «Чем богаты, тем и рады. Остальных недостающих находи сам». Начали поступать материалы, но не на строительство, а на обустраивание стройплощадки. В подвале, где должны были монтировать котельную, мы навешали плотничью дверь, навесили замок. Люк для приёма угля заделали щитом. Прислали автокран, несколько машин со старыми фундаментными блоками. Я посчитал, что в стройгенплане проектировщики не на месте поставили бытовку, по генеральному плану нашёл место более удобное, и мы начали расчищать площадку под бытовку. Первый ряд блоков заглубил на 20 сантиметров. В стороне метрах в двадцати начал копать выгреб для туалета. Работа закипела. Подошёл муж охранницы с каким-то мужчиной.

 - Прораб, – обратился он ко мне, – не примешь нас на работу?

- Берите лопаты и идите к бригадиру. К концу дня напишете заявления, а я вас проинструктирую и поговорим об условиях работы.

Так у меня появились ещё два рабочих – муж охранницы и Александр Манилкин, который через три года оказался не Манилкиным и не Александром. Но это мы узнали только через три года.

 

За полчаса до конца рабочего дня мы пошли к охраннику во двор, сели на лавочки, стулья, кто-то на травку. Я всех проинструктировал по технике безопасности. Все расписались в тетради. Затем я рассказал о нашем объекте, о себе

 - Нас мало, но мы объявим набор на работу, – сказал я. – Завтра я принесу объявления, и мы их расклеим по Курсакам. Людям надоело ехать далеко на работу, а здесь работы не на один год. Об оплате я буду с каждым говорить отдельно. Одно условие я ставлю и десять лет соблюдаю: исключить прогулы и пьянку. Остальное всегда решается в рабочем порядке. Мы люди и должны понимать друг друга. До свидания, до завтра.

 

После работы я приехал в контору и просил главного уделить мне немного времени для согласования некоторых дел. Он меня принял.

 - Ефим Михайлович, вопросы, которые я хочу сейчас решить, мастеру нужно решать с прорабом или начальником участка, я это знаю и к Вам буду обращаться в крайних случаях. Первый вопрос. Я завтра хочу на Курсаках повесить объявления о наборе рабочих. Бригаду нужно по нашим условиям довести до 25 человек. Это на время кладочных и монтажных работ. К этому я хочу взять разрешение в первый и второй месяц работы сделать небольшой перерасход зарплаты. На третьем месяце и четвёртом я перерасход перекрою. Я знаю как это делать и отвечаю за свои слова. Второе. Подписывая вчера акт о приёмке нулевого цикла, я всё-таки допустил ляп, который нужно исправить. Я в этом не виноват, времени на изучение проекта мне дано не было. А дело серьёзное. Безголовые проектировщики запланировали подвал только под котельную. Все коммуникации идут через классы в каналах. Это я увидел только сейчас. Каналы идут по всему периметру здания и с двух сторон подходят к котельной. Я боюсь, что субподрядчик возьмёт все деньги сметы, и это наш прямой убыток. Я почему-то уверен, что они попытаются деньги забрать.

- Хорошо, что обратил внимание вовремя, – сказал главный. – Я обязательно проверю.

- И всё-таки с этими каналами мы будем иметь большие неприятности. Я уверен, что обратную засыпку они не трамбовали, и каналы будут оседать. Правда, это работа будет делаться через год, и грунт осядет.

- Ладно, я на всякий случай у них оставлю запрос на лабораторный анализ грунта в обратной засыпке, – сказал главный, но я понял, что он это делать не будет, чтобы его не подняли на смех, – что касается первого вопроса по зарплате, я скажу начальнику участка, как это сделать. Действуй!

 

Я пошёл домой. Начальника участка я так и не дождался. Утром мы встретились на школе.

- Сегодня начнут завозить блоки со станции Товарная. Сейчас приедет автокран. Разберись по монтажной схеме, какие блоки где нужно разгружать. Обрати внимание на марки блоков. На первый этаж идут блоки М-75. Остальные блоки разгружай в зоне башенного крана, – сказал Ли и собрался бежать.

- Одну минутку, Николай Петрович, – я обратился к нему официально. – Вам об этом сказали вчера. Мне кажется, что я об этом должен был знать вчера. Первый вопрос. Вы видели эти блоки, вы уверены, что у блоков есть монтажные петли? У меня в этом уверенности нет. Если монтажных петель нет, а блоки на станции грузят захватами, то и разгружать их нужно захватами, а следовательно, нужно было их доставить сюда. Два-три блока можно стропами разгрузить, а массово я даже не знаю, как это организовать. Если мы не побьём рабочих, то разобьём машину или кран. Дальше. Блоки первого ряда нужно класть на подкладки, желательно из подтоварника. Его у меня нет. Между блоками нужно класть деревянные подкладки. Часть их привезут, а часть нужно заготовить. Это только разгрузка. Монтаж у нас потребует большего.

 

Подъехал автокран. Я поставил его на монтаж бытовки. Машин с блоками не было. Через час подъехал главный инженер и сказал, что массовый завоз стенных материалов на сегодня отменён. Приём начнём завтра.

 - Ну и слава Богу, – сказал я. – Мы абсолютно не готовы принимать блоки. Только недавно здесь побывал Ли, я ему высказал своё мнение по этому поводу, и он записал, что нужно для того, чтобы правильно принять блоки, чтобы с первых дней не наделать глупостей.

 

Главный выслушал меня и сказал, что он уже распорядился. На базе механик Бубарь готовит такелаж. Что касается захватов, мы дали заявки в Совнархоз на их приобретение, но пока для разгрузки Бубарь изготовит упрощённый захват. Нужно только продумать, как осуществить страховку груза.

 - Ефим Михайлович, – обратился я к главному, – я могу опоздать вечером в контору из-за транспорта. Передайте, пожалуйста, заказ на две машины цементного раствора для выравнивания стяжки по цоколю и десять рулонов рубероида на кровлю бытовки и гидроизоляцию.

 Уходя, главный сказал, что не исключено, что завтра механики сдадут кран в эксплуатацию.

 

В течение недели были аннулированы дефекты башенного крана, и он заработал. Это был кран не такой, как на севере. Грузоподъёмность 1,5-3 тонны, но это был башенный кран, и он стрелой перекрывал здание и передвигался вдоль него. В первые дни мы монтировали 5-10 блоков. Через неделю монтировали до 30 блоков. Каждый в бригаде знал свою работу – стропальщики-сигнальщики, монтажники, обработчики блоков, которые блоки подштопывали, т. е. монолитили. Перемычки не предусматривались. На каждом этаже бетонировался монолитный железобетонный пояс. Для устройства такого пояса нужны были подмостки. Для этого нужна была бригада плотников и хорошая доска хвойных пород. Прибежал Ли. Опять у нас с ним получился жёсткий разговор.

- Николай Петрович, закажите арматурные пояса и доску минимум 40 мм для подмостей. Пояс нужно класть по всему периметру и по некоторым внутренним стенам.

 - Такой доски у нас нет, какую доску привезут – из такой делайте подмостки, – категорически заявил он.

- Уважаемый товарищ начальник участка, если кто-то сломаем себе руку или ногу, а может и погибнуть, Вы отделаетесь выговором, а я пойду в тюрьму. Поэтому потрудитесь, пожалуйста, и закажите мне нужную доску. Я мастер, а не начальник участка, и ходить к главному инженеру больше не буду. Каждый должен заниматься своим делом.

- Если не будете выполнять моих распоряжений, можете подавать рапорт и увольняться, – гневно сказал он.

 - А вот этого Вы не дождётесь. И даже если Вы письменно мне прикажете, я Ваше распоряжение не выполню. Да что и говорить – Вы его не напишете!

 

Он резко повернулся и ушёл. Я пошёл в бригаду.

 - Филипп Павлович, – сказал я, когда подошёл заместитель бригадира Пётр, – нам нужно готовиться к укладке бетона в пояс. Желательно это делать совместно с монтажом блоков стен, чтобы не было задержки с монтажом перекрытий. Есть ли у Вас какие-нибудь предложения­?

 - А какие могут быть предложения? Везите доску, будем делать подмостки, поставим ребят и будут бросать бетон, – сказал Филипп.

 - И ты решишься на риштовку из нашей доски поставить парашют с бетоном и трёх человек?

 - Исакич, не придирайся. Я сказал – вези доску! На наши доски я и не подумаю ставить людей, да ещё с парашютом. Да если признаться, у нас и плотников кот наплакал.

 - Вот то-то, – сказал я, – поэтому я хочу предложить свой план, а затем узнать Ваше мнение. Я предлагаю забивать балки с армокаркасами на земле. Выставим панели перекрытия, армокаркасы пояса разделим досками нужной ширины. Концы армокаркасов забивать не будем на длину 0,5 метра. Когда балки примут прочность, мы за один день можем смонтировать весь периметр. Стыки заварим и затем их забьём бетоном с лестниц-стремянок с площадками. Такой стык можно перекрывать панелью сразу после бетонирования.

 

Мои предложения ребятам понравились. Готовые балки поясов ровными рядами лежали в штабелях до монтажа стен. Когда стены были готовы, на монтаж пошли балки пояса. Приехал главный инженер. Работой моей он был доволен, хотя особого восторга не показывал. Для него моё внедрение оказалось неожиданным, а приехал он на объект после доклада Ли о моей самодеятельности. Прошло несколько дней, и на школу приехал начальник отдела строительства Совнархоза Лазарь Алексеевич Заярдный. Он осмотрел объект и подошёл к штабелю балок.

 - А это что такое? – как бы невзначай спросил он.

 - Это балки сейсмического пояса, они же перемычки, – ответил я.

 - Гипроград это утвердил?

 - Мне кажется, что Гипроград это утверждать не должен. Это способ устройства сейсмического пояса, уже давно внедрённый Гипроградом Ленинграда. Применяя этот метод, мы экономим тысячи метров риштований, лес, время.

 - Вы подали уже рацпредложение? – последовал очередной вопрос.

 - Нет, но подам. Подам не рацпредложение, а только на внедрение. За рацпредложение я уже получил в Заполярье. Там сейчас такие пояса делают на бетонных заводах и успешно применяют.

 

Больше вопросов не было. Спустя небольшой отрезок времени меня посетили зав. отделом строительства горкома партии, а затем второй секретарь обкома партии Павел Пантелеймонович Воронин. Впоследствии это посещение положительно отразилось в моей жизни, но тремя годами позже.

 

Здание росло как на дрожжах. Внутренние блочные стены, в которых шли вентканалы, запроектированы были как участки монолитной кирпичной кладки с каналами. Мы внедрили изготовление канальных блоков на земле, и когда они хорошо схватывались, их монтировали. Самое ценное в этом методе то, что блоки могла изготавливать неквалифицированная рабочая сила, а производительность увеличивалась в три-четыре раза. Мы намного опередили в объёме выполненных работ строящуюся аналогичную школу на пятой станции фонтана, которую строило СМУ другого треста. Я не знаю, что предъявлял к оплате Ли, но прогрессивную оплату наш участок получал. Нами заинтересовался банк, финансирующий строительство школ. На объект прибежал Ли:

 - Сегодня в 12 часов придёт инспектор банка с контрольным обмером. Брось всю работу, давай отметим в смете, что выполнено, что мы предъявили к оплате.

 

Я передал бригадиру командование. Мы сели в бытовке, отметили выполненные работы. Завышения, конечно, были, но не сильные. Выполненные за такой короткий срок работы были внушительными. Ли меня проинструктировал, чтобы я встал около дороги, откуда была бы видна автобусная остановка. Только я увижу человека, приехавшего на автобусе и направляющегося к нам, чтобы я дал знак. Сам я должен его встретить у входа на площадку и подвести к входу в здание. Всё вышло по сценарию, разработанному Ли. Я встретил инспектора. Представился и пошёл с ним рядом.

 - Я не ожидал такое увидеть. Здорово Вы отгрохали! – высказал свой восторг инспектор.

 - Стараемся, – сказал я, как будто не совсем доволен своей работой. – Сейчас легче работать, чем зимой. Нужно успеть сделать монтаж и подключить субподрядчиков.

 

Я мельком взглянул на часы. Инспектор опоздал на двадцать минут. Когда мы подходили ко входу, из здания выходил Ли.

 - Здравствуйте, – приветствовал он инспектора. – А мы с мастером уже решили пойти пообедать, а то здесь если вовремя не покушаешь, до вечера будешь голодным ходить. Есть предложение. Обойти сейчас объект, а затем пойти куда-нибудь поесть. И там же проверим бумаги.

 

Инспектор не дал себя упрашивать, согласился. Ли, показывая на портфель, сказал, что все процентовки у него. Мы обошли объект и пошли на автобусную остановку. У главного железнодорожного вокзала сошли и пошли в ресторан. Там сели и начали обсуждать, но не дела на школе, а меню. Когда меню было выбрано, до прихода кельнера инспектор Личман взял листик бумаги и переписал выбранные блюда заказа с ценой. Затем свернул листик так, чтобы цены не было видно, и продолжал беседу с Ли, в которой инспектор высказал своё удовлетворение производством работ под руководством Ли.

 

Подошел кельнер. Личман зачитал заказ. Когда кельнер удалился, он развернул лист и в столбик подсчитал стоимость заказа. Для меня сумма была довольно внушительная. Посидели мы прилично. Рабочий день давно закончился. Когда пришёл кельнер для расчета, Личман попросил назвать сумму. Кельнер назвал. Личман развернул свой листик и сказал кельнеру, что тот ошибся. Кельнер назвал вторую сумму, меньше прошлой, которую инспектор опять забраковал.

 - Слушай, порядочный клиент чаевые сам назначает, а непорядочный кельнер старается его натянуть. Так вот получи по счёту и до копейки дай сдачу, если не хочешь иметь неприятности!

 Ли полностью рассчитался с кельнером, и мы ушли. Обыкновенно обед мне стоил в пределах одного рубля. Кельнер, увидев, что мы солидно захмелели, хотел стянуть с нас кроме правильной суммы ещё 15 рублей.

 

Прошло лето, подошла осень. Я считал, что я нормально устроен на работе. Дома тоже, слава Богу, всё нормально, решил пойти в институт и продолжить занятия. Собственно говоря, начать заниматься. В институте я остановился перед доской объявлений. Там стояли молодые люди, абитуриенты, и искали свои фамилии в списках принятых. Я увидел фамилию проректора института – Захаров Николай Кондратьевич. Сомнения не было. Он был преподавателем у нас в техникуме и преподавал теоретическую механику. Он должен был меня помнить, уж я был очень активен в техникуме. Однако я решил идти официальным путём. Я нашёл канцелярию заочного факультета. К декану я зашёл сразу.

 - Я демобилизованный офицер по указу правительства. В 1949 году я поступил на заочное отделение Одесского Строительного Института. За первый курс сдал все задания и был допущен к экзаменам, но первого апреля был призван в армию на действительную службу. Отслужив срочную службу в строительных войсках на Северном Флоте, имел среднее техническое образование. Но мне присвоили офицерское звание и оставили на службе. Дослужился я до звания старшего лейтенанта, работал в должности начальника экспедиционного строительного участка. В общей сложности прослужил десять лет. Сейчас работаю в Одессе и желал бы восстановиться в институте.

 

Я сознательно не сказал, что я уволился по собственному желанию из армии. В то время я ещё не знал, что уволен из армии в числе миллиона двухсот тысяч военнослужащих. Это я узнал через пять лет.

 

Декан меня терпеливо выслушал, но в восстановлении в институт отказал.

 - К сожалению, восстановить и зачислить Вас на первый курс заочного отделения я не могу, очень много времени прошло с момента ухода из института.

 - Уважаемый товарищ, но если меня призвала страна исполнить свой долг и исполнить мои конституционные обязанности, я не имею право на высшее образование? Я Вас правильно понимаю? Или мне идти в среднюю школу и садиться за парту с детьми в мои 26 лет?

 - Нет, Вы меня не дослушали. У нас есть при институте подготовительные курсы. Пройдите эти курсы и сдавайте экзамены. Если сдадите, будете заниматься в институте, – хладнокровно разъяснил мне декан.

 - И всё-таки Вы меня не убедили. Я уже сдавал экзамены в Вашем институте. Десять лет я работаю на инженерной должности строителем. Программа средней школы изменилась, как я могу сдать экзамены? Мне нужны технические знания. Зачем мне изучать новую программу школы по литературе? Новшество расчётов я с удовольствием буду изучать в институте.

 - Я Вам сказал всё, что Вас интересовало, – уже с раздражением сказал декан, давая понять, что аудиенция окончена.

 

Я встал и вышел, поняв, что здесь я ничего не добьюсь. Отыскав кабинет Захарова, я зашел к нему. Он меня выслушал, хотя сначала сделал вид, что меня не помнит, но я ему напомнил. Он мне сказал то, что сказал декан. Я понял, что здесь нужны большие деньги. Не исключено, что здесь была установка о национальных кадрах. Вернее всего, действовало и то, и другое, только не справедливость. Я написал заявление для поступления на подготовительные курсы, не зная, как это совместится с работой.

 

Дома у нас было всё по-старому. Виделись лишь по вечерам и воскресным дням. Сын рос, как говорится, не по дням, а по часам. После санатория его из яслей перевели в детский садик того же трамвайного треста. Таблетки он ещё принимал, но выглядел богатырём. Наши друзья Инна и Нюма оформили развод. Софа приняла сторону Инны, осудив Нюму. Я выбора сделать не мог. Они оба хорошие друзья, и чью сторону принять – я не знал.

 

На школе дела шли нормально. Нам выделили подъемный кран на пневмоколёсном ходу грузоподъемностью 12 тонн. Эти краны начал выпускать наш завод им. Январского восстания. Я его поставил на монтаж стен спортзала. Здание росло как на дрожжах. Внедрение сборных сейсмических поясов-перемычек показало хорошие результаты выработки. Монтаж на объекте кирпичных блоков с вентиляционными каналами себя ещё не показал, так как блоки начали открываться на высоте 2,5 метра под потолком первого этажа. Я потребовал автокран для разгрузки железобетонных изделий и кирпича в зоне работы башенного крана. Ефим Михайлович меня поддержал.

- Зачем искусственно останавливать объект, если там уже сегодня развёрнута работа лучше, чем на других наших объектах? Нас могут не понять, – сказал он, когда Косогляд не согласился поставить на школу ещё один кран. Наверное, были ещё какие-то разногласия между ними. В один из дней после этого инцидента Косогляд не вышел на работу. Мы узнали, что он подал заявление на увольнение. Через два дня к нам пришёл новый начальник. Он тоже из уволенных в запас старших офицеров, полковник в отставке Соколов. Спустя два дня он собрал совещание ИТР управления. С начала своего выступления и до конца на наши головы сыпались угрозы. Мы сидели и слушали. Я все его угрозы по отношению к себе не признавал. О моём объекте все говорили восторженно. Остальные были не столь опытные строители, а кто был опытен – не хотели вступать в спор, чтобы на себя не накликать беду. Выступил Ефим Михайлович и сделал замечание начальнику:

- Наше СМУ не хуже других, а кое в чём и лучше. Но у нас, как у всех, есть трудности, и мы должны решать вопросы об их устранении.

- А вы их не защищайте! А будете защищать – можете писать заявление!

 На следующий день Ефим подал заявление и ушёл на другую работу.

 

При встрече с Инной он сказал:

 - Скажи своему приятелю, – то есть мне, – чтобы был осторожен. Пришедший идиот может наломать много дров, с ним опасно работать.

 

И действительно: он начал писать докладные записки в трест, что он снимает с себя ответственность за...

 Он с себя снимал ответственность за всё, кроме получения им зарплаты в кассе. Что касается меня, я, работая на объектах, всегда был в напряженном ожидании неприятности. Однако не всегда я мог её избежать. Так было на полуострове Рыбачьем, когда на меня наложили штраф шесть тысяч рублей. Сейчас меня подстерегла неприятность совершенно с другой стороны. Я уже говорил, что восстановиться в институте мне не удалось. В этот день, идя домой после работы, я обдумывал все варианты продолжения занятий. У самого дома меня окликнули. Я остановился и увидел Карпинского, моего главного инженера в РСУ №5.

 - Дубовой, когда Вы придёте рассчитаться? – спросил он, не ожидая, пока я подойду.

 - А я рассчитался, – сказал я, удивляясь, что он об этом не знает.

 - Ну, смотрите сами.

 

Через несколько дней я пораньше освободился и по дороге домой зашёл в РСУ №5. У Бэлы Борисовны, начальника ПТО, спросил, какие ещё документы нужны для расчёта. Она ответила, что с её стороны все документы сданы и составлены правильно, а бухгалтерия если подписала обходной, значит претензий ко мне не имела. Я ушёл домой с облегчением.

 

В нашем управлении на новом месте работы был революционный переворот. После ухода Ефима пришёл какой-то главный инженер, который вообще в строительстве ничего не смыслил. Он целыми днями ездил в водовозной машине по объектам и развозил воду. Перешёл в другую организацию Ли. Наш участок возглавил инженер Зайдман Аркадий Давыдович, пришедший из торгстроя, пришёл новый начальник снабжения Зайдман Григорий Аронович, однофамилец начальника участка. К удивлению всех ушёл на пенсию бывший фронтовик, офицер начальник отдела кадров, парторг СМУ-10. С Григорием Зайдманом я был знаком ещё в эвакуации. Он был немного старше меня и работал с братом на одном заводе.

 

Подошла осень, я начал заниматься на подготовительных курсах. Читали нам математику, физику, черчение. Математику и физику практически я знал, но повторить за среднюю школу всю сначала, конечно же, времени не хватало. Черчение ни в школе, ни в техникуме я не учил, и мне этот курс слушать было интересно и полезно. Русский язык, который мне очень нужен был, в программу подготовительных курсов не входил. Я старался занятия не пропускать. С новым начальником участка общий язык я нашёл сразу. Он меня понял и не мешал работать. Я его понял и решил, что, работая с ним, я должен брать у него то богатство, что называется искусством жить в Одессе, тем более работать на стройке в Одессе.

 

Когда я с Филиппом начал  испытывать наш поддон для транспортировки кирпича, он только спросил, что это такое. А дело было для нас очень интересным. В журнале «Строитель» я прочёл, что в Чехословакии на стройках для подъёма кирпича на этажи применяли поддоны из дерева, которые можно на леса подавать малые кранами г/п 500 килограмм. На поддон кирпич укладывался методом елочки. Но этот поддон использовали для подъёма. Мы решили испытать этот поддон для транспортировки кирпича на машинах, причём полезного груза до полторы тонны, то есть поддон на двести кирпичей. Наша конструкция поддона размером 0,8х1,2 метра показала изумительные результаты. Мы гружёный поддон гнали по дорогам, бездорожью, быстро и медленно, на подъёмы и спуски. Кирпич не рассыпался и не падал с поддона. Я оформил рационализаторское предложение, которое тянуло на изобретение с большим экономическим эффектом. В Совнархозе его приняли и сделали заказ на пять тысяч штук для пробы. Но пока наше бюрократическое колесо раскручивалось, Совнархозы аннулировались, кирпич возили в металлических ящиках, а больше всего навалом в самосвалах, превращая до 30% в бой.

 

Наш поддон появился на практике через пять лет у военстроевцев, а затем и во многих организациях. Кто-то заработал большие деньги. Однако мы с Филиппом знали, что этот поддон наш, и были этим довольны. Обидно было, что это произошло через пять лет. А пока мы на наших поддонах подымали на этажи кирпич и загружали этажи гипсовой плитой для устройства перегородок. С Филиппом мы проработали одиннадцать лет, делясь опытом работы, понимая друг друга с полуслова.

 

 


Строительная площадка школы № 31.

рядом со мной заместитель

бригадира Пётр Бондаренко.

 


К осени у нас на объекте работали три крана – один пневмоколёсный, два башенных разных конструкций. Конфигурация здания была П-образная. Одна из сторон была высокой, и пневмоколёсный кран не мог достать место монтажа плиты перекрытия. Малая плита перекрытия весила 2 т, а большая – 3 т. Строительство было на грани остановки. Монтировать ещё один кран ради шести плит перекрытия на двух этажах было бессмысленно, да и кранов башенных не было. Я принял волевое решение, подобно тому, что однажды уже принимал на Канином Носу при монтаже 72-метровой мачты, когда утеряли при разгрузке деталь: плиту перекрытия пневмоколёсным краном поставить на край здания, на земле, куда доставали два башенных крана. Я и Филипп встали на лесах в местах, чтобы видеть друг друга, и чтобы каждый видел и был на виду у одного крановщика башенного крана. Мы зацепили одну панель за два крана. Филипп мои команды передавал на свой кран  крановщику, который меня не видел. Я велел всем выйти из здания и отойти от него. Самое главное – не кричать и не советовать. В то время за такие вещи можно было лишиться прав на производство работ. На второй день начальник участка осмотрел проделанную работу, покачал головой и добавил:

 - За такие вещи при неудаче можно отсидеться вдоволь на нарах. Если бы хотя бы кто-то оценил – заплатил бы. Соколов донесёт высшему начальству, что это его инициатива и организаторские способности.

 

Таким же способом я перекрыл и следующий этаж. Работа шла нормально, но из-за несовершенной техники приходилось идти на риск, решая технические задачи. Хуже было решать задачи юридические. Созданные в стране нормативы выработки и оплата работ не соответствовали возможности их выполнения. К примеру, рабочему первого разряда нужно было перебросить в смену 13т песка и заработок был 1 руб. 30 коп. Женщине одиночке такая зарплата хватала заплатить за квартиру. А накормить, одеть детей? Вот и приходилось приписывать работы. В армии этого не чувствовалось. Солдат был накормлен и одет. Здесь ещё возникали ситуации, которые не вязались с законом. Так случилось при эксплуатации башенных кранов. Краны по своей конструкции были постоянно заторможены. Для поворота крана или передвижения кран растормаживался катушкой. Если при повороте стрелы дул встречный ветер, катушка моментально сгорала. В армии у меня был умелец, который восстанавливал катушки, здесь такого не было, да за это никто и не платил. Главный механик дал заявку в управление механизации, но там ответили, что катушек нужной марки нет. Мой электрик сказал, что он слыхал, что на станции «Сортировочная» есть электромастерские, и там могут восстанавливать катушки. Я велел ему узнать подробнее. Вечером он сказал, что за 25 руб. можно восстановить катушку. В этот момент на законсервированном объекте строительства дворца молодёжи разбирали выложенные из котельца стены. Я послал машину с грузчиками, чтобы взяли разобранный камень и за городом его продали и за эти деньги  чтобы восстановили сколько можно катушек. После этого в управлении проблем с катушками не было. Один из наших молодых инженеров, которые пришли в наше СМУ чуть раньше меня, Иосиф Березовский, был назначен приказом начальником участка. Его участок строил онкологический центр и завод стенных материалов в селе Булдынке. Какое-то время я с Иосифом работал на участке Ли, мы подружились. Частенько говорили о странных вещах, которые происходят в управлении. Когда молодой инженер после института приходит на площадку, он долго работает мастером. Люди, возвращающиеся с мест отсидок в тюрьмах, становятся, как правило, начальниками участков или главными инженерами управлений. Проработав год на площадке мастером, Иосиф немного поработал прорабом и стал начальником участка. Я был рад успехам товарища. Он и должен был расти – он инженер. Но очень скоро, я не знал по чьей милости, меня вызвал Соколов. В кабинете у него сидел заместитель парторга главный механик Бубарь.

 - Поступило предложение вас послать в Булдынку на строительство завода стенных материалов в качестве прораба. Работающий там мастер с работой не справился. Мастер останется при вас. Со своего объекта возьмите нужных Вам людей, в основном специалистов. На Вас надеются.

 

«Так вот как мне удаётся стать прорабом!», – подумал я, но не сказал ничего.

 - Я не слышу Вашего мнения по этому поводу... – спросил Соколов.

 - Когда нужно ехать? – ответил я вопросом. – А по поводу мнения я не могу ничего сказать. Я имею практику на жилищном и гражданском строительстве. На промышленном строительстве ещё не много работал. Но не святые горшки обжигают.

 - Через два дня Вам выделят машину и отвезут в Булдынку, – сказал Соколов.

 

Я понял, что это тот же приказ, какие я неоднократно получал на службе. Соколов на какой-то миг оказался в своей старой шкуре командира. Сопротивляться и отказываться я и не думал. Квартира есть, работа есть, причём не шляться по квартирам, вымогая копейки, а настоящая работа. Сын в хорошем детском саду, жена при деле. Можно подумать и о своей карьере. Не сидеть же мне на одном месте в мастерах! Когда я вышел из кабинета, за мной вышел Бубарь и сказал, что мою кандидатуру предложил начальник строительного управления Совнархоза товарищ Заярдный. Да, в своё время я бегал по управлениям и даже просьба Заярдного не помогала, а теперь я востребован, как оно получится – не знаю, но мне хотелось очень с работой справиться.

 

Спустя два дня мы приехали в Булдынку. Приехали к обеду, и нас сразу повели в столовую при заводе. С собой я взял шесть человек – бригадира и пятерых рабочих. Петра оставил на школе вести в основном работы по кладке перегородок.

 

Когда мы приехали, встретил нас Березовский. Он ввёл меня в курс дела. Мои рабочие знакомились после обеда с объектом. Мы с Березовским обсуждали положение дел.

- Понимаешь, по правде говорить, наше управление сроки просрало. В этом году запустить цех силикальцитных блоков вряд ли удастся. Заярдный сказал, что если сорвём сдачу цеха, у нас заберут оставшиеся деньги и Одессчина завода иметь не будет. Соответственно будет и расправа. И самое интересное, что цех можно было сделать без крови, если бы дирекция завода не ставила препятствия. Заводчанам цех не нужен. Они задыхаются тем, что производят тонкомолотую известь. Они полстолетия резали камень открытым путём и в шахтах. Продавая его налево и направо, они здесь обзавелись домами, усадьбами. Если начнут выпускать силикальцитные блоки, их будут трясти за каждый блок. Блок дядьке не продашь. Вот они и тянут резину. Я не знаю, каким образом ты сюда попал по указанию Заярдного, но он сказал, что никому из инженерного состава нашего управления не верит. Мастер Шевелёв, который здесь ведёт работы, полностью стал их человеком. Ему подсунули бабу, он с ней живёт и, по-моему, уже купил дом. Бери бразды управления и действуй. Если увидишь, что они тянут с материалами, транспортом, или не дадут бетона на колонны и балки, или в срок не пропарят сборный бетон, Заярдный сказал, чтобы я тебя предупредил, что он приказывает, чтобы я в любое время докладывал ему по телефону. Все свои суточные заказы давай технадзору и куратору Лисенко. Шевелёв выполняет только твои указания. В заключение скажу, что шкуру в первую очередь будут снимать с тебя. Я буду приезжать и по мере возможности тебе помогать.

 

В конце рабочего дня подошёл самосвал ГАЗ. Мы погрузились и помчались в деревню к заводскому общежитию, которое находилось от завода на расстоянии трёх километров. Ребята помылись, переоделись. Кто-то принёс вино, кусочек хлеба. Выпили, закусили. Одни начали играть в карты, другие в домино, были и любители шахмат, шашек. Я поговорил с Филиппом. Решили подъём делать в половина седьмого утра, чтобы доехать и позавтракать до восьми часов. Ещё я с ним посоветовался по вопросу продолжительности рабочего дня и велел поговорить по этому поводу с рабочими, которые приехали с нами. Я предложил после ужина прихватывать немного времени и поработать. Я готов подумать, как выпить стакан вина  или сто грамм водки после сверхурочной работы. Через два дня мы остались после ужина. Нашему шофёру Илюше я велел взять немного дров от отходов опалубки, поехать в деревню и поменять на пару бутылок водки и пару кружков домашней колбасы. Хлеб у нас был из столовой. Илья с этой работой справлялся отлично.

 

Здесь я хочу сделать некоторое отклонение от текста общего повествования. Дело в том, что гостиница строящегося завода находилась на главной улице села, мне кажется, что в то время других улиц не было. На краю улицы в августе 1941 года небольшая горстка наших солдат навязала бой большой группе румынской и немецкой группировкам войск, осаждавших Одессу. Двое суток велись бои. Противник снял несколько подразделений и своей армадой задавили храбрецов. На поле боя крестьяне нашли троих убитых воинов и в конце улицы их похоронили. Где-то в семидесятых годах группа «Поиск» обнаружила эту могилу. Военкомат по найденным жетонам определил личности погибших. Один из троих был лейтенант Дубовой Марк Шимонович, командовавший группой прикрытия части при отходе на запасные позиции. Это был младший брат моего отца. В похоронке указали, что он погиб совершенно в другом месте. Родственники нашли могилу спустя 67лет.

 

Местные рабочие уходили в основном домой, а мы, приезжие, оставались ещё на два-три часа и затем ехали в гостиницу, вторично ужинали и отдыхали. Один раз был случай, когда я взял немного напиленных дров для дома, да и нужно было купить и завезти немного угля, оставить бельё грязное и взять смену белья. Мы работали без выходных, отпуская каждого один раз в две недели на сутки. В день моего приезда отец, не зная, что я в командировке,  привёз ведро раков, которые он получал в рыболовецком колхозе. Я эти раки отварил дома по всем правилам и привёз на объект. В этот вечер мы немного раньше ушли с работы и устроили себе банкет. Не столько уж много было раков и кое-чего к ним – вина, сала, колбасы, – но веселья былаона несколько недель.

 

Мы вырвали у погоды хороший объём работы, но декабрь подкрался, не спрашивая нашего согласия. Дожди, морозы, снег намного усложнили работу. Однако колонны и балки мы успели изготовить и смонтировать. Начались сантехнические работы, которые вели субподрядчики. Мы наладили только недавно привезенные громадные листы шиферной кровли, которые монтировали на двенадцатиметровой высоте в дождь и мороз. Ни один рабочий не покидал рабочего места. Каменщики на лесах успешно клали стены из камня ракушечника. Я требовал, чтобы камень мне подвозили не мёрзлый со штабелей, а с шахт, тёплый и мягкий. Я предупредил мастера Витю Шевелёва, что если увижу мёрзлый камень, заставлю его на горбу нести обратно. Он в заводоуправлении обо мне такие легенды рассказывал, что меня самого озноб пробирал. Что я беспощаден с рабочими, что я каждый день докладываю в Совнархоз о ходе строительства, что о получасовых простоях из-за отсутствия нужного камня уже знают в Совнархозе. Слава Богу, ни одного простоя не было. Сразу же после празднования Нового года пошли с конвейера прекрасные силикальцитные блоки. Наше СМУ-10 на праздничном вечере, который был устроен строительным управлением Совнархоза, чувствовало себя именинником. Мне объявили благодарность и предоставили отпуск за прошедший год. Ни одного дня за работу без выходных и за сверхурочную работу не добавили. Правда, командировочные деньги начислили. Отпуск провёл с семьёй, в работе над достройкой квартиры.

 

Через день вышел на работу на школу. Начальник участка принял меня как друга.

- Ну, слава Богу, что приехал. Пройдись, посмотри. Завтра будет о чём поговорить.

Он сел на мотоцикл, на котором гонял, и уехал. Я обошёл объект. По дороге подхватил Филиппа. Без нас поставили столярку, но ещё не проконопатили стыки. Это хорошо. В морозные погоды это бы была не конопатка и не подобие ее. Не помню, как получилось и зачем я на втором этаже посчитал окон на одно меньше, чем я считал их с наружной стороны здания. Наружный подсчёт оказался проектным, а вот куда девалось окно при внутреннем подсчёте? Мы при втором подсчёте уже с Филиппом убедились, что не хватает окна из лаборатории химического кабинета. При проверке чертежей обнаружили, что самой лаборатории не оказалось. Прошли по коридору и увидели, что двери входа в кабинет не оказалось. Это в капитальной стене. Определив место будущего дверного проёма, взяли топоры, ломы, кувалды с клиньями. Сначала пробили дыру, через которую увидели пропавшее окно, блок которого был установлен до кладки внутренних стен. Когда мы закончили пробивать дверной проём, приехал Зайдман.

 

- Слава Богу, наконец явились. Молодцы. Соколов вышел в герои. Благодаря его усилиям сдали завод. Кстати, он хоть раз туда приезжал? Да ну его к чёрту! У нас сейчас здесь намечаются работы не менее напряжённые, чем на заводе. Пройди объект ещё раз, осмотрись. После этого я после обеда приеду, побеседуем.

 

После обеда с Зайдманом мы сели в бытовке, поработали с чертежами. Нужно было оштукатурить подоконные участки стен и полосы для монтажа сантехники, подготовить помещение котельной в подвале для монтажа котлов.

 

- Перед нами поставлена задача сдать школу к началу учебного года, – сказал начальник участка. – Насколько я знаю, ты сюда попал, как и я. Им нужны думающие ответственные работники. Ты укрепил свои позиции не только на школе, но и на строительстве завода. Мне немного легче. В торгстрой я всегда могу вернуться, хотя с Виленским у меня возникли некоторые разногласия. Но я не об этом говорю. Я хочу тебе сказать, что мой принцип такой: когда говоришь с человеком, не считай его полным дураком, однако это тогда, когда разговариваешь с человеком, который не имеет тебя за идиота. Советую тебе тоже придерживаться этого принципа. Одесса это признаёт. Итак, завтра сюда придут люди для устройства фундаментов и ложа для котлов. Это отец и сын Либерманы. То, что они скажут, выполнить нужно в указанные ими сроки. Нужно будет дать им рабочих – дай. Не исключено, что завтра я привезу бригадира штукатуров. Она приведёт трёх-четырёх работниц. Будем создавать бригаду. И последнее: возьми в чертежах альбом типового резервуара водоёма емкостью 100 кубометров. Там два варианта: железобетонный и кирпичный. Мы будем строить кирпичный. Сделай разбивку на местности. На днях придёт экскаватор и машины для вывозки грунта. Нужно, чтобы они не простояли ни минуты.

 

С расширением фронта поставленных задач работа закипела с новой силой. Мы очистили подвал, переместив склад в одну из комнат школы, провели освещение. Участковый электрик Толик Кейсер установил там электрощит, перенеся его с улицы. Теперь к нему можно было добираться в любое время при любой погоде. Я по данным в генплане размерам сделал разбивку на местности пожарного резервуара, подготовил заказ на арматуру для днища резервуара. К обеду прикатил на мотоцикле Зайдман. В коляске и на заднем сиденье сидели две молодые женщины. Я подошёл к ним.

 - Аннушка, – обратился он к худощавой голубоглазой спутнице, – это ваш прораб. Видишь, какой мощный, как дуб? Да у него и фамилия – Дубовой. Охмурять его не стоит, он женатый, есть сын, но я уверен, что он с его энергией выдаст тебя замуж, это уж точно.

 

Так я познакомился с бригадиром штукатуров Аней Мельниковой. Впоследствии она была награждена орденом. Слова Зайдмана были пророческими. На одном из моих объектов по субподряду работали сантехники треста Курортстроя, где она познакомилась со слесарем-сварщиком, выделяющимся своим ростом 2 метра 10 сантиметров. Они создали семью. С Аней мы проработали около десяти лет. Сдали много домов, общежитие университета на ул. Довженко, больницу на 14 станции Б. Фонтана и другие объекты. Она была оригинальная женщина, энергичная, властная, умная, работящая. Всякие новшества, которые я предлагал, она очень быстро осваивала и учила своих подчинённых. Когда мы начали работать, в Одессе ещё не применяли механическую штукатурку. У многих строительных организаций, в том числе и СМУ-10, были растворонасосы, которыми подавали воду на этажи, но ни в промстрое, ни в гидрострое, а также в военстрое и трансстрое механическую штукатурку не применяли. Ещё будучи солдатом, во время работы десятником я видел, как солдаты- москвичи штукатурили фасады одноэтажных домиков в посёлке Роста, около Мурманска, растворонасосами, нанося раствор на стены соплами растворонасосов. За два дня они заштукатурили несколько фасадов квартала. Когда пришла Мельникова на объект с четырьмя девчатами, пока девушки осваивали свою бытовку, я позвал Аню к себе в прорабку и ознакомился, где она работала и какие объекты делала. Оказалось, что она мастер высокого класса, но механической штукатурки не знает.

 - Ну что, будем осваивать вместе, – сказал я.

 - Я не против, просто в последней организации этим никто не интересовался. А дело должно быть интересное.

 - Мне кажется, что ты этим заинтересуешься.

 

На следующий день мне завезли растворонасос с приёмно-раздаточным бункером с вибраторной сеткой и столитровой растворомешалкой, комплект гофрированных шлангов и один самосвал тонкомолотой извести из Булдынки. К обеду машина была сдана в полном комплекте. Раствор пошёл к потребителю в ящики. Однако в раствор нужно было добавлять песок, он был очень жирным. Затем я принёс самодельные сопла, конструкцию которых я взял в журнале «Строитель». Как только стало достаточно тепло, мы начали сопловать стены, а затем освоили механические затирщики. Меня послали в ремесленное училище, и я по разнарядке принял десять выпускниц училища. Штукатурка пошла полным ходом. Электрики едва успевали развешивать пауки электропроводки.

 

В самый разгар работы я дома получил повестку явиться к прокурору. Сказать, что для меня этот вызов был не тревожен, это ничего не сказать. Вызов был на 10 часов утра. На школе я расставил рабочих и поехал на станцию «Сортировочная», где находилась прокуратура. Опоздал чуть ли не на час, пока три раза пересаживался на транспорте. Прокурор меня принял. Поглядев в заготовленную папку он спросил то, что требуется по протоколу. Я ответил.

 - Вы работали в РСУ-5?

 - Работал, – ответил я.

 - Администрация прислала нам документы, где потребовала взыскать с вас восемь тысяч рублей, – сказал прокурор, не отрывая от папки глаз.

 - Мне об этом ничего не известно, хотя я живу всего в двухстах метрах от управления, – сказал я и продолжил: – я сдал все документы и все службы, мне подписали обходной. Ни у кого ко мне претензий не было. Прошло около года с того времени. Когда я уходил, объекты были законсервированы.

 - Верно, но вот акт контрольного обмера, где указано, что вы недовыполнили работы на 8 тысяч рублей, а эти работы Вы запроцентовали.

 - Когда составили акт? – спросил я.

 - Это не имеет значения, – сказал прокурор.

 - Хорошо, но когда делали контрольный обмер, меня должны были предупредить, – согласился я.

 - Вас предупреждали, – невозмутимо сказал прокурор, – но Вы отказались подписать вызов. Вот две подписи, которые свидетельствуют о Вашем отказе.

 - Могу ли я узнать, кто мне вручал вызов? – настаивал я.

 - Нет, мы верим этим подписям и Вам знать это не обязательно.

 - Могу ли я посмотреть на акт контрольного обмера?

 - Да, пожалуйста, – сказал прокурор, передавая мне акт.

 - Где схема шурфов контрольного обмера? – спросил я

 - Нам она не нужна. Мы верим акту.

 - Уважаемый товарищ прокурор, – я прервал его, не зная, как к нему обратиться, – если Вы меня считаете преступником, тогда, гражданин прокурор, это фальшивка от начала до конца. Я не говорю о фальшивых подписях на вызове. Дело в том, что люди, которые писали эту фальшивку, не учли существующий акт, который числится в перечне переданных мной сдаточных документов. Я его составил после составления исполнительной схемы основания фундаментов. Это было вызвано тем, что здание стоит на косогоре. Основание фундаментов должно быть горизонтальным, а следовательно, делается оно уступами. Зная схему основания, можно точно высчитать объём фундаментов. К слову сказать, я уложился в сметный объём и уверен, что фундаменты прочны и сделаны по техническим условиям. Я уверен, что контрольный обмер делали неучи или жулики и прошу сделать контрольный обмер согласно исполнительной схеме основания фундамента.

 - Я вас понял. Возьмите лист бумаги и напишите всё, что Вы мне сказали.

 Он подал мне лист бумаги, я всё написал кратко, с выкладками и ссылками на документы, которые я оставил при сдаче дел.

 

Весна и лето пробежали на одном дыхании. Весной у нас была задержка с устройством оконных откосов. Выпускницы ремесленного училища с трудом тащили вёдра с раствором в ящички, чтобы известковый раствор мешать с алебастром и делать большие наметы. Чувствовалось, что с каждым днём производительность падает, хотя плоскости стен, обрабатываемые механизмами, ушли намного вперёд. Я решил отливать гипсовые откосы и на монтаж откосов поставить мужчин – каменщиков и плотников. С Беляевки привезли мне несколько снопов камыша. Мне он нужен был для устройства арматуры. Столяр, который у нас в единственном числе был на объекте, сделал формы. Подсобников женщин обучили отливать гипсовые откосы. Они застывали мгновенно, но чтобы их монтировать, нужна была пара дней, пока они окрепли. В день несколько мужчин и две-три девушки обрабатывали до десяти окон. Разрыв общей штукатурки и штукатурки откосов сократился, а затем был ликвидирован, и к нам пришли субподрядчики – маляры, отделочники.

 

Несмотря на то, что у сантехников была своя бытовка, в обед они приходили в нашу, и мы устраивали блиц-турниры в домино, шашки, шахматы. Я хорошо сработался с бригадиром сантехников. Витя был в отличие от членов его бригады небольшого росточка, не с богатырской фигурой, скорее щуплой, как юноша, но у него уже были два сына, да и лет ему было столько, сколько и мне. Уж правду говорят, что «маленькая собачка всегда щенок». Но Витя щенком не был, он был рассудителен, мог планировать работу бригады, был мастером своего дела. Я знал, что Витя иногда брал своих рабочих с бригады, и по выходным дням и в нерабочее время по вечерам они работали по частным заказам. Выбрав подходящее время, я рассказал ему о своей нужде в отоплении квартиры. После работы мы поехали ко мне домой. Он предложил мне сделать индивидуальное квартирное центральное отопление: нагреватель воды будет вмонтирован в кухонный очаг, расширитель воды подвесит в ванной комнате. Радиаторы будут в туалете, ванной комнате, спальне и в комнате. Через неделю работа будет закончена, и к выходным дням в квартире будет одинаково тепло. Оговорили цену работы. Она была немалой, но приемлемой. Я помог ему сделать замер. Работа была выполнена в срок. Все радиаторы были тёплыми, плита работала нормально. Правда, две вещи, были неприемлемы. Плиту нужно было топить даже тогда, когда не нужно было готовить пищу. Иногда были паровые хлопки. Но в комнате было тепло всю зиму.

 

Подошли дни экзаменов в институте. Первый экзамен – литература письменная. Для меня это был первый и последний экзамен. В списках дающих право продолжать сдавать экзамены меня не было.

 

Оформлялись документы на сдачу здания школы №31 в эксплуатацию. Пришёл пожарный инспектор, обошёл здание внутри, снаружи. Подошли к пожарному водоёму. Он сделал метку уровня воды и опечатал люк. Уходя, сказал, что я несу ответственность за сохранность пломбы в течение двух суток. Через двое суток он придёт. Когда он пришёл и открыл люк, вода стояла на метке. Он удивлённо сказал, что таких результатов качества строительства он давно не видел.

 

Школу сдали с хорошей оценкой. Правда, без происшествий всё пройти не могло. У нас была полная замена служащих управления. Начальником управления стал Николай Филипенко, с которым я работал на одном участке мастером, главным инженером стал Зайдман, мой начальник участка, начальником участка стал Трон Григорий Романович, с которым я был знаком со времён учёбы в техникуме. Романыч, как мы впоследствии называли начальника участка, подписывать акты сдачи объекта в эксплуатацию наотрез отказался по причине того, что он школу не строил. Акт подписал я. Комиссия ушла. Мне оставили все экземпляры акта, чтобы подписали все участники строительства, которые строили и контролировали стройку и по какой-то причине не явились в срок. К концу рабочего дня, когда подписали все члены комиссии акт, я закрыл школу, передал объект охране и повёз в управление подписанные экземпляры акта. Подходя к управлению, у ворот я встретил всю компанию управления любителей футбола. Они спешили на футбольный матч. Увидев меня, не дав мне сказать слова, они затащили меня в такси, которое их ожидало, и мы покатили на стадион в парк им. Шевченко. Я передал акты Романычу. При подъезде к парку они меня так же успешно вытолкнули из машины, как и затащили. Начальник снабжения бросил шофёру деньги, и мы побежали на стадион.

 

... Счастье постоянным не бывает. Наша любимая команда «Черноморец» проиграла, а подписанные акты мы оставили в такси, когда бежали на стадион. Все накинулись на меня, что это я их оставил в такси, хотя когда я садился в машину, акты были у меня в полевой сумке. Радость сдачи объекта затмилась. Поиски длились почти сутки. Таксист усёк, что в салоне машины ценные бумаги, и через людей начал торговаться, требуя выкуп. С ним, конечно, уладили, но день рождения школы был омрачён. В ней дети занимались всего один сезон. Когда после первого года учёбы делали профилактический ремонт, какой-то мальчишка вбросил в форточку зажжённую сигнальную ракету, и школа сгорела. Не помогли сто кубометров воды. Это была первая школа нового образца, построенная городом после войны. Мой объект продолжил свою жизнь. Только это уже была не школа №31, а школа-интернат №4, где восстановленному корпусу школы была отведена роль учебного корпуса, а достроить нужно было кухню-столовую, четырёхэтажный спальный корпус, выносную котельную, канализационную насосную станцию. Все жилые помещения соединены переходными галереями.

 

Никто с объекта не ушёл. Пришлось ещё набирать рабочих. Пока разворачивались работы, мы все силы бросили на восстановительные работы. Некоторые участки кирпичных стен во время пожара раскалились. Когда на них попала вода из пожарных брандспойтов, кирпич стен превратился в пластинки, которые на половину толщины стены осыпались от прикосновения руки. Пришлось эти участки заменять не разбирая перекрытия. К началу учебного сезона школа уже под вывеской интерната начала свою историю по программе школы-интернат, пока ещё детей приводили. Мы отгородились от неё и начали работу на новых корпусах.  

 

Ввиду того, что сроки были ограниченны, мы усовершенствовали процессы работы и заставили поэтажно вести электромонтажные работы, что дало нам возможность вести штукатурные работы. Большую неприятность нам доставила фекальная насосная. К строительству её мы были не готовы. Сантехники отказались её монтировать. Мы должны были в бетонные переборки и стены вкладывать специальные закладные части. Наше начальство решило изготовить их самостоятельно. Поэтому когда работающую школу подсоединили к насосной, самодельные закладные не выдержали напора, фекалии вылетели и залили моторы насосов. Вся автоматика сгорела. Пришлось все проходы в стене переделывать. Очень неприятная работа.

 

Впервые мне пришлось строить современный пищеблок. Опять проектировщики не согласовали между собой вопросы конструкций железобетонного сборного перекрытия с вентиляционниками. Приходилось решать вопросы на стройке. С этой работой я решил справиться сам. Пришлось разбить и демонтировать одну панель и оставить два отверстия в сечении больше метра каждое, а остаток перекрытия перегрузить на рядом лежащие плиты, усилив их добавочно армированной монолитной балкой.

 

Завалив экзамены при поступлении в институт, я в следующий сезон подал заявление для поступления на подготовительные курсы. Когда началась подготовка к сдаче интерната, я опять не мог посещать курсы, так как часто приходилось до ночи задерживаться на работе. Как следствие я и в этом году завалил вступительные экзамены. Теперь уже по физике. Я подготовился к экзаменам хорошо. Достал экзаменационные билеты. На каждый билет сделал микроответ, шпаргалку. Когда я ответил на все вопросы, у преподавателя нашлись добавочные вопросы, чтобы доказать мне, что он знает физику лучше, чем я. Пришлось с ним согласиться и прекратить соревнование.

 

На стройке появлялись большие начальники городского и областного масштаба. Начальники ходили как метеориты – с хвостами свиты. Здесь были начальники гороно, горисполкома, горкома партии и даже второй секретарь обкома партии Павел Пантелеймонович Воронин. Играя в демократию, они иногда разговаривали с рабочими, иногда осчастливливали и меня. Один раз нам задержали зарплату на две недели. Рабочие, человек 30, собрались и ушли с работы в управление. Когда они выходили из ворот, подъехала машина и из неё вышел первый секретарь горкома партии Стамиков. Я подошёл к нему и представился.

 - Куда это Вы перебрасываете рабочих? – спросил он меня.

 - Я не перебрасываю, рабочие ушли в управление. Им уже две недели не выдают зарплату, – ответил я.

 - И это Вы так спокойно говорите мне?!

 - Вы спросили – я ответил, – сказал я. – Мне, как и им, зарплату не уплатили.

 - Возмутительно! Завтра в 14 часов явитесь в горком партии ко мне!

 

 Он повернулся и уехал. Я вечером пришёл в управление и доложил начальнику, что меня вызвали в горком.

 - Ты что, специально их прислал сюда? – спросил начальник.

 - Нет, я их сюда не присылал, но удерживать не стал.

 - А ты знаешь, что управляющего треста товарища Бекирова тоже вызвали?

 - Нет, не знаю, – ответил я.

 - Так вот знай. Когда принимаешь на работу людей, поговори с ними, а потом подписывай заявление. Это твоя Задирючка, или как её..

 - Задорожнюк, Вы хотели сказать...

 - Да. Так это она подняла эту бучу. Уволить её давно пора!

 - Николай Павлович, она работает хорошо, мать-одиночка. Ей надо кормить сына, а денег хватает только от получки до аванса. Если мы таких рабочих будем увольнять, то нам придется самим таскать раствор в вёдрах.

 - Да что с тобой говорить..., – добавив ещё несколько бранных слов, начальник ушёл в свой кабинет.

 

Совещание бюро горкома партии началось в 14-00 ровно. Приехали начальники со строительного отдела совнархоза, треста, нашего управления. Приехало начальство банков, а также контролирующих строительство организаций. Я сел в последнем ряду зала заседания. Из членов бюро я никого не знал, кроме секретаря горкома.

 

После оглашения повестки дня совещания начали подымать действующих лиц от самого малого к высшему начальству. Меня в учёт не взяли. Кульминация наступила, когда совнархоз сцепился с банком. Банк доказывал, что строители не умеют работать. Строители говорили, что банк сидит на деньгах, как наседка на яйцах. Дебаты длились до тех пор, пока не начали читать проект постановления бюро. Кому-то вынесли строгий выговор с занесением в учётную карточку, кому-то просто выговор. Перед голосованием кто-то вспомнил, что в зале есть ещё прораб.

 - А что запишем прорабу? – Воцарилась тишина, которую первый нарушил секретарь горкома партии:

 - А прораба пусть накажет райком партии, – произнёс секретарь горкома, оскорбившись, что его заставляют заниматься такой «мелочью».

 

Однако Бог меня в этом случае не оставил без своей милости. Спустя несколько дней после бюро в городе произошло ЧП, в каком-то районе города произошла какая-то несанкционированная демонстрация с политическим оттенком. В райкоме все стояли на ушах, ожидая комиссий из Киева. У них хватило дел без меня.

 

Зарплату рабочим выплатили. Все страсти улеглись. Отремонтированная сгоревшая школа, как я уже говорил, начала работать. Комплекс сооружений интерната успешно рос. Строительство интерната посетило начальство обкома партии, второй секретарь обкома Воронин. Не думаю, что он меня узнал, но моя фамилия ему была знакома. У них с отцом были тесные связи. Когда из Киева приезжало большое начальство, то согласно занимаемых должностей и положений более высокое возили и принимали в Вылковском рыболовецком колхозе, менее высокое возили к отцу в колхоз, где устраивался приём.

 Я сопровождал свиту, передвигаясь в самом хвосте. Однако я видел, что Воронин обращал внимание на те детали организации работ, на которые другие внимание не обращали.

 

Однажды придя домой, я застал отца, который ожидал меня.

 - А я жду тебя, – сказал отец, – где ты так задерживаешься?

 - Понятно где – по бабам шляюсь, – отшутился я.

 - И что, часто так приходится задерживаться?

 - Частенько, это же строительство. Там перекопал – нужно засыпать, там загородили после приёма материала – нужно очищать габариты. Работы хватает.

 - Сам всё не переделаешь, необходимо доверять людям учить быть ответственными за порученную работу, – сказал отец и сменил тему. – Я приехал не для того, чтобы тебя учить. Дело вот в чём: ко мне на днях приезжал Воронин, ты помнишь, когда ты искал работу, мы к нему зашли.

 - Да, помню. Он недавно со свитой был у меня на стройке. Меня он, наверное,  не видел, меня оттеснили, а на его вопросы отвечал управляющий треста, который на строительстве очень редко бывает, в строительных процессах вообще ничего не понимает. А Воронин на многое обращал внимание.

- Да, он мне об этом визите рассказывал, – прервал меня отец. – Он доволен твоей работой, и в разговоре сказал, что ты неплохой инженер. Я ему сказал, что ты не инженер, а только техник. Когда он сказал, что тебе нужно обязательно заниматься в институте, я рассказал о твоей работе и о сдаче экзаменов в институте. Павел Пантелеймонович сказал мне, чтобы ты обязательно зашёл к нему в обком, он даст указание тебя пропустить. Узнав, что ты член партии, сказал, что и разрешение не требуется. Он велел тебе, чтобы ты встретил его у входа в обком.

 

На следующий день в половине девятого утра я уже был у обкома. Когда я взошёл на крыльцо, Воронин подъехал к обкому. Увидев меня, он рукой указал мне на дверь, чтобы я заходил. Мы зашли в вестибюль. Дежурный милиционер отдал честь секретарю обкома. Мы зашли в довольно скромный кабинет. Не говоря мне ни слова, Павел Пантелеймонович поднял трубку и сказал, чтобы его соединили с ректором строительного института. Не прошло и минуты, как я услыхал, как ректор с ним поздоровался.

- Здравствуй, Пётр Петрович. У меня здесь сидит человек из жилтреста, прораб. Он только демобилизовался, кадровый офицер, строитель. До призыва в армию сдавал вступительные экзамены в наш институт, но прозанимался меньше одного семестра и его призвали в армию. Два года сдаёт экзамены, чтобы восстановиться в институт, но мы эти два года его срываем на важные объекты. Это наш человек, и я прошу тебя – посодействуй, чтобы ему дали возможность заниматься. – Он на минуту прервал разговор, а затем продолжил: – Да, он готов сдавать экзамены. Благодарю.

Он повесил трубку и обратился ко мне:

- Постарайся подготовиться. До свидания.

 

Я попрощался и вышел. Отпуск для сдачи экзаменов мне не дали. Вступительные экзамены на вечерний факультет не предусматривали отпуск даже за свой счёт. Я успел прослушать обзорные лекции при окончании работы подготовительных курсов. Взял на вечернем факультете расписание экзаменов и в указанные дни являлся сдавать экзамены. В конце экзаменов я в листке увидел, что набрал из нужных мне двенадцати баллов четырнадцать. Черчение я сдал на пятёрку. Я даже ухитрился двум выпускникам десятого класса помочь сдать черчение. Так я стал в 34 года снова студентом.

 

Всё встало на круги своя. Я устроен на работе, есть жильё, которое всё время я усовершенствую, теперь вот и в институт меня приняли. Жена тоже работает по специальности, сын довольно заметно улучшает здоровье.

 

До начала занятий жена сказала мне, что у неё есть возможность поехать по туристической путёвке в Калининград, бывший Кенигсберг.

 - Очень бы хотела поехать с тобой. Мы бы посмотрели город и окрестности. Одновременно мы бы там, в бывшей Восточной Пруссиии, узнали, где могила моего брата Вити. Ведь он погиб где-то там. В похоронке сказано – под городом Нойбургом.

 - Хорошо, – обещал я ей, – попытаюсь взять отпуск.

 

Начальник легко согласился дать мне отпуск. На время отпуска меня подменит начальник участка. Через несколько дней мы с туристической группой вылетели в Калининград. Очень много мы узнали о городе. Жили мы в гостинице «Калининград». Уловив свободный момент между экскурсиями, мы зашли в областной военкомат. Нас очень хорошо приняли. Многие офицеры давали советы. В Пруссии Нойбургов было несколько. Служащие военкомата высчитали, что Виктор погиб при взятии Нойбурга, который сейчас находится в Польше и сейчас называется польским именем Нидзица. Нам нужно обратиться в Москву, в Красный крест, они проверят и дадут документы, по которым мы сумеем посетить могилу, где похоронен Виктор. Когда мы уже были на выходе из военкомата, нас догнал один офицер и дал адрес.

- Возьмите этот адрес и напишите письмо в Польшу. Это адрес воинской части, которая собирает отдельные захоронения и перезахоранивают их на кладбищах, если знают фамилии, или в братских могилах. Думаю, этот адрес вам пригодится.

- Большое спасибо, – поблагодарил я офицера.

 

Этот адрес действительно помог нам найти место захоронения. Но об этом я расскажу несколько позже, так как этот эпизод характеризовал то время. Однако судьба всё время мне преподносит какие-то сюрпризы.

 

Придя домой после рабочего дня, жена положила на стол передо мной повестку из прокуратуры. Оказывается, меня не оставили в покое, а только дали передышку. Прокурор опять вызывает меня по вопросу больничного корпуса в деревне Усатово. Утром я перед работой зашёл в РСУ-5 в производственный отдел. Бэла Борисовна, начальник ПТО, мне сказала, что они в прокуратуру никаких бумаг не отправляли, об акте контрольного обмера ничего не знают. Главный инженер Карпинский уже в управлении не работает. После посещения РСУ я пошёл в прокуратуру. Принял меня совершенно другой прокурор в прокуратуре, которая находилась по другому адресу в другом районе города. Прокурор порылся в куче папок, вынул нужную ему и начал её рассматривать. Спустя какое-то время он обратился ко мне:

- Так, почему до сих пор Вы не покрыли нанесенный государству урон?

- По той причине, что я никакого урона государству не нанёс, – ответил я.

- Мы в этом не уверены. Акт контрольного обмера свидетельствует о другом и составлен он по всем правилам.

- А вот в этом я не уверен. Полтора года назад по этому делу меня уже вызывали, и я написал объяснение. Если Вы внимательно его прочтёте, то убедитесь, что при составлении этого акта меня не было...

- Вы не явились по вызову. Вот подписи людей, которые делали этот обмер и они подписали, что они Вас вызывали, но Вы не явились, – прервав меня, прокурор показал мне документ, который я уже видел.

- Я этот документ уже видел при первом вызове меня в прокуратуру и обстоятельно написал объяснение.

- Вы не могли видеть этот документ, потому что, как Вы уже говорили, Вы не участвовали в контрольном обмере. Зачем Вы пытаетесь меня неправильно информировать?

- Я Вас информирую правильно. Мне этот документ показывал полтора года тому назад прокурор в другом районе. Однако он мне тогда сказал, что мне не обязательно знать людей, которые подписали эту бумагу, так же, как и Вы не можете мне сказать, кто составил и подписал этот акт. Сегодня я был в РСУ-5. Ни старого начальника, ни главного инженера нет. Начальник производственного отдела ни о каком акте не знает. Как я догадываюсь, моей объяснительной записки в деле тоже нет. Я не сомневаюсь, что приёмосдаточный акт, который у меня приняли в ПТО, на основании которого мне подписала бухгалтерия обходной лист, тоже уничтожены, а сумма 8 тысяч рублей осела у кого-то в кармане. Кстати, эту сумму назвал мне предыдущий прокурор, у которого, по вашему мнению, я не был. Это цифра появилась только при оформлении дел, поданных в прокуратуру. Всё. Больше мне нечего сказать.

- Ладно. Мы ещё встретимся, а пока постарайтесь мне написать то, о чём Вы мне рассказали. Вы видите, что Вашего объяснения в деле нет. Напишите без эмоций, всё главное. Не обязательно занести завтра. Желательно, чтобы у Вас был адвокат. До свидания!

 

Время подходило к обеду. Если повезёт с транспортом, то до объекта работы доберусь только через час или полтора. Что делается на работе – не знаю. Пока здесь бегаю, там приходят грузы, кто-то расписывается в накладных, не зная, что подписывает. Да, те, кто устроил эту ситуацию, хорошо просчитал шансы на выигрыш...

 

Вечером я с женой отправился к Инне Задориной, которая теперь жила у своей матери на ул. К Маркса, угол Бебеля. Здесь я познакомился с мужем Инны Марком Цукровым, который только что демобилизовался из армии.

 После первых ахов-охов Инна вдруг спросила:

- Что-то случилось?

- Да, случилось, – ответил я и рассказал ей всё о первом и втором посещении прокуроров.

- Да, дело очень неприятное. Если ты правильно меня информировал, то дело ты имеешь с крупным аферистом. Тебе нужен адвокат. Я твоим делом заняться не могу по нескольким причинам, но я переговорю с моим приятелем, который ведёт гражданские дела, к слову, он кандидат юридических наук. Если он согласится взять твоё дело, то доведёт его до конца. Завтра вечером встретимся здесь.

 

На следующий день Инна мне сообщила время и место встречи с адвокатом Ставистким. Встреча состоялась в помещении какого-то клуба в Ленинском районе города на Пересыпе. В этом клубе слушалось громкое дело «Мясокомбината» или какай-то птицефабрики, я так и не понял. У меня были свои заботы. Когда я пришёл, судебное разбирательство уже шло. Я зашёл в зал заседания и сел на крайней скамейке. На скамье подсудимых сидело двадцать с лишним человек. С моей скамейки трудно было их сосчитать. Судьи апеллировали цифрами 20-30 тонн то птичьего мяса, то говяжьего и свиного. Я среди адвокатов нашёл нужного мне. Он выделялся среди мужчин адвокатов своей подтянутостью, стройностью и, конечно, молодостью. Инна мне очень хорошо его обрисовала, и когда объявили перерыв, я подошёл к нему. Он только спросил меня, когда я могу прийти к нему в бюро на следующий день. Мы согласовали с ним срок, и к нему сразу подошли люди, которые болели или были свидетелями тех или других подсудимых. Я ушёл на работу. Моё дело по сравнению с этим запутанным делом, где фигурировали много сот тысяч рублей, было настолько несерьёзным, что мне было аж неловко перед адвокатом, что я занимаю его таким пустяком. Но с другой стороны – моё дело было моим. На этот период времени у меня не было не только восьми тысяч рублей, но и одной тысячи.

 

Когда на следующий день я разговаривал с адвокатом, он задавал мне вопросы, которые  по моему мнению совершено не касались моего дела. Что бы я ему ни говорил, он мне говорил, что суд этим не интересуется. Есть документ о недостаче, есть сумма убытка. Нет только лица, которое возместит убыток. Вот чем интересуется суд. Я несколько раз приходил в бюро, платил деньги за консультацию, отвечал на какие-то отвлечённые вопросы. Слушание дела не начиналось. Если по правде говорить, то я не знаю, чем мне помог Стависткий. Один раз через пол года назначили слушание дела. Стависткий пришёл. Представитель истца не явился. Дело перенесли на другой срок. Через полгода я опять пришел в бюро. Оплатил услуги адвоката. Истец опять не явился. Слушание дела опять было отложено.

 

С началом учёбы в институте жизнь моя превратилась в ад. На наш участок навешали долгострой по Пироговскому переулку. Маленькое трёхэтажное здание на 24 квартиры уже строилось три года. Шло оно по прямому договору нашего управления с обществом глухонемых. Сменилось на этом объекте несколько прорабов, и каждый оставил там какой-то пакостный след. Кроме всего прочего, что нужно было исправлять – кривые перегородки, косые проёмы, – строящееся здание не имело согласования на электроснабжение. Я принял объект без перекрытия верхнего этажа, крыши. Часть перегородок кто-то начал монтировать из гипсолитовых плит. Их повело, и пришлось их демонтировать, чтобы они сами не завалились, покалечив рабочих. Большую часть плит удалось сохранить. Я пригласил руководителей общества на завод железобетонных изделий, свёл их с нужными людьми. Через несколько дней после оплаты из завода на дом пошли панели перекрытия. Также мне удалось использовать моё знакомство на заводе стенных материалов, и пошли силикальцитные блоки для строительства новой электроподстанции на ул. Пироговской, в школьном дворе. Работы развернуть мне удалось, но проект был настолько плох, что трудно было чем-либо его улучшить.

 

В проекте предусматривался туалет. Вместо ванной комнаты в маленькой кухне ставилась душевая сетка. Отработанную воду должен был принимать поддон с сифоном, который на Украине не выпускали. Кто-то решил поддон делать из монолитного бетона, вмонтировав в него самодельный сифон из четырёхдюймовой трубы. Начальству УТОГа эта стройка надоела, и оно стремилось скорее от неё избавиться. Будущие жильцы стремились любой ценой побыстрее вселиться в дом. Когда пришли отделочники на дом, моё начальство решило снять меня с объекта. Опять я должен был принять фундамент от организации фундаментстрой, который пытался вместо фундаментов подсунуть мне не прямоугольное здание, а какой-то параллелепипед. Я это уродище не принимал. Начальник участка Волох посылал один рапорт за другим в высшие инстанции. Посыпались одна комиссия за другой. Эти фундаменты были изготовлены под детский сад на 90 мест на улице Кирова у самого сквера. Месяц Волох оканчивал их, и я не мог начать работу. По своей величине этот детский сад особой ценности не имел. Городу нужны были детские сады больше чем на 10 тысяч мест, но это был первый детский сад, построенный после войны в городе по индивидуальному проекту у самого парка. Пресса раздула это событие по первому разряду, а начать строить его я не мог. Окончилась эта борьба тем, что наше СМУ сняло деньги и само исправило брак, и я с моими бригадами, которые образовались на школе, сдал этот объект отделочникам. Когда заканчивались строительные работы на детском саду, мне дали объект надстройки по этой же улице, у самого Треугольного переулка, в одном из домов которого родился Леонид Утёсов.


Это был объект, который лёгким назвать было невозможно. На втором этаже жили люди, а третий нужно было надстраивать. Жильцы этого дома против нас не были настроены, так как им было обещано провести новые магистрали сантехники и электроснабжения. Крыша в этом доме была гнилая, и при дожде страдали не только жильцы второго этажа, но и первого. Наше управление было заинтересовано в этой надстройке, так как она была предназначена для работников управления и гипрограда, проектной организации, которая разработала и изготовила проектную документацию. Здесь получили квартиры главный инженер СМУ Зайдман и начальник участка Березовский, на участок которого я был временно переброшен. Когда надстройка была уже сдана в эксплуатацию, произошли опять кадровые перемещения. На двух объектах участка Березовского с интервалом около четырёх месяцев произошли два несчастных случая с летальным исходом. На строительстве онкологического центра краном сбило с высоты рабочего, который скончался на месте. Второй случай произошёл на строительстве пятиэтажного здания общежития на улице Промышленная. Руководил там молодой мастер, который до этого работал на растворобетонном узле. К нему на объект пришло три автомашины кирпича, а на дороге стоял подключённый кран «Пионер», подготовленный для разгрузки этого кирпича. Машины пришли с прицепами, чего не ожидал Семён, мастер. Шофера начали на него орать, что он их задерживает и они составят акт простоя. До рубильника расстояние было метров 150. Сеня позвал рабочих, чтобы оттащить в сторону подъёмник. К подъёмнику также бежал электрик, но когда он добежал, пять рабочих прилипли к подъёмнику и безмолвно стояли. Электрик сорвал с рубильника кабель. Все, кто держался за подъёмник, упали без сознания. Четырёх спасли,  в том числе и Сеню. Один рабочий погиб. Пока шло следствие, Березовский ещё работал. Семёну вынесли приговор два года тюремного заключения. Березовский подал заявление и ушёл из управления.

 

Этот участок вёл работы по реконструкции пионерского лагеря «Молодая Гвардия». Уходя из управления, Березовский передал указание секретаря обкома Воронина, что тот приказал выполнить ряд работ, которые не входили в смету.

- Я плевал на его указания, – сказал Зайдман и добавил, – он может распоряжаться в обкоме, а я беспартийный.

 На стройплощадке работали рабочие и это слыхали. На следующий день Зайдман в качестве начальника участка принимал у Березовского участок.

 

В управление пришёл новый главный инженер Виндеман. Как стало известно несколько позже, он вернулся из заключения. Ранее он работал в одном из строительных управлений в городе вместе с начальником управления Харьковым и с главным инженером Поштавенко. Все они очень грамотные инженеры. Как принято было в Одессе, они делали своё дело умело, но пару копеек откладывалось людям, начальникам высших инстанций, банка, КРУ и прочим, от которых они зависели. Где-то круговая порука разорвалась, и три руководителя должны были получить срок по крупному. По общему согласию Виндеман принял на себя всю вину содеянного и ушёл на отсидку. Его семья получала весь срок денежное довольствие. Когда Винденман вернулся, Харьков был управляющим нашего треста, Поштавенко – главным инженером. Виндеман сразу принял должность главного инженера нашего управления, которое было подведомственно этому тресту. Не ошибусь, если скажу, что порядок в управлении был наведен моментально. После Лемберского было несколько главных, которые не тянули на мастеров. Этот пожилой человек был немногословен. Он сразу объявил, по каким вопросам к нему обращаться, какие вопросы должны решать технический и производственный отделы, какие – отдел снабжения. Большая самостоятельность давалась начальнику участка. Атмосфера нового порядка моментально почувствовалась, но...Без «но» у нас ничего быть не может.

 

Райком партии направил к нам нового начальника отдела кадров. Это был демобилизованный из армии человек, который долгое время работал в первом отделе различных армейских соединений. Антисемитский дух моментально заполнил атмосферу управления. По указанию райкома партии начальник отдела кадров СМУ должен был быть секретарём партийного бюро. Поэтому коммуниста товарища Лукашенко было предложено райкомом партии кооптировать секретарём партбюро управления. Вот на этом поприще Лукашенко решил себя показать, «кто есть Ху». Действительно, у нас в управлении много было лиц еврейской национальности. С начала образования СМУ начальником был полковник в отставке коммунист Косогляд, который всю войну был помощником у маршала Жукова (к слову сказать, он руководил подготовкой апартаментов делегаций стран содружества на Потсдамской конференции), было много демобилизованных инженеров-фронтовиков. Затем их сменили мы, которые в войну работали на оборонных предприятиях. Сразу выгнать всех прорабов и начальников участков он не мог, поэтому он решил уволить первыми мастеров Лившица и Александрова. Лившиц работал первый год после демобилизации из армии и заканчивал строительный техникум, вечернее отделение. Александров занимался на третьем курсе заочного отделения техникума, тоже отслуживший в стройбате армию. Оба члены партии. О своих действиях Лукашенко сообщил в райком партии. Дальше чуть ли не ежедневно шли в райком докладные о злоупотреблениях линейными работниками. К примеру, в строительстве было очень сложно вести составление материальных отчётов.

 

На предприятиях, где выпускается какая-то продукция, имеется расход материала на изготовление единицы этого вида продукции. В строительстве сотни единиц различно изготовляемой продукции, и нужно было выбирать по граммам те или другие составляющие. Поэтому на некоторые работы справочники списания составляющих предусматривали не всегда соответственно с общесоюзным стандартом. Материалы оставались в излишках, а на некоторые конструкции не было материалов под списание, несмотря на то, что работа выполнена. Мы, прорабы, кооперировались, обменивались накладными и каким-то образом выходили из положения. В отчётный период в коридоре управления можно было слышать диалоги прорабов:

- Ты уже продал излишек доски?

- Да, продал, но мне нужно купить сто килограмм гвоздей. Ты не знаешь, кто продаёт?

 

Услыхав такие разговоры, Лукашенко моментально писал докладные в райком партии о злоупотреблениях в организации. Я со второго года работы ежегодно избирался членом партбюро управления, а несколько лет был заместителем секретаря партбюро. Поэтому я раньше всех узнал о том, что нас, всех членов партийного бюро управления, вызвали на очередное заседание бюро райкома партии. Кроме нас в райком вызвали руководителей треста.

- Я не могу понять, – сказал секретарь райкома после оглашения повестки дня заседания бюро, – что происходит в СМУ-10 в последнее время? Мы считали, что это одна из удачнейших организаций не только района, но и города. Мы помним сданные в срок школы, Булдынский завод и многие объекты города. Знаем этот дружный коллектив, грамотных инженерно-технических работников. Получив в последнее время тревожные сигналы, мы решили побеседовать с руководителями, с членами партбюро. Что случилось в управлении? Набираются какие-то неквалифицированные кадры, происходит хищение материалов. По нашей просьбе КРУ провело тщательную проверку финансового положения управления. Никаких злоупотреблений не выявлено. Да, без диплома в управлении мастером работает после возвращения со службы в армии коммунист Лившиц. Он на последнем курсе строительного техникума. Мы консультировались у юристов. Он имеет полное право занимать эту должность. То же можно сказать о беспартийном товарище Александрове. Весь изобличающий материал прислал нам секретарь парторганизации товарищ Лукашенко, кому я и хочу предоставить слово.

 

Лукашенко встал, развернул на столе свою папку и извлёк из неё свой кондуит, где аккуратно были уложены копии тех писем, которые он присылал в райком.

- Насчёт Лившица и Алексанлрова я мог ошибиться. У нас в управлении нет в штате юриста. Но то, о чём я сигнализировал в райком, я слыхал сам и мне юрист не требуется: если человек, которому доверяют государственную ценность, торгует ею, я считаю, что это безобразие нужно пресекать.

- А Вы, как честный коммунист, с нарушителями беседовали? – спросил управляющий стройтрестом.

- Нет, – последовал ответ, – я считаю, что этим должны заниматься соответствующие органы, которые в нашей стране с этим делом хорошо справляются.

- Ясно, – сказала секретарь райкома. – У меня будет вопрос к товарищу Лукашенко, но сначала я хочу послушать членов бюро управления, почему они допустили такое безобразие. Каждому, мне кажется, достаточно 2-3 минуты.

 

Когда очередь дошла ко мне, я сказал, что об этих докладных слышу первый раз. Рассказал о том, как создались у Лукашенко представления о хищении. Несовершенная системам учёта расходования материалов действительно создаёт прецедент манипулирования материалами. Так, например, тот же гвоздь списывается по одной норме в килограммах, размером 3х50 мм и 5х125 мм. При проверке в бухгалтерии и производственном отделе управления сидят инженерные работники и проверяют расход согласно тех инструкций, куда уложен проверяемый списываемый материал. Я также сказал о нашей «торговле», то есть ликвидации разносортицы, которую мы делаем перед сдачей месячных материальных отчётов.


- Так, – поднявшись с места, сказал секретарь райкома. – Я считаю, что дальнейший опрос излишний. Если товарищи члены бюро управления не возражают, опрос окончен. Всё ясно. Товарищ Лукашенко проявил политическую близорукость. У нас действительно есть претензии к руководителям управления, треста, о котором товарищ Лукашенко должен был нас поставить в известность. Каким образом главный инженер управления, вернувшись из мест заключения, сразу занял пост главного инженера, несмотря на то, что привлекался он за должностное преступление? Также начальник первого участка беспартийный Рохман, вернувшись из заключения, занял должность начальника участка. Коммунисты управления, инженеры занимают должности мастеров и прорабов. Об этом товарищ Лукашенко нам не докладывал и никаких мер не принимал. Я предлагаю отозвать нашу рекомендацию со СМУ-10, данную товарищу Лукашенко, а администрации треста решить о квалификационной целесообразности использовать товарища на данной должности. С первым вопросом покончено. Приглашённые могут быть свободны. До свидания.

 

К этому времени можно отнести полное изменение экономического управления в стране. Нам сообщили, что Совнархозы сыграли значительную роль в нашей экономике, которая переходит в новый этап образования комбинатов, трестов и прочих объединений, подчинённых различным министерствам. Отдел строительства Совнархоза выделился в отдельный комбинат, который в подчинении имел три треста: промстрой, гражданжилстрой и жилстрой, домостроительный комбинат, несколько заводов железобетонных конструкций, завод по изготовлению столярных изделий, ДОЗ. Были ещё управления механизации. Наше управление вошло в жилстрой. Управляющим треста стал Макаренко Игорь Владимирович, главным инженером – Поштавенко со СМУ-3. Начальником ПТО стал опытный инженер Краковский. Ранее я его не знал, но при первой встрече проникся уважением к нему. Он мне напомнил майора из ПТО в Североморске. Работа пошла веселее и осмысленнее. Очень скоро бездарный начальник нашего управления был уволен с треском, как и Лукашенко. Новый начальник тоже звёзд с неба не хватал, но как-то работал. Во всяком случае не мешал работать Виндеману.

 

В это время брата пригласил на работу директор завода «Автогенмаш» Мезенцев. Этот завод был государственного значения и набирал силу ввиду развития космонавтики. Мезенцев решил создать конструкторское бюро на заводе, которое бы могло быстро реагировать на усовершенствование научного прогресса отрасли. Брата он пригласил на должность главного инженера. Начальником бюро был назначен человек, присланный партийными органами. Прислан он был уже после того, когда брат пригласил классных инженеров, с которыми он в своё время работал в Совнархозе. С некоторыми он подружился домами, и вместе они проводили досуг и застолья. На каком-то празднике он познакомился с двумя строителями, которые были друзьями хозяина. В разговоре он узнал, что они уже не работали, а подрабатывали в суде как консультанты судей и на экспертизах. Брат рассказал им обо мне, о деле, которое тянется почти что три года. Один из строителей сказал, что это дело он помнил. Поскольку это дело и яйца выеденного не стоит, экспертизу не проводили, а они только подписали документ, что акт составлен по всем правилам и сомнения не вызывает. Так я познакомился с экспертами, которые вели моё дело. Я им рассказал, что из дела пропали некоторые документы, которые я оставил при расчёте, уходя из РСУ. Эксперты пообещали мне, что они обратятся к уже третьему судье и помогут ему закрыть это дело. Через неделю меня вызвали в суд. От истца приехал главврач больницы, который осуществлял технадзор. Главный инженер РСУ уже не работал в управлении. Заседание суда длилось около половины часа, в основном на протокольной части заседания. Оказалось, что в акте кроме фундаментов был указан грунт, который я не вывозил, а распланировал. Завышение было на сумму 150 рублей. Я сказал, что этот грунт нужен был там, иначе бы там всегда под стенами была бы грязь, и мне нужно было оформить рацпредложение, но я этого не сделал, поэтому признаю это завышение. Приговор суда был оглашён: взыскать 150 рублей в пользу государства в равной мере с прораба и технадзора. Главврач вскочил с места и начал кричать, что его обманул главный инженер, что он главврач больницы и в строительстве ничего не понимает. Что этот жулик сейчас сидит в тюрьме, а он, главврач, должен платить деньги. Он ещё что-то кричал, что он старый большевик и прочее. Я сказал, что с приговором согласен и апеллировать не буду. Так закончило существование этого дела.

 

Случайно я встретил на улице Николая Филипенко. Он работал в СМУ-1 треста «Промстрой» начальником участка. Его пригласила на работу начальница СМУ Милославская. Главным инженером там был Бекиров Мамбет Абдулович. Поговорили, разошлись. К этому времени разворачивалась работа на строительстве одесских Черёмушек на Юго-Западе города. Генеральный подрядчик строительства был трест Гражданжилстрой. Начальником СМУ-2 был Худолеев. Этот старый опытный инженер руководил прокладкой первого километра дороги будущего жилого массива и выемкой первого кубометра богатейшего чернозёма, который снимался с колхозных в прошлом полей.

 

Шёл проливной дождь. Худолеев был в плаще, хромовых сапогах с галошами впереди горкомовской свиты, которая стояла около автобуса и наблюдала за строителем, шедшим к бульдозерам, чтобы отдать приказ начать рекультивацию поля, то есть съёмку чернозёма. Однако только ступив на пашню, Худолеев по колено провалился в насыщенную водой землю. Едва вытянув ноги из грунта, он обнаружил, что одной галоши на ноге нет. Он демонстративно снял вторую галошу и, швырнув её на поле, отдал приказ начать работу. Так был заложен Юго-Западный массив города.

 

Я очень хотел участвовать в этом строительстве, но мне дали в нашем управлении новый объект – общежитие одесского университета по улице Довженко, где намечалось строительство университетского городка. Одновременно с ним мне дали, как бы в довесок, пристроить поликлинику в институте им. Филатова. В то время руководила институтом профессор Пучковская, ученица Филатова.

 

Жизнь шла в нашей семье по колее нормальной трудовой семьи. Сын выздоровел. Готовился к занятиям в школе. Мы подали документы не в ту школу, где работала жена, а по месту жительства в нашем районе по улице Троицкой. Пришло письмо из Общества Красного Креста, куда мы обратились после приезда из Калининграда. Нам сообщили, что в Нойбурге могила погибшего воина Когана Виктора Павловича не найдена. Осталась одна надежда на войсковую часть в Польше, куда мы отправили также запрос. Верно сказано, что надежда умирает последней. Через неделю мы получили ответ на наш запрос из войсковой части. Нам сообщили, что могила воинов, погибших в бою под Нойбургом, найдена. Воин Коган В.П. с пятью однополчанами был захоронен под Нойбургом. Ныне этот город находится в Польше и называется Нидзеца. В настоящее время воины перезахоронены на кладбище в городе Ольштын. Документы переданы в Москву в Общество Красного Креста, откуда мы должны получить документы на право посетить могилу. Мы действительно получили документы и решили поехать в Польшу. Жаль, конечно, что Софушкины родители не сумели этого сделать. Им ответили, что могилы нет, так они и ушли в мир иной не простившись.

 

Оказывается, что то, чего мы добились в этом вопросе, это была только верхушка айсберга. У Софушки был отпуск, и ей только нужно было успеть воспользоваться им. Другое дело у меня. Отпуск я взять мог, правда, я должен был начинать учёбу в институте. Софа познакомилась с какой-то женщиной, которая часто ездила в Польшу, и узнала у неё, сколько нам приблизительно нужно денег, чтобы дня два побыть в этом городе. Оказалось, что нам нужно минимум в пять раз больше, чем нам менял банк. После многократных консультаций и бесед с этой женщиной мы решили, что купим у нас какие-то товары и продадим в Варшаве на рынке. Эта женщина обещала дать нам письмо к своей знакомой, и та поможет нам реализовать эти товары. Жена стала закупать товары для реализации в Варшаве. Она же собрала все документы, чтобы получить заграничные паспорта. Когда пошла сдавать документы, её документы приняли, а мои – нет. Не хватало справки-характеристики из райкома партии, так как я член партии. На следующий день я побежал в райком. Оказалось, это не так просто было – достать такую справку. Её давала группа старых коммунистов.

 

Мне указали время, когда соберётся эта группа. Когда я пришёл через два дня в назначенное время, справку я не получил, так как заболел один член группы. Спустя два дня я пришёл опять, этот больной старик был на месте, но заболел другой. Я сел на стул и заявил, что не уйду, пока не получу справку. Через полтора часа справка была мне выдана, документы приняли, и через два дня мы выехали в Киев, чтобы зайти в консульство за визой, а оттуда поездом Киев-Берлин доехать до Варшавы. Уже перед самым выездом из Одессы мы получили письмо из общества Польско-Советской дружбы города Ольштын, куда мы обратились, когда узнали место захоронения Виктора. Мы предупредили о приезде и просили, чтобы они написали нам приблизительно, сколько будет стоить двухдневное пребывание в гостинице Ольштына, и чтобы подтвердили нам наличие захоронения. Ответ на наше письмо нас поверг в отчаянье. Вкратце: могилы погибших воинов находятся в ведомстве зелентреста города, гостиниц в городе много и стоимость проживания в них разная. У общества нет никаких денег на содержание родственников погибших. Встретить прибывших некому.

 

Однако мы решили ехать. В Киеве я узнал, что по-польски моё имя Джегош. Это было написано в визе. В Варшаву прибыли под вечер. По-польски не знали ни слова. Вышли на улицу с вокзала. По шпаргалке нашли трамвайную остановку. Пока искали остановку, я обратил внимание на дворец культуры, который был построен около вокзала. Громадная глыба строения утюгом стояла среди жилых домов, придавив их. Я это здание ранее видел в прессе на снимках, так как это здание было подарено Советским Союзом. Чуть подальше, если не ошибаюсь, на улице Маршелковской, стояло несколько высотных домов, построенных американцами – лёгких, изящных. Эти дома  как бы подчёркивали неудачные архитектурные решения нашей Советской глыбы. Подошла наша марка трамвая. Мы сели в вагон и обратились к вагоновожатому, попросив его, чтобы он нас предупредил, когда мы подъедем к остановке, указанной в нашей записке. Мужчина стоящий рядом сказал нам что-то по польски, но мы не поняли. Кто-то ему тоже что-то сказал. Трамвай остановился, и вагоновожатый велел нам выходить. Мы вышли. Трамвай, проехав метров пятьдесят, остановился. Вышел мужчина и сделал нам знак,чтобы мы снова зашли в вагон. Мы поехали дальше и вышли через четыре остановки. С этого места нам было меньше идти к дому, указанному в записке. Хозяйка квартиры хорошо разговаривала по-русски. О нашем приезде она знала, ей позвонила знакомая одесситка. Мы поужинали и легли спать в убогой квартире старой эмигрантки. Утром пошли на базар, где реализовали наши товары. Теперь мы знали, что денег нам на два дня и даже больше хватит. Вечером, отблагодарив хозяйку, мы ушли на вокзал. Спросили, есть ли билеты на Ольштын. Кассир поняла, что мы иностранцы, и  лаконично, внятно нам ответила: «Так, пшисятка». Я отошёл, чувствуя: что-то не то. Софушке был такой же ответ. Спросили прохожего железнодорожника. Он посмотрел на часы и видя, что перед ним иностранцы, показал на стоящий состав и показал три пальца сказал: «Чши пшисядка» и ушёл. Вагон был забит полностью, люди стояли в тамбурах. Дверь закрылась,  и состав ушёл. Мы вернулись в зал ожидания.

 

В четыре утра отправлялся наш поезд Варшава-Ольштын. Мы решили подождать. Сели на скамейку и понемногу дремали. Ровно в четыре утра мы в свободном вагоне с отдельными купе на восемь человек, ограждёнными от коридора стеклянной перегородкой, выехали в Ольштын. В купе оказался поляк, воевавший всю войну в Советской армии, знал русский язык. Он, узнав цель нашей поездки, рассказал нам, что мы должны делать. Написал по-польски записку, в которой просил полицию оказать нам помощь в размещении в гостинице. Рассказал нам, где найти полицая. Через восемь часов мы были в Ольштыне. Выйдя из вокзала, я как у себя дома зашёл в полицейский участок и подал записку. Полицейский начал обзванивать гостиницы, что-то записал. Затем с нами вышел из участка, подозвал такси и сказал внятно, но по-польски, что номер в гостинице освободится через два часа. Я дал полицейскому пачку хороших сигарет. Он взял её, поблагодарив меня. Мы зашли в гостиницу. У столика регистрации прибывших после моего приветствия «Дзень добжий», ответила мне приветствием и сказала: «Знаймо», положила на стойку ключи от номера.

 

Я своим глазам не верил. У нас бы потребовали декларацию на пару сот вопросов. Я стоял как вкопанный. Она поняла это по-своему и показала два пальца и указала на лестницу. На небольшом медном жетоне была выбита цифра 232. Я взял чемодан и мы пошли наверх. Когда мы зашли в номер, мы остановились у двери. Не ошиблись ли служащие, выделив нам такой прекрасный номер? У нас дома люкс выглядели намного хуже этого. Чистота, воздух, душевая с туалетом, телефон, телевизор. Постели сияли свежестью. Мы помылись, поставили вещи в шкафы и пошли в общество Польско-Советской дружбы. Когда мы подали в информацию записку, где был по-польски написан адрес, служащая гостиницы вышла и показала нам дом, в который мы направлялись. Он был рядом с гостиницей. Мы были у цели. Вывеска у двери гласила, что здесь находится общество польско-советской дружбы. Мы поднялись на второй этаж и зашли в приёмную. Нас встретила миловидная девушка, как мы поняли, секретарь. Когда мы представились,  она пригласила нас в кабинете начальника, который должен был прийти с минуты на минуту. Девушка разговаривала на ломаном русском языке.

- Что будете пить каву, гербату? – спросила она нас.

- Каву, – не задумываясь сказал я, так как не знал, что такое гербата. Впоследствии пожалел об этом. Я отчётливо слыхал, как работает электрокофемолка, после чего секретарша внесла душистый кофе. На подносе стояли две чашки на блюдцах, кофейник, сливки, сахар. Хозяйка пригласила нас пересесть к столику, стоящему в стороне, и наполнила чашки. Когда я выпил кофе, я понял, что это напиток, который я никогда не пил. Сердце начало стучать как молот, в голове появился неестественный шумок. Ждали мы начальника не более десяти минут. Его звонкий поставленный голос мы услыхали, когда он был ещё на первом этаже. Он вошёл в кабинет. Мы поднялись со стульев, дабы дать ему понять, что мы не собираемся у него долго рассиживаться. Он остановился у двери, осмотрел нас в какой-то миг и пошёл к своему месту у служебного стола.

- Что же вы не предупредили, что сегодня приезжаете, – повернувшись к нам, спросил он с укоризной, – мы бы подготовились и встретили вас. Садитесь, сейчас обдумаем, что мы будем делать.

- Уважаемый господин…, – сказала Софа и замолчала. – Простите, я не знаю, как к Вам обращаться…

- Это Вы простите, я не представился. Катульский Генрик, если можно – не путайте с немецким Генрихом. Сочту за честь, если Вы будете ко мне обращаться просто Генрик, у нас так принято. Я Вас, кажется, прервал? Так я Вас слушаю.

- Благодарю, я продолжу. Я хочу, чтобы Вы поняли, что нам ничего не нужно. У нас всё есть. Мы два дня у вас побудем и уедем. Наша цель побыть на могиле и положить цветы от нас и моих родителей, которые не успели в своей жизни найти могилу.

- Я прошу прощения, но Вы или что-то не договариваете, или Вас кто-то обидел. Наше общество создано, чтобы помогать близким находить могилы воинов, погибших в борьбе с фашизмом. Поэтому я прошу Вас сесть, и мы определимся, что нам делать. Итак. Первое. Сначала определимся с жильём.

 - Мы остановились в гостинице недалеко отсюда…, – сказала Софа

 - Да, но это дуже дорого, – прервав её Генрик. – Вы поспешили.

- Но Вы же нам в письме сказали, что помочь достать дешёвую гостиницу не можете…

- Откуда Вы взяли, о каком письме Вы говорите? – спросил Генрик.

- Вот письмо от вашей организации, – вынув из сумочки письмо, Софа подала начальнику.

 

Он взял письмо, внимательно прочёл его.

- Я должен перед вами извиниться. Бывает, когда подчинённые подводят начальников, это редко, но бывает. Поэтому я прошу считать, что этого письма нет. – Он замолк, подумал и позвал секретаршу. Сказав ей что-то по-польски, после чего она ушла, продолжил:

– Да, так мы продолжим. Я сейчас постараюсь исправить ошибку моего заместителя...

 

В кабинет зашёл мужчина средних лет. Он с виноватой мордой, как пёс, остановился у двери. Генрик уничтожающе посмотрел на него, что-то сказал, и тот вышел из кабинета.

 

Далее последовало молчание. Начальник сделал один звонок по телефону, второй. Третий, видимо, окончился результативно. Это мы поняли, когда услышали «Бардзо дзянкую», единственное, что мы поняли. Далее он вызвал заместителя. Очень жёстко отдал ему указание и велел нам отдать ключи от номера в гостинице.

- Итак, продолжим наш разговор, – сказал Генрик, как будто не было остановки. – Сейчас ваши вещи перевезут в другую гостиницу. Думаю, она вам понравится. После того, когда мы закончим наш разговор, мы поедем в эту гостиницу, где мы с вами и расстанемся до завтрашнего утра. Здесь есть кафе, где вы можете пообедать, поужинать. Утром в 8-00 я буду у вас в коридоре ждать вас. Цветы будут в машине. Мы с работником зелентреста поедем на кладбище, возложим цветы на могилу, и где-то после двух часов вы будете моими личными гостями. Я очень роскошно сейчас не живу, у меня однокомнатная квартира, но помянуть воина у нас будет где и, думаю, будет чем. Затем мы пойдём в гостиницу. Это не сильно далеко. После завтра мы отправимся к месту сражения, где погиб Виктор. Там встретимся с бывшими участниками боёв, освободителями города Нидзица. У меня дома вы познакомитесь с моей женой и моим первенцем Михалом, которому уже пошёл второй месяц. Вот и всё. Если у вас возражений нет, тогда поехали!

 

Мы вышли из офиса общества. Нас ждал легковой автомобиль «Фиат». Мы уселись в салон и поехали. Приехали к небольшому зданию. Шофёр остановился у подъезда, открыл дверки машины. Мы вышли и пошли за Генриком. Только зашли в вестибюль – тишину оборвал громкий говор, смех. Казалось, что всё помещение улыбалось Генрику, и видно было, что он здесь не первый раз. Шофёр подошёл к администратору, взял ключи от номера и понёс наши чемоданы. Генрик сказал, что он в 8-00 завтра будет нас ждать здесь, в вестибюле. Только он вышел из помещения, воцарилась тишина и спокойствие. Мы в сопровождении администраторши поднялись на второй этаж и зашли в номер. Чистота, уют, оборудование были не хуже, чем в городской гостинице. Сопровождающая нас сказала, что ужин будет в 19 часов, утренний кофе – в 7-00. Больше нас никто не беспокоил.

 

С этого момента мы не могли закрыть рот от удивления. Утром выпив кофе, мы поднялись в свой номер. Ровно в 8-00 нас вызвал по телефону Генрик в вестибюль. Взяв небольшой чемоданчик с сувенирами, мы вышли. Шёл дождь. Мы вошли в салон машины. У заднего стекла лежал большой букет красных роз. Через минут пять мы остановились. К нам в машину села женщина из зелентреста. В руках у неё была сумка. Когда мы поехали дальше, женщина вынула из сумки толстую книгу регистрации, открыла страницу, где торчала закладка.

 - Пан Катульский, – сказала она...

 

А дальше по-польски она сказала, чтобы Генрик перевёл нам, что эта книга регистрации могил и фамилий там захороненных. Во многих могилах фамилий не было, так как на захороненных не было жетонов и документов. Эти люди в Советском Союзе считались без вести пропавшими, а следовательно – врагами народа. На наше счастье на Вите был жетон, и он был захоронен и перезахоронен как павший воин. Все пять человек, которые были перезахоронены в могилу №6, были зарегистрированы с именами.

 

Польша. Кладбище в городе Ольштейн,

на котором перезахоронены 6 тысяч советских воинов.

На снимке я, Софья, председатель общества Польско-Советской дружбы

Генрик Катульский.


Так мы приехали на кладбище. Представительница зелентреста подвела нас к могиле. Мы возложили цветы. Затем отошли в сторонку и дали возможность сестре погибшего воина побыть самой на могиле брата. Затем нам показали само кладбище, где стояли кресты ещё с первой мировой войны. Здесь были русские воины, погибшие при брусиловском прорыве. Шесть тысяч воинов, погибших в отечественную войну, были перезахоронены здесь. В некоторых могилах было до ста человек. Скромный памятник стоял захороненным воинам-лётчикам из французской эскадрильи Нормандия- Неман. Через аллею было захоронение польских воинов - участников войны. Работница зелентреста попрощалась с нами, ушла. Здесь царила тишина, покой, уют. Дождь усиливался. Мы решили проститься с погибшими воинами и ушли к машине, которая стояла у ворот.

 - Теперь наша дорога идёт к Нидзеце, – сказал Генрик. – Сначала заедем в горком компартии, там нас ждут участники освобождения Нидзецы. С ними мы поедем к первому захоронению воинов освободителей.

 - Генрик, скажите пожалуйста, я видел на нескольких могилах советских воинов их портреты. Можно ли нам такой портрет установить на этой могиле и как это делается? – обратился я к председателю общества.

 - Можно. Но у нас я не знаю, есть ли такие мастерские. То, что вы видели, эти надписи и портреты установили близкие люди или родственники погибших. Изготовлены эти портретики в России. Если вы изготовите, мы здесь их установим.

 

Так в разговорах мы проехали к городу Нидзеца. Покружив по зигзагообразным улицам, мы подъехали к какому-то дворцу, где располагался горком партии. Мы зашли в вестибюль. На широком парадном лестничном марше нас встретил секретарь горкома с группой участников войны. Он пригласил нас в зал, где были сервированы столы на человек сорок. Приём начался. Со вступительным словом выступил секретарь горкома. Он нас представил. Выступило несколько человек - участников освобождения города. С ответным словом выступил я. Поблагодарив всех за радушный приём, я передал секретарю горкома сувенир – корабль с гербом города-героя Одессы. Много было тостов, все приветствовали дружбу Советского Союза и Польши, несмотря на то, что эта дружба уже давала трещину.

 

Стол был отменный. Здесь я впервые в жизни попробовал копчёного угря. Поляки нам показали отменную польскую кухню. Правду сказать, они, видимо, сами не ежедневно видели столы такой сервировки. После обеда секретарь горкома с нами попрощался, а мы уселись в машины и поехали за Нидзецу, в места, где на большой равнине развернулись бои за освобождение Нидзецы. Затем мы подъехали к одинокому кусту, около которого была вырыта яма. Один из участников боёв сказал, что здесь были захоронены пять советских воинов из артиллерийской разведки. Перезахоронение произошло года два-три назад. Погода, как и в те дни боёв, была дождливая. Когда мы стояли у бывшей могилы, дождь превратился в ливень, мы сели в машины и разъехались по домам. Отъехав километров пятнадцать от Нидзецы, я обнаружил, что наш чемодан был уложен не в тот автомобиль, в котором мы приехали. Пришлось повернуть обратно в горком, где уже кроме дежурного никого не было. К счастью, чемодан кто-то привёз и поставил в комнате дежурного.

 

Машиной мы подъехали к дому, где жили Катульские. Жена Генрика, Кристина, встретила нас очень приветливо. Когда Софушка переодела обувь, Катульские увидели, что она промочила ноги. Моментально Генрик занёс тазик с горячей водой и потребовал, чтобы Софушка прогрела ноги. Началась сервировка стола. На столе оказалась бутылка водки и пара бутылочек пива. Затем таз с горячей водой переместили под стол. Так весь обед Софушка просидела, держа ноги в воде. На столе появилась большая супница тушенных грибов в сметане. Таких грибов я до этого момента не ел. Это была смесь белых грибов и маслят, приготовленных человеком, знающим вкус гриба. Говорили обо всём. Желали друг другу того, что пожелал бы себе и своим близким каждый. На улице уже было совсем темно, когда мы ушли в гостиницу. Генрик нас вывел на дорогу, по которой мы дошли сами до гостиницы. Правда, спустя минут пять с того времени, когда нас покинул Генрик, вдруг погасло освещение в городе. Нам стало как-то не по себе. Мы внимательно всматривались в дома, которые проходили, чтобы невзначай не пройти мимо назначенной цели. Однако мы здание узнали, зашли. У стойки администратора горела свеча. Нам дали зажжённую свечу, и мы нашли свой номер. Коридорная нам сказала, что свет появится через полчаса. Мы зашли, помылись и легли отдыхать.

 

На следующий день была программа не менее насыщеная, чем прошлого дня. В назначенное время включили свет, но мы были настолько усталые, что не поднялись. В 8-00 Генрик нас ждал в коридоре. Мы поехали, кажется, на северо-восток. Ехали долго. По дороге заехали в какой-то горком партии. Нас принял секретарь горкома. Теперь на вопрос «Кава или гербата?» я уже точно ответил, что гербата, что в переводе означает «чай». Дальше наш путь лежал в разрушенный Wolfe Schance, что в переводе на русский язык обозначает «Волчье логово». Это гитлеровский штаб, где разрабатывался «План Барбароса» – план нападения на Советский Союз. Мы пересели на машину секретаря горкома, потому что экскурсии начинались за несколько километров от центра, где находилось вновь построенное здание, где показывали фильм об этом плане. Нашей машиной можно было доехать только до шлагбаума, а дальше с экскурсией идти к кинозалу. На горкомовской машине мы доехали до кинозала. Очень много интересного нам рассказали, показали в кино. Обратно мы ехали по той же дороге. Пересели в свою машину и поехали в Ольштын. Затем остальную часть дня мы провели на даче у отца Генрика. К вечеру мы вернулись в гостиницу. Днём  следующего дня мы уехали из Ольштына. Кристина снабдила нас порошком грибов, маринованными и сухими грибами. Генрик договорился с какой-то организацией в Варшаве, которая предоставила нам номер в своей гостинице на ночь. Мы к вечеру приехали в Варшаву. Немного прошлись по городу, оставив вещи в камере хранения. В гостинице мы переночевали и ушли на вокзал. Получив вещи в камере хранения, мы вышли на перрон. Как ни странно, билеты на берлинский поезд в Варшаве не продавали. Когда подошёл поезд, мы договорились с проводником, уплатили ему и благополучно доехали да Киева. С нашими загранпаспортами мы закомпостировали билеты и благополучно добрались домой в Одессу.

 

По прибытии я начал готовить план, каким образом и на каком материале сделать портрет Софушкиному брату на могилу, чтоб прикрепить к памятной плите. У нас была маленькая фотография с солдатского документа. Её нужно было увеличить. Вопросов было много. Мы готовили сына к учёбе в школе. Ему нужно было научиться самому идти на занятия,что особо никакой опасности не представляло, так как переходить нужно было только две дороги. Оформили его на продлёнку, что дало возможность Софе встречать его дома из школы. Когда он перешёл во второй класс, он начал заниматься музыкой в музыкальной школе. Дед купил ему тульский баян. Виктор посещал школу с удовольствием. Со второго года занятий он уже в школе участвовал в концертах, играя простенькие вещи, а иногда только гаммы. По воскресным дням мы частенько летом собирались на пляже с друзьями, родственниками и весело проводили дни. Я всё время что-то делал дома. Дворовой флигель, который принадлежал канатному заводу, передали городу. Мы получили возможность присоединиться к дворовой котельной. После этого я разобрал печь, а затем и плиту. Узнав, что Гутмахер работает главным инженером Одессгаза, я пошёл к нему на приём. Он не забыл, что когда-то я оказал ему услугу в строительстве его личного жилья. Он помог мне поставить баллонный газ. Это было блаженство. Двухконфорная плита с духовкой освободила нас от многих проблем. В институте я, преодолев два самых для меня тяжёлых курса, занимался уже на третьем, на котором выпускники десятых классов чувствовали себя намного хуже меня. С третьего курса рычаг знаний начал мою сторону приподнимать. В некоторый вопросах, таких, как расчёт конструкций, организация производства работ  мне было намного легче освоить материал. Всё шло нормально до поры, когда опять произошли кадровые перемещения.

 

При автомобильной катастрофе погиб Поштавенко. Заярдного избрали председателем горисполкома. Его заменил на посту присланный из министерства строительства человек, который начал ломать налаженную систему строительства. Макаренко новому управляющему стал неугоден. Игорь Владимирович перешёл на преподавательскую работу в строительный институт по приглашению ректора института на должность декана кафедры организации строительного производства. На должность управляющего треста был направлен Бекиров Мамбет Абдулович из СМУ-1. Наверное, Милославская, энергичная женщина и грамотный инженер, была не в восторге от своего главного инженера. К этому выводу я пришёл несколько позже, через несколько лет. Спустя пару месяцев со СМУ-10 ушёл начальник Соколов, и на его место пришёл Николай Павлович Филипенко. Встреча у нас была взаиморадостной.

 

Соколов работы не знал. Он жил сам по себе, управление тоже само по себе, технически соблюдая указания своего главного инженера. В управлении началась смена кадров. Первым ушёл Аркадий Давыдович Зайдман, начальник участка, за ним ушёл Зайдман Григорий Аронович, начальник снабжения, сменился главный бухгалтер. В нашем управлении случилось ЧП. Смонтированное пятиэтажное здание общежития во время отделочных работ  завалилось. Разрушение произошло в течении нескольких часов, а средняя часть – в считанные минуты. Отделочники только закончили смену и вышли из здания. Фасадчики в сезон работали с захватом времени, стараясь летом заработать деньги, чтобы зимой не работать. Начинал строить это здание Березовский в качестве начальника участка, затем инженер Владимир Квак, затем Аркадий Зайдман. Катастрофа произошла при начальнике участка Зайдмане. Работа в СМУ была практически парализована. Все собирали документы, которые требовала прокуратура. Эксперты копались в камнях и блоках развалин. Геологи группами отправлялись в катакомбы, которые не интересовали веками никого. Через несколько месяцев сырой материал следствия был переданн в суд. За это время успел умереть исполняющий обязанности главного инженера. На суде присутствовал один инженер, который работал мастером с начала строительства здания. Он заявил суду, что писал докладные о том, что на объект привозили раствор плохого качества, и его заставляли на этом растворе монтировать блоки.

 - И Вы монтировали блоки на плохом растворе? – спросил судья.

 - А что я мог делать? – спросил мастер.

 - С Вами всё понятно. Видно, не много знаний вам дал институт. Не будь в документах анализа лаборатории взятого с кладки раствора, мы бы могли возбудить уголовное дело по факту вредительства.

 

Здание полностью развалилось, но жертв, к счастью, не было. Пострадал один фасадчик, который с висячей люльки не спустился на землю по верёвке, а вскочил в окно комнаты, выбежал в коридор и побежал по лестничной клетке вниз. На выходе из парадной его ударил падающий камень и повредил позвоночник.

 

На совещании судьи решили списать всю вину на умершего исполняющего обязанности главного инженера и закрыли дело.

 


Спустя небольшой отрезок времени у нас произошла смена инженерно-технического персонала: успешно защитив диплом инженера, приступил к работе мастером Серёжа Загревский, защитил диплом в техникуме Алик Лившиц и полноправно стал мастером нашего участка, пришёл техник-строитель Тимофей Тополинский, амнистированный после заключения. Начальником первого участка стал инженер Качубей. Я продолжал работать на землях университета, достраивая начатое общежитие, и начал строительство ещё одного общежития. В это время начальник участка Трон принёс мне папку чертежей водородной лаборатории кафедры химии. Здание было уже построено. Я должен был работать на фундаментах под оборудование и содействовать разгрузке приходящего оборудования. В процессе работы на лаборатории я узнал очень интересную вещь.

 

На этот объект приходили студенты университета. При первой же встрече с ними я понял, что это будущие химики или физики. Они вели разговоры между собой, которые я не всегда понимал полностью, но связывал иногда отдельные из них и понял, что эта лаборатория строилась по заказу университета согласно разработке одного учёного университета, который разработал метод извлечения водорода из воды Черного моря. Давно известно, что на больших глубинах этого моря жизни никакой нет. Там вода насыщена свободным водородом, который в жизни мог не только давать энергию расчленённым атомам, но и при сгорании в смеси с кислородом. Ученый разработал метод извлечения водорода из черноморской воды и продолжал работать над использованием водорода. Государство затратило большие деньги на строительство этой лаборатории, но произошли какие-то изменения в Центральном комитете партии, в правительстве.

 

Ученому, который занимался водородом, не повезло. Пришёл в университет новый партийный руководитель, и работы по изучению добычи водорода прекратили. Говорили, что ученого выгнали из университета и он уехал не то в Америку, не то в Израиль. Я прикинул грубым расчётом: тонн 300 металлических плит и различного оборудования осталось лежать около ворот здания. Закончив и сдав в эксплуатацию второе здание общежития, я приступил к строительству учебного корпуса университета. Смонтировали несущие конструкции спортзала, приступили к забивке свай. При испытании первых забитых свай они не выдержали расчётной нагрузки. Потребовался новый расчёт. Финансирование закрыли, и я ушёл с этой площадки на строительство жилья Новоаркадиевского массива. Прошли годы. Посетив институт им. Филатова при возникшей проблеме с глазами, я обратил внимание, что строители продолжали работы на учебных корпусах университета. Работы на водородной лаборатории так и не возобновились.

 

Итак, я был переведен на Новоаркадиевский жилмассив. Там строился жилой дом проектного института «Энергострой». Объект вышел из графика строительства 60 квартирных домов и упрямо занимал место долгостроя. Начал строительство прораб, который давно уже не работал в СМУ. Кто ни возобновлял строительство, все начинали перечислять ошибки, допущенные ранее, не предлагая никакого решения по их ликвидации. Объект передали нашему участку, в котором был энергичный начальник и неплохой набор мастеров и прорабов. На этот дом был направлен Алик Лившиц. Он рьяно взялся за работу, но столкнувшись с допущенным ранее браком, решений устранения его не давал (скорее всего, из-за осторожности не хотел давать), а ждал указаний из управления. Начальник участка тоже из-за осторожности не настаивал, чтобы Алик решал вопросы, которые мастер не должен решать. Начальство управления не хотело выносить сор из избы и связываться с Гипроградом. Филипенко как-то в конце работы позвал меня в свой кабинет и объяснил ситуацию. Разговаривали мы как прежде, когда были оба мастерами этого управления:

 - Я тебя позвал, чтобы сообщить своё решение, которое я принял по дому Энергостроя. Я считаю, что ты должен взять этот объект и довести его до конца. Я бы не хотел, чтобы от нас ушёл хороший заказчик, а дело идёт к этому. Мамбет грозит передать его СМУ-3. Мы же потеряем престиж, завоёванный на школе, общежитиях университета, детсадах.

 - Николай Павлович, – обратился я к нему на Вы, подчёркивая уважение к начальнику. – Я готов довести этот дом к сдаче, но, пожалуйста, дайте это указание через начальника участка.

 - Я не ждал другого ответа, зная тебя, – подчёркивая последние слова, сказал начальник. – Я даже Лившица оставлю на доме мастером – с тем, чтобы в ближайшие дни дать тебе аналогичный дом рядом с этим. Вообще я думаю весь ваш участок перевести на Новоаркадиевский массив. Значит, договорились, завтра ты получишь указание и перейдёшь работать на ул. Тенистая 1.

 

Так я попал на этот массив и довольно на долгое время. Трудно сейчас представить, что собой представлял этот массив. Дорог не было, стояло несколько домов. Дорога, которая проходила по нынешнему проспекту Шевченко, обрывалась где-то около нынешнего Политехнического института. Дальше до самой Аркадии была грунтовая дорога, которая во время дождя превращалась в непроходимую топь. Иногда приходилось на работу добираться по фонтанской дороге и спускаться сверху к месту стройки по улицам Зоопарковой и Пионерской, с которых вода сходила вниз, и скорее они превращались в пешеходные. Особого я ничего не сделал. Немного изменил технологию работы, пошёл наводить порядок сверху вниз, готовя работу отделочникам. Я беспощадно разбирал перегородки из гипсоплит, которые прорабы и мастера для ускорения кладки перегородок велели каменщикам класть по одной перегородке в день, не обращая внимания на то, что нижняя половина перегородки не выдерживала веса верха и перегородка искривлялась. Были ещё некачественно выполнены конструкции, после исправления которых начали вырисовываться этажи. Когда стало ясно, что работы на доме сдвинулись с мёртвой точки, начальник участка принёс мне привязку нового сорокаквартирного дома в ста метрах от дома, на котором я работал. Заказчиком дома было управление мехколоны № 25.

 

Через пару дней на месте посадки дома уже работал экскаватор и грузил на самосвалы землю для вывозки. Эти здания уже проектировались с подвалами, в которых монтировались сети коммуникаций. Я стоял с нивелиром и следил за копкой котлована. Меня вызвали на дом, который числился за мной, хотя там был Алик. Когда я вернулся, ни нивелира, ни рейки не было. Украли шофера, хотя не знали что это такое и как им работать. На следующий день мне привезли доску, я сделал обноску и пользовался переносной визиркой. Новый нивелир выносил только в случаях особой нужды.

 

Итак, весь наш участок собрался в одном месте. Рядом с моим домом нам дали строить дом на 60 квартир, кооперативный. Заказчиком была китобойная флотилия «Слава». Строить его начал Тимофей Тополинский. В нём начальник нашёл те качества, которые у меня отсутствовали. Думаю, что там крутились деньги. Алик повёл дом фабрики им. Воровского на улице Солнечной.

 

Хотел бы остановиться на том, что в это время у меня произошёл первый инцидент с управляющим треста Бекировым. После того, как Булдынский завод строительных материалов вышел на проектную мощность, в Одессе развернулось массовое блочное строительство. Ввиду того, что город находится в сейсмической зоне, сцепление между стенами требовало усиления стен арматурными каркасами, что какое-то время мы делали. Затем после проверки оказалось, что это усиление недостаточное, и проектировщики решили сцепление стен усилить армопоясами, что до прихода в трест Бекирова мы и делали. Однако так получилось, что в зоне самых больших усилий в центре здания произошёл сбой. Сантехники и конструкторы не сумели договориться. Конструкторы запроектировали на этажах армопояс, который перекрывал паз в стене для труб сантехников. Канализационные трубы не пролезали через сетки. На доме «Оргэнерго» сантехники просто вырезали арматуру и проложили трубы. Практически они уничтожили связь армошва. Я уже был научен опытом на полуострове Рыбачий, когда проектировщики между собой не договорились, а администрация мер не приняла. Тогда я за развалившийся объект заплатил шесть тысяч рублей. Я об этом заявил начальнику ПТО. Он мер не принял. Я решил его самостоятельно, пустив поперечный каркас армошва рядом со стеной. Таким образом стянул две продольные стены арматурой, залив их впоследствии цементным раствором против коррозии. В момент работы с армошвом на этом участке на объект пришёл инспектор архстройконтроля. Это был человек преклонного возраста, грамотный инженер. Начальники им пугали прорабов. Он в свою очередь не стеснялся спросить прораба технические условия для производства тех или иных работ. Я уже с ним успел встречаться не один раз. Он обратил внимание на смонтированный каркас армошва.

 - Это что-то новенькое, – обратился он ко мне.

 - Совершено верно, – подтвердил я, – в проекте этого нет, но я уже был при такой ситуации наказан и повторять ошибку не хочу.

 

Я ему показал паз в стене, сантехнические чертежи с указанием проходящих труб. Сказал, что на предыдущем доме этот каркас отрезали. Он согласился со мной и сказал, чтобы я письменно обратился в своё управление, чтобы они быстрее решили с проектировщиками вопрос. Осмотрев весь объект, Владимир Григорьевич, так величали инспектора, ушёл. Я занёс чертежи в конторку и опять поднялся на дом. Подъехала машина, и из неё вышел управляющий треста. Видимо, попутно заскочил, так как свиты при нём не было. Он поднялся на второй этаж, не поздоровался с нами, прошёлся по перекрытию первого этажа и увидел, что армокаркас пояса лежал рядом с поперечной стеной и сварщики его варили. Он остановился и жестом подозвал меня. Я подошёл.

 - Что это такое? – спросил он.

- Здесь пройдёт армопояс, в стену его закладывать нельзя, так как он перекрывает сантехнический паз. На предыдущем доме сантехники его вырезали, и в самом неблагоприятном месте здание оказалось сейсмически ослабленным, – объяснил я.

 - Ты что выдумываешь, ты что, считаешь, что ты умнее всех? А если это увидит технадзор, что он скажет? Если придёт от него письмо, ты будешь переделывать за свой счёт! – разразился криком управляющий.

 - Мамбет Абдулович, Вы спросили - я Вам ответил. Ваше право отменить моё решение, но в письменном виде, так как устно я уже выполнял решения старшего начальника, а затем расплачивался. На предыдущем доме я видел этот недостаток и написал рапорт в технический отдел, но ответа нет, а работать нужно. Что касается технадзора, то Владимир Григорьевич был здесь полчаса назад и со мной согласился. Сказал, чтобы я написал второй рапорт и ускорил оформление документа. Теперь я уже рапорт писать не буду. Надеюсь, что Вы меня поняли.

 - Что ты мелешь? Какой рапорт? Какое согласование? Ах, что с тобой говорить? – он махнул рукой и быстро ушёл.

 

Я понял, что с управляющим треста я контакт потерял. Забегая вперёд, скажу, что построил таких «хрущевок» восемь штук. Они выдержали землетрясение 4,3 бала. Дома стоят нормально, ни одной трещины. Дальше пошли другие проекты повышенной этажности, но у них были свои антисейсмические элементы.

 

На следующий день начальник управления спросил меня, чем я огорчил управляющего. Я ответил по сути дела.

 - Ты знаешь, Григорий, ты неплохой работник, даже можно сказать – хороший. Но у тебя не хватает..., – он махнул рукой, повернулся и ушёл.

 

Так он и не сказал, чего у меня не хватает, чтобы стать настоящим хорошим, хоть я догадывался. Я до конца своей трудовой деятельности оставался таким, каким я был в СМУ-10. Прошло несколько месяцев и позвал меня в кабинет Филипенко.

 - Исаакич, мне дали задание выполнить работу на квартире. Мамбет сказал, чтобы я поручил эту работу тебе. Пойдёшь по этому адресу завтра в 12:10 и встретишься с Валентиной Алексеевной, – он передал мне бумажку с адресом. - Что она скажет – нужно сделать, но осторожно, чтобы не навредить. Кто этот человек – тебе знать не обязательно, ничего не спрашивай. Завтра вечером встретимся по этому вопросу. Ясно?

- Предельно, – ответил я.

 

В назначенное время я был на улице Пастера у дверей парадной выходящей на улицу. Ровно в назначенное время я позвонил в дверь. В открывшейся двери стояла женщина средних лет, опрятно одетая.

- Вы от Бекирова? – спросила она. – Заходите.

- Да, от него. Мне нужна Валентина Алексеевна.

- Это я.

- Очень приятно. Я прораб, которому поручено провести здесь работы.

 

Я отрекомендовался и попросил назвать работы, которые она бы хотела, чтобы я произвёл. Хозяйка говорила чётко, внятно на правильном русском языке. Я отмечал в своей тетради все работы, не вставляя ни одного своего слова. Когда мы обошли три комнаты, включая кухню, хозяйка сказала, что это всё, что она хотела. Была ещё одна комната, очевидно спальня, но там для меня работы не было. Малярно-отделочные работы я не вёл. Мы зашли в зал или гостиную, сели за стол. Я открыл тетрадь и сказал, каким способом я выполню ту или иную работу. Затруднений никаких не было, за исключением одной работы – устройство стенного шкафа.

- Над вами ещё три высоких этажа, – сказал я, – в этом месте прорубать нишу для шкафа такой ширины небезопасно, так как эта стена держит ещё четыре перекрытия и крышу.

 

Когда я увидел, что лицо женщины приняло выражение сожаления, я ещё раз ей объяснил сложность этой работы, так как нужно закрепить перекрытия верхних этажей в чужих квартирах. Немного выждав, я ей предложил свой вариант устройства внутреннего шкафа:

 - Но есть вариант, если этот шкаф делать не посреди стены, а 30-40 сантиметров от поперечной стены. В этом случае поперечная стена будет держать чуть ли не половину нагрузки, при которой можно будет поставить крепление из металлических балок, которые примут на себя нагрузки перекрытий. Ваш шкаф будет не на середине комнаты, а немного ближе к боку.

 - Да, так можно? – обрадовалась хозяйка.

 - Да, так можно.

 - Вот и прекрасно. Это в какой-то мере ещё лучший вариант. А теперь прошу выслушать меня, так как моё личное время кончается. В квартире никого из хозяев во время работы не будет. Была у нас бабушка, но она ушла в мир иной. Я Вас попрошу дать людей, на которых Вы можете рассчитывать в смысле честности…

 

 Я хотел что-то сказать, но она меня прервала:

 - Я ещё не всё сказала. Сделайте так, чтобы была старшая группы, работающей здесь. Я ей утром буду оставлять завтрак, обед. Это я сама договорюсь. Ужинать они будут у себя дома. Вот, собственно, всё, что я хотела сказать. Да, если Вы будете приходить в это время сюда, я сумею Вас довезти до любого объекта, куда Вам нужно. Теперь уже всё.

 - Спасибо за предложение, может быть, Ваша помощь и понадобится. В какое время можно начинать и нужно заканчивать работу?

 - Как везде на производствах с 8-00 до 17-00.

 - Ясно. До свидания.

 

Я поехал на объект. Подготовил рабочих, рассказал о предстоящей работе, чтобы они подготовили инструмент. Три человека должны были идти на место работы, двое явиться за инструментом на объект, и с машиной отправляться на улицу Пастера. Вечером обо всём договорился с начальником, доложив ему о работе.

 

На второй день, когда я пришёл к часу дня к своим рабочим, я познакомился с хозяином квартиры. Это был главный инженер СПКЗ сталепроволочно-канатного завода Анастасиади Эммануил Филиппович. В разговоре он спросил меня, из какого я СМУ. Я ответил, что из десятого.

 - А у нас работает инженер с вашего управления, Березовский, знаете такого? – спросил он.

 - Конечно, знаю, мы с ним друзья. Вместе работали мастерами на участке, а затем он выдвинулся и стал начальником участка, он инженер, а я только занимаюсь в институте. Я десять лет прослужил в Заполярье на Северном Флоте.

 - Хороший инженер и неплохой работник.

 - С плохими не дружим, – отшутился я, – но сотрудники мастера подвели его.

 - Да, эту историю я знаю, он нам рассказал.  

 Так я познакомился с Анастасиади, не ведая, что через пять лет жизнь сведет нас на многие годы на канатном заводе.

 

В течении десяти дней нам удалось вставить большой платяной шкаф в стену, перестелить пол, усилив балки, заменяя некоторые лаги и доски пола, перетерли стены и потолок. Несколько раз с хозяйкой ехали в магазины, выбирая новую скобянку. В процессе общения она мне показала привезенные из Парижа пластмассовые изделия для ванной комнаты.

 - Я, – сказала Валентина Алексеевна, – эти вещи привезла для того, чтобы показать на совещании нашим хозяйственникам из лёгкой промышленности  образцы изделий, которые наши граждане с охотой бы покупали, но куда там – они и слушать не хотят! Они перечислили сто причин, по которым у нас «эту чепуху» изготовлять нельзя. Пока я с ними воюю, но, наверное, эти экземпляры, которые я купила за свой счёт, останутся у меня одной на всю область. – Валентина Алексеевна работала в обкоме партии начальником отдела лёгкой промышленности.

 

Окончив работу по реконструкции квартиры, я опять сосредоточил свои усилия на объектах жилья Новоаркадиевского массива.

 

Для того, чтобы перейти к следующему эпизоду работы, я должен рассказать о партийной школе, которая занимала громадное здание на улице Малиновского с выходом на площадь. Эта школа с двором занимала площадь, на которой впоследствии поместились пять 60-квартирных домов. Но в данный момент двор зарос бурьяном. Первоначально там планировали сделать опытные сельскохозяйственные грядки и проводить какие-то опыты, обучая чему-то слушателей школы. Слушателей набирали в районных центрах Украины, чтобы создать грамотную плеяду сельскохозяйственных работников для сельских райпарткомов, райисполкомов. Оторвав сельскую молодёжь от работы в колхозах, совхозах, преподаватели сельхозинститута и обкомовские руководители читали по какой-то программе им лекции. Опытный земельный участок просуществовал один год. Учебный полигон перешёл в какой-то пригородный совхоз, куда слушателей школы возили на машинах. Двор в бурьяне с одним выгребным туалетом остался долгое время стоять неухоженным, пока секретаря обкома Алексеева ни сменил Синица. Алексеев стал директором партшколы. Он, наверное, первый из руководителей увидел, что школьное общежитие превратилось в бардак, кругом вокруг дворового туалета валялись использованные презервативы. Поэтому решили двор застроить большими домами.

 

Первый показательный дом решили построить из силикатного кирпича под расшивку. Надо заметить, что в Одессе силикатный кирпич в то время не изготовлялся. Ближайший завод был в Николаеве. Не знаю, по счастью или по несчастью, мне поручили строить этот дом. Но строил я его очень недолго. Меня с этого дома прогнали. С первых дней работы всё пошло сикось-накось. Когда я принимал у геодезистов колышки углов здания, приехал Бекиров и приказал завтра начинать работу. Я сказал, что без чертежей подземных коммуникаций я начинать работать не буду. Он что-то буркнул и убежал. После обеда мне привезли план фундаментов и чертёж подземных сетей. Конечно, на этот раз мне повезло. Я обнаружил, что по центру нового здания шла чугунная водопроводная труба в шесть дюймов. Я поехал в контору и заявил, чтобы утром технику не присылали, так как посреди пятна здания – действующая труба водопровода. Меня вызвал начальник и предупредил, что утром я должен начать копку котлована:

 - Я знаю, что там труба. Начни копку вдоль трубы, – приказал он.

 - Но при копке второй захватки не будет места для установки машины под грунт!

 - Я тебе сказал начинать копку. Копай, как я сказал. Иди!

 

Я ушёл сразу от него в институт, не успев в пирожковой съесть пару пирожков. В институте вместо занятий обдумывал план работы, которую  должен делать по принуждению. Самочувствие было отвратительным. С девяти вечера начал болеть живот. Гастрит давал о себе знать в особенности на голодный желудок.

 

Утром на работе я предупредил экскаваторщика, что мы начинаем работать. Экскаваторщик спросил:

 - А что будет, если водопровод чуть отойдёт в сторону, это же не канализация от колодца к колодцу?

 - Я поставлю рабочего, он будет следить. Если хочешь, я дам тебе письменное распоряжение и сниму с тебе ответственность, – сказал я.

 - За кого ты меня имеешь, Исаакич, мы с тобой не первый раз закладываем дома! За твою спину я никогда не прятался. Просто я уже с этим сталкивался и знаю, чем это заканчивается, – предупредил меня механизатор.

 

К приходу машин под грунт контуры пятна здания были отсыпаны известью пушонкой. Средняя линия ограничивала ширину копки, чтобы не зацепить трубу. Вся работа началась организовано, по намеченному плану. Машинам не приходилось разворачиваться и задом подъезжать к экскаватору. Прораб сантехников подошёл к концу смены, когда водопроводная труба протяжённостью порядка десяти метров была вскрыта и зловеще лежала на дне котлована.

 - Можете трубу разбивать, она уже перекрыта, – сказал прораб и ушёл.

 Я решил трубой до конца смены не заниматься. «Утро вечера мудренее», – говорят в народе.

 

Утром мы решили, что раз нас вынудили так копать котлован, что  последнюю захватку трудно будет отгружать на машины, учитывая, что труба пустая – вторую захватку копать одновременно с третьей. Трубу будем вскрывать в последнюю очередь. Второй день проработали успешно. Осталось копки на полтора-два часа. Затем разобьём трубу. Если там какой-то остаток будет сходить, мы его отведём за котлован. На следующий день в 10 часов утра котлован был готов. Экскаватор стоял на торцевом откосе котлована. Рабочие разгружали арматурные каркасы, доски для опалубки, электрик подключал электрошкаф, чтобы подсоединить сварочный аппарат. Неспокойно было у меня на душе, что-то мучило. Я подозвал бригадира.

 - Филипп Павлович, возьми человека с ломиком! Я хочу убедиться, что трасса перекрыта...

 

Он ничего не сказал, позвал рабочего, взял ломик и пошли к колодцу. В колодце была задвижка. Нарезной винт задвижки был полностью погружён в нижнее положение, что означало, что задвижка закрыта. Я пошёл к котловану, Филипп помог рабочему закрыть колодец, пошёл за мной. Ещё издалека я увидел обкомовского инспектора технадзора, которому дома не сиделось. Он дал справку, что труба перекрыта. Я подошёл к экскаваторщику.

 - Ну, что Федя, зрители начали собираться, – сказал я, кивком указал на технадзора, который близко к нам не подходил, находясь на почтительном расстоянии. – Начнём! Только я тебя попрошу, если сумеешь, перебей трубу с аппарели или сверху.

 - Исаакич, не бойся, я могу перебить её, стоя у торца.

 

Он забрался в кабину, переехал на точку, откуда было легко перебить чугунную трубу, высоко подняв над ней ковш, резко бросил его на трубу. В тот же миг из трубы ударил фонтан воды. Такой фонтан мог быть украшением любого парка. Такую красоту спустя много лет я видел на Женевском озере, правда, там он был высотой 130 метров, а здесь – метров двадцать. Я едва не свалился в обморочном состоянии. Но, взяв себя в руки, подошёл к технадзору:

 - Чья вина - будем разбираться позже. Вы знаете, где здесь в здании телефоны? Вызывайте аварийную!

 

Не сказав ни слова, он быстро, как мог в своём пенсионном возрасте, пошёл звонить. Куда он звонил – я не знаю, но Бекиров и Филиппенко приехали раньше. Ещё при подходе к котловану Бекиров орал на моего начальника:

 - Кого ты поставил на этот объект? Я велел тебе поставить сюда лучшего прораба, а ты кого поставил? Гони ты его отсюда... – он с пеной у рта изрекал весь мат, который знал, но, к счастью, он его, по моему мнению, знал не так много и начал повторяться. – Гони его отсюда..!

 - Мамбет Абдулович, – вставил Николай, воспользовавшись паузой, – а кто будет ликвидировать эту аварию? Ведь это надо делать быстро – разрушится основание фундаментов, что придётся его укреплять.

 

Приехали аварийщики. Посмотрели какой-то журнал.

 - У нас отмечено, что задвижка перекрыта, сейчас проверим, – не торопясь сказали аварийщики.

 - Какой проверим, какой проверим? – закричал Бекиров. – Перекрывайте воду быстрей! Сейчас будут заливаться дома!

 - Начальник, – сказал бригадир аварийщиков, – Вы уже один раз поспешили...

Диалог прервали подошедшие рабочие аварийщики.

 - Петро, – обратился к бригадиру рабочий. – Задвижка закрыта.

 - Откуда вода? – спросил бригадир, беря у рабочего чертёж. – …Ничего себе...! Езжайте в Аркадию, перекройте вот эту задвижку. К школе идет ещё один водопровод!

 

Подошёл завхоз школы и стал требовать воду, так как слушатели останутся без обеда.

 - Вода будет в лучшем случае через три часа, – сказал бригадир. – Вызовите водовозку и готовьте вашу кашу. Да, не забудьте закрыть на это время санузлы и пользоваться пока дворовым.

 

Машина уехала, а бригадир зашёл в здание школы. Спустя пятнадцать минут вода прекратила прибывать. Вышел из здания бригадир.

 - Вот ослы, – сказал он, – и надо же такое сотворить! Видимо, пользуясь властью, когда в городе вообще не хватало воды и напора не было, обкомовцы кого-то пригласили и те закольцевали городской водопровод с пожарным, который сейчас перекрыт. Сейчас горводопровод подаёт нормально воду, он дополнительно подпитывал пожарный водопровод. Но на чертежах никто не догадался внести дополнение. Вот и получилось.

 

Этим заявлением я был реабилитирован. Однако Бекирова уже на площадке не было. За своё хамское обращение со мной он не принёс извинение. Я остался работать на этом объекте. Работал я на нём недолго, меня устранили, но это уже был другой эпизод. Сдавал этот объект всё равно я, но в качестве начальника участка. Однако это было через год с лишним. А пока страсти улеглись. Я с озером остался один на один. Правда, надо признаться, что вылитый на меня Бекировым ушат дерьма совершенно не добавил энтузиазма в работе, но метку в памяти как о начальнике и инженере я оставил до его кончины, земля ему пусть будет пухом, если Всевышний так распорядится.

 

Я поговорил с аварийщиком, с Федей, машинистом экскаватора. Выкопав в стороне котлован на метр ниже днища котлована, я соединил его с озером. Аварийщики притащили два насоса «Андижанец» и начали спускать воду в кювет дороги. К вечеру вода из котлована была удалена. С объекта я ушёл домой. В институте был у меня прогул. Утром я по телефону связался с начальником управления и доложил ему о котловане. Его нужно было почистить от грязи разжиженного грунта основания и после этого завезти 60 кубометров щебня для укрепления основания. Очень неплохо бы было дать малый бульдозер на одни сутки. Никто больше не приходил на объект. Очистив котлован, расстелили в нём щебень, сначала бульдозером, а затем экскаватором укатали щебень.

 

Начались плановые работы. В течение недели монолитная подушка под стены фундамента была забетонирована. Боясь всемогущего заказчика, материалы мне завозили с исключительной точностью. Я заказал два автокрана: один для разгрузки блоков стен фундаментов, второй – для монтажа. Единственный недостаток был в том, что блоки фундаментов были очень некачественные. Они полностью удовлетворяли запросы по прочности, но их геометрия была ужасной. Формировались блоки в деревянной опалубке, которая выработала свой ресурс на заводе. Как назло пошли проливные дожди. Блоки впитали влагу. Для стен влажный блок давал хорошую прочность, но заделка швов оставляла желать лучшего. К великому сожалению, заделку вертикальных швов блоков размывало дождём. Монтаж блоков не останавливался. Нужно было начинать гидроизоляцию стен фундаментов. Привезли битум двух марок, а работать было невозможно. Затем наступило вёдро, даже иногда выходило солнышко. Как пчёлы из улья начало ехать начальство, и все меня корили, что я не начинаю гидроизоляцию, чтобы можно было делать обратную засыпку пазух грунтом. Сварили мастику. Квачами начали мазать стены. Вся мастика стекала в грязь пазухи. Та часть, которая цеплялась за блок, легко снималась двумя пальцами руки. Поставил женщин с тряпками, чтобы вытирали стены перед изолировщиками, зная, что это абсурд. Пришёл технадзор заказчика. Подозвав меня, он вынул из своего кармана металлический метр и начал его совать в размытые вертикальные швы. Метр входил на пять-шесть сантиметров, а то и больше.

- Я такую изоляцию не приму и актов не подпишу, – сказал он, разыскивая подобные щели. – О, вот ещё одна щель! – сказал он, засовывая метр в щель.

 Здесь я не выдержал и сорвался:

 - Что ты суёшь его в дырки, старый козёл! В жопу себе засунь! А подписывать акты будешь тогда, когда я предъявлю выполненную работу!

 Жалко было смотреть на этого обкомовского чиновника, во всяком случае, он себя таким считал. Он начал задыхаться, поперхнулся, отскочил от стены.

 - Как ты со мной разговариваешь! – размахивая рукой, кричал он. – Я отстраняю тебя от работы!

 В это время в конторке прорабов сидели начальник участка Трон и мастер Алик Лившиц. Трон сказал Алику:

 - Кажется, гость уже созрел. Идём.

 

Они вышли из прорабки и направились к инспектору. Увидя их, тот ещё издали начал кричать:

 - Я отстраняю его от работы на моём объекте! Бракоделов мне не нужно!

 - Ладно, с сего момента на объекте будет мастер Лившиц Анри Александрович. Я вас слушаю.

 - Я такую гидроизоляцию не подпишу, официально заявляю, – уже несколько спокойней заявил он.

 - А что, Вам предъявили к освидетельствованию эту гидроизоляцию? – спокойно спросил Трон и сам ответил: – Нет. У нас из-за дождя пока ничего не получается. Мы и сами стараемся найти способ нанести эту изоляцию, потому что видим немного больше вас. Если не выполним гидроизоляцию, нельзя засыпать пазуху, а попавшая туда вода может попортить основание, и вся работа пойдёт насмарку. Вот в чём вопрос. Всё зависит от погоды. Если дождь будет лить ещё неделю, придётся засыпать пазухи без изоляции.

 

Так я был отстранён от работы на этом объекте. Мы зашли в конторку.

- Так, – сказал Трон, – полработы мы сделали, прорабов поменяли. А кто будет делать вторую половину – изоляцию? Итак, за дело! У кого есть какие предложения?

- А какие могут быть предложения? Нужно ждать, пока подсохнет. На мокрую поверхность битум не нанесёшь.

- Это верно, – вставил я свои двадцать копеек, – пока будем ждать погоды, нас или к чёртовой матери прогонят, или, как сказал Романыч, размокнет основание.

- Ты молодец, правильно сказал, а дальше?

 - Мне легче, чем вам, – отшутился я, – у меня другой объект. А если серьёзно, то скажу. Надо делать изоляцию.

 - Ух ты, а мы не знали..! – сказал Алик.

 - Серьёзно. Нужен маленький компрессор. Приблизительно такой, какие применяют на штукатурных машинах. Во-первых, с его помощью используем его для разогрева битума с помощью форсунки. Во-вторых, при помощи этой форсунки направленным огнём будем нагревать мокрую стену, подсушивая верхнюю грань стены. Мне кажется, что на тёплую подсушенную стену битум пристанет. В-третьих, воздухом будем разбрызгивать битум по стене. Романыч, за тобой компрессор и солярка. Мы с Аликом постараемся реализовать этот план.

 

Утром привезли компрессор и начали греть битум. Сварили трубы с развилкой для воздуха. Бак с соляркой подняли на метр выше верха стены фундамента. Попробовали разжечь форсунку. Факел был отличный. Стены начали парить. Когда огонь отошёл вперёд, мы квачом смазали стену. Битум пристал тонкой плёнкой и достаточно крепко. Кто-то со свалки притащил старую поливочную лейку. К носу лейки прикрепили тонкий воздушный шланг. Регулируя воздух и струю битума, мы создали хороший распылитель, который за два-три прохода делал полированную чёрную стену. Через пару дней Трон вызвал инспектора.

 - Есть у вас претензии к изоляции? – спросил он.

 - Никаких. Но для этого мне нужно было выгнать прораба.

 

Этот разговор мне передал Трон. Я больше к этому дому не подходил, а в зиму вошёл со строительством дома УООП, Управления Областного Общественного Порядка. Так в то время называлось Областное отделение милиции. Здесь работать было тяжелее. Дом строился по прямому договору, госпланом на него не были заказаны материалы и изделия. Так получилось, что мне пришлось перекрыть здание, не загрузив этажи плитами перегородок. Здание было на грани консервации, так как гипсовую плитку для перегородок в основном заводы делали летом в неотапливаемых помещениях. К зиме её заготавливали на плановые объекты в достаточном количестве. Генерал Гайдамака, начальник УООП, собрал на объекте начальников строительства. Не прийти они не могли, не желая портить с ним отношения, однако они от производства были очень далеки, будучи больше коммерсантами, чем строителями. К ним относился и мой начальник Коля Филипенко. Правильно он когда-то сказал, что я неплохой парень, но у меня не хватает... Да, мне не хватает знаний, как добывать деньги, как обходить закон. Им же не хватало знаний производственных процессов. Им – я имею в виду от Бекирова до последнего молодого мастера. Я сидел на совещании и слушал болтовню об отсутствии плитки. Вечером я зашел в кабинет к Филипенко.

 


- Николай Павлович, я не мог сказать на совещании, но здесь я могу сказать. Генерал сказал, что он может предоставить нам бесплатно рабочую силу. Я могу организовать на объекте отливку перегородок. Времени устройство перегородок займет столько же, сколько кладка перегородок из плитки. Согласуйте это с Бекировым, а я организую. Нам это стоить ничего не будет, разве только алебастр. И рассказал ему, как я это думаю сделать.

 - И тебе это сильно нужно? – спросил он.

- Не больше и не меньше, чем Вам. Зиму нужно как-то людей кормить. Посоветуйтесь, подумайте. Можете не говорить, что это моя идея.

 

Я ушёл. На следующий день ко мне приехал Николай. Он сказал, что моё предложение Мамбет одобряет и спросил, что нужно кроме алебастра. Я сказал. За два дня на базе мне сделали несколько обогревательных печей с трубами, привезли доску, немного чёрного металлолиста, немного толи, чтобы закрывать оконные проёмы. Спустя ещё нескольких дней привезли на автобусе людей из тюрьмы. Это были заключённые,заканчивающие срок отсидки или с малым сроком заключения. Я заказал у надзирателей, чтобы привезли мне камыш для армирования перегородочных панелей. Большое количество контингента тюрьмы работало на заготовке камыша днестровских плавень. Впоследствии мы камыш давали как основу панели, в два раза меньше давали алебастра. Работа пошла весело и с нарастающей скоростью. Плиты стали немного легче. К весне дом был полностью смонтирован. Ещё одно достоинство было присуще этим перегородкам: одну сторону не нужно было даже шпаклевать, другую сторону частично нужно было перетирать.

 

Однако в самое тяжёлое время зимы я вышел из строя. Февраль. После оттепели ударил мороз. Груды бугристых льдин смёрзлись и заполонили дороги. Ни проехать, ни пройти. Утром я проснулся и почувствовал слабость, головную боль. Смерил температуру. 39°C. Вызвали участкового врача, доктора Люлькина. Через час врач добрался к нам и рассказал о том, что по дороге идти или ехать невозможно.

 

- Дуб, ты не мог выбрать лучшую погоду для болезни. Ну, что там у тебя? – осмотрев, выслушав, ощупав, он сморщил физиономию лица, начал опять ощупывать. Когда он нажал живот внизу справа, я дёрнулся.

 - Э, Дуб, ты на этот раз заболел не с той стороны. Немедленно вызывайте «Скорую помощь» и – в больницу! Немедленно! Хотя нет... Я сам вызову.

 Он быстро оделся. Прошёл к воротам, где был телефон-автомат. Вызвав карету «Скорой помощи», он остался на улице, никому не доверяя встретить её.

 

К моему счастью, машина пришла очень быстро, но во двор въехать не сумела. Врач и санитар на носилках меня до ворот донести не могли. Люлькин настаивал, чтобы я лёг на носилки, что мне и шагу нельзя ступить самому. Сошлись на том, что они меня взяли под руки, и мы тихонько добрались до ворот. Машина «Скорой помощи» ехала по дороге с ледяными препятствиями со скоростью не более человеческой ходьбы. Каждое сотрясение машины я ощушал, как удар ножом. Доехали до Тираспольской площади, и машина застряла между двумя кусками льда. До больницы было расстояние меньше, чем длина нашего двора. Мы его так же удачно преодолели. Меня сразу взяли в работу. Анализ крови подтвердил диагноз аппендицита в довольно тяжёлой форме. Ночью меня прооперировали под местным наркозом. Я всё время разговаривал с врачом. Когда он добрался до аппендикса, он замолчал, сказав только, что придётся увеличить разрез. Дали ещё укол, и спустя нескольких минут врач показал мне мой гнойный аппендикс, от которого мне стало нехорошо. И как они могут такую гадость держать в руках, даже тогда, когда у них резиновые перчатки! Утром пришёл профессор. Осмотрев меня, он дал указание врачу, чтобы я после обеда встал на ноги и сделал несколько шагов, что я выполнил, хотя боль была сильная. Всё было хорошо, но одно обстоятельство меня вывело из строя. Я два дня не курил, и у меня начался страшный кашель. Каждый порыв кашля отражался на незажившей ране.

 

В течение нескольких дней дороги привели в порядок, в такси я уехал домой. Несколько раз приезжал на перевязки. Только сняли повязки и освободили швы от ниток – я вышел на работу. Пока я сидел дома, смог немного подогнать свои задолженности в институте. Однако заслуживает внимание не то, что я немного свободно позанимался с заданиями, а другое. Пришёл посыльный из военкомата и принёс мне повестку, по которой я должен был явиться в военкомат. Несмотря на то, что с военкоматом у меня дружбы не было, к долгу военнообязанного я относился очень серьёзно. В данном случае я решил явиться туда несмотря но то, что у меня был больничный лист. Об этом я сообщил начальнику отдела военкомата, который меня вызывал. Не помню, но, кажется, это был первый вызов после демобилизации.

 - У меня к вам есть просьба. Вы сейчас болеете, но пришли. Моя просьба следующего порядка: мы просим Вас помочь нам заполнять военные билеты. Вы знаете, что идёт смена билетов. У нас тепло, светло, да и до Вашего дома недалёко, ехать не нужно. Мы выдадим Вам документ на три дня, которые Вы сами отметите после закрытия больничного листа. Первым Вы заполните свой и здесь же его получите после оформления его военкомом. Согласны?

 - Согласен, – сказал я, имея в виду, что буду иметь ещё три дня свободных, чтобы подогнать институтские дела.

 

Так ко мне в руки попало моё личное дело, которое хранилось в военкомате. Здесь я впервые узнал, что я демобилизован не по моему рапорту, а по общему указу об освобождении от воинской службы одного миллиона двухсот тысяч человек. Какую злую шутку сыграли мои недруги в армии, тот же подполковник Иванов и полковник Алексеев, которые ни словом не обмолвились об указе! Указ был опубликован в газетах гораздо раньше, и я думал, что он ко мне не имеет никакого отношения. Военкоматовские дельцы тоже мне ничего не говорили, чтобы я от них не требовал жилья. Все мои недруги выиграли, только один я был в проигрыше. Все деньги, которые я заработал таким тяжёлым трудом, я израсходовал на строительство жилья. Но Бог с ними, всё уже позади, жильё есть, сын выздоровел.

 

Весной мне дали путёвку в санаторий «Приморье», который находится в Одессе. Ехать никуда не нужно было. Я на полном обеспечении был в санатории, лечился, занимался, кое-что делал дома по ремонту. В санатории я был впервые в жизни. Старался всё исполнять, что было прописано врачами. Очень понравились ванны и грязи. Лиманская грязь по два ведра вываливалась на простыню. Работница досочкой разглаживала эту грязь по простыне, а затем я, как хрюшка, укладывался в грязь и меня заворачивали в простыню. Что я чувствовал при этом – один Бог знал. Грязь была горячей и в ней были ракушки, которые врезались в тело. Ощущение, как говорил Райкин, специфическое, но после сеанса, который оканчивался тёплым душем морской воды, состояние было изумительное.

 

После санатория мнестало легче, через пару месяцев боли в позвоночнике исчезли, и я продолжил свою работу. Наш второй участок расширился. Новоаркадиевский массив. Мы строили дом обкома, заканчивали детсад, который был моим объектом, кооперативный дом китобойной флотилии. Здесь работали я, Алик Лившиц и Тима Тополинский. Затем меня перебросили на вторую станцию Фонтана на второй дом Оргэнергостроя, который начали без меня, но какой-то мастер не мог его довести до логического конца и подал заявление на увольнение. Как и первый дом, мне пришлось его заканчивать. Здесь же на второй станции заканчивал жилдом прораб Плинский, и строил третий жилдом Оргэнергостроя Борис Кованёв. Доводить до ума жилдом и заканчивать детсад мне было очень тяжело, так как нужно было решать сиюминутные возникающие вопросы. Начальник управления решил дать мне в помощь мастера, который только оформился на работу. Он был инженером, но по специальности ещё не работал, а был мобилизован как офицер на два года в армию. Так Трон привёл ко мне на дом Валерия Мартыновича Мазурина, молодого человека, похожего на мальчишку, белолицего, русого паренька с голубыми глазами. Когда он мне  при знакомстве сказал, что он в жилье не нуждается и живёт у родителей жены, я его окинул взглядом. Он покраснел, как девушка, ярким румянцем. Я ему сказал, чтобы завтра приходил на работу к восьми часам. Он мне ответил, что он уже пришёл на работу.

 - Я уже пришёл на работу, – с готовностью сказал он.

 

Я опять его осмотрел с головы до ног. Он был одет в светло-серый костюм, причём пиджак был с короткими рукавами, без воротника, из-под которого виднелась белоснежная наглаженная рубашка. На ногах были чистые белые полуботинки.

- Валера, разреши мне тебя так называть...

- Ради Бога, пожалуйста! – с готовностью ответил он.

- Вот и отлично. Так я продолжу. Сейчас идут такие работы, что в таком одеянии не совсем удобно. Завтра привезут тебе робу, то есть спецовку. Переоденешься и будешь свободно передвигаться по объекту.

- Товарищ прораб...

- Можешь меня величать, как все, Исаакович, или Исакич.

- Благодарю, так и будет. Я хочу сказать, что робу я носить не буду. Это моя, можете считать, странность. Я постараюсь выполнять всю работу, которую мне положено, но одеваться буду так, как я считаю нужным, не нарушая техники безопасности.

- Ладно, это твоё дело. Пройдём по объекту, на котором будешь работать. На детсаде я справлюсь сам. Там сейчас работают отделочники и небольшая группа наших рабочих. На уборке работают заключённые женщины. Они знают, что им нужно делать, а охраняют их охранники. В основном я нахожусь здесь. В моё отсутствие принимай решения сам, но я прошу: ставь меня в известность.

 

А вот теперь я не знаю, как с тобой быть. Мы подсоединяемся к действующей местной котельной. Мы уже смонтировали новый более мощный котёл. Осталось только сделать стрелку в борове, чтобы не было завихрения. В чертеже я уже разобрался, но проектировщик, который выполнял эту работу, видно, не совсем знал, что он чертит. Сейчас я возьму рабочего, объясню ему, что нужно делать, а ты обеспечишь выполнение совместно с бригадиром. Тебя лезть в боров не заставляю, там не совсем чисто.

- Я обязательно пойду – сказал Валера.

 

Я пошёл первым, за мной пошёл Валера, затем рабочий и бригадир. Сейчас идти по борову было легче, чем в первый раз, когда я шёл с бригадиром и он предварительно метлой чистил нити копоти. Бригадир тащил кабель с электролампой. Мы дошли до расширенной части борова. Я рассказал, что нужно сделать. Убедившись, что задание поняли правильно, мы пошли в обратную сторону. Когда мы вышли на воздух, на Валеру было жалко смотреть. Он, как ни в чём ни бывало, стряхнул с себя что-то, размазав по рукаву чёрное пятно. Я ушёл на детский сад. Когда я зашёл на территорию стройки, я услыхал, что здесь творится что-то невероятное. Из здания доносился женский плач и завывание. Плакала не одна женщина, а много. Рабочие отделочники сидели в бытовке в неурочное время. Там были и мои рабочие.

 - Что случилось? Почему не работаем?

- Нас выгнали из помещения. Там сейчас находится начальство тюрьмы. Только что приезжали с собакой, которая взяла след и куда-то побежала в Аркадию.

 

Подъехал автобус. Охранники усадили женщин в автобус, уселись сами и уехали. Мы продолжили работу. На следующий день приехала другая группа заключённых женщин. Всё пошло по-прежнему.

 

Когда я пришёл на жилдом, меня встретил Валера и доложил, что работы в борове подходят к концу. Он был одет в свой костюм, в котором он вчера был в борове. Накрахмаленная белая рубашка сияла свежестью. Я сделал вид, что я ничем не удивлён и выслушал доклад о том, что сейчас делается на доме. Что меня обрадовало и я этого не скрыл, что он самостоятельно принял решение по выполнению следующей работы, причём выполнял он её своим методом, которого я не знал. Так Валера стал полноценным членом нашего участка.

 

Прошло около месяца, и я узнал информацию о сбежавшей с объекта заключённой. Около города Херсона на дороге была обнаружена сгоревшая машина с трупом женщины. Машина была опрокинута, а в ней – обгоревшая, на которой было пальто беглянки. В кармане пальто был какой-то документ или справка с её фамилией. Но медэкспертиза установила, что погибшая была убита до катастрофы и она не являлась беглянкой. Нам рассказал об этом наш начальник снабжения Игорь Панасевия, жена которого работала в женской тюрьме.

 

У нас жизнь продолжалась с прежним напряжением. Что касается меня, то она превратилась в ад. Подал заявление на увольнение Трон. Дело в том, что на домостроительном комбинате, ДСК, создали управление Фундаментстрой, которое должно было готовить фундаменты под монтаж крупнопанельных домов. Трону предложили должность начальника управления. Мне предложили в нашем управлении должность начальника участка. Моя кандидатура была для них не из лучших. Я у управляющего треста был не на лучшем счету. Но я знал объекты участка. Брать незнакомого человека они боялись. Я не вносил в копилку ничего, но я тащил груз участка. Начальник моего СМУ решил дозагрузить меня ещё объектом, смета которого была общипана до основания. Все дополнительные деньги были уже взяты. Теперь нужно было строить объект станции переливания крови. На этот объект я поставил Валеру, который на третий или четвёртый день принёс мне смету и мы увидели, что запроцентованы были не только дополнительные работы, но и часть основных работ. Вечером я решил не идти в институт, а пошёл к главному инженеру с выпиской из сметы и показал ему работы, которые уже были запроцентованы, но не выполнены. Он не удивился.

 

- Я знаю об этом, – спокойно сказал он. – Мы с начальником приняли решение этот объект передать на Ваш участок. За первым участком останется только институт противополиомиелитных вакцин и онкологический диспансер. Вы смету хорошо просмотрели? ... Не совсем хорошо? – переспросил он, когда я замялся. – Ладно. Возьмите смету ещё раз и внимательно проверьте. Под тем, что выпишете – распишитесь и этот документ дайте мне. Я поручу начальнику ПТО его проверить и верну его Вам, чтобы Вы могли процентовать. Ясно?

 - Вполне.

 - Вот и хорошо, действуйте!

 

Это была моя первая встреча с главным инженером Виндеманом. Я понял, что этот человек хорошо знает свою работу. Он не бегает по объектам, не подсказывает прорабам, какой рукой какое ухо чесать. Он считает, что каждый должен заниматься своим делом и, соответственно, отвечать за него. После рождения этого документа Валера уверено повёл объект. Нормально шли дела у прорабов Тимы Тополинского на доме китобойцев и у Бори Плинского на доме Оргэнерго. Хуже было у Алика Лившица на обкомовском доме, и у Бори Кованёва на доме Оргэнерго. Я уже сбился со счёта, какой дом Алик с честью довёл до сдачи. Меня вызвал начальник и предупредил,чтобы я усилил охрану дома, не допуская самовольного вселения. В обе секции я вечерами оставлял на ночь женщин разнорабочих, чтобы утром сдавали прорабам пустую секцию.

 

Одним утром произошло ЧП. В одной из секций оказалась женщина с грудным ребёнком на четвёртом этаже. Когда я пришёл на объект, она стояла у открытого окна и кричала на всю улицу, что если кто войдёт в секцию, она с ребёнком выбросится из окна. Начала собираться толпа, из толпы многие встали на защиту женщины, выкрикивая нелестные слова в адрес обкома партии. Подъехал автобус с мужчинами и женщинами в гражданской одежде, они и рассредоточились в толпе. Помалу шум, который начался в толпе, утих, когда поодиночке эти люди начали выбирать особо рьяных защитников. Среди них оказалась жена Дмитрия Волоха, который уже работал управляющим ДСК. Приехала группа из милиции и женщине сказали, что убиться ей не дадут, а если она нанесёт вред ребёнку, её будут судить. Закончился торг часа через три на том, что ей дают однокомнатную квартиру в семейном общежитии и перевозят откуда-то её имущество.

 

Спустя пару недель этот дом мы сдали с хорошей оценкой. В гостинице  «Аркадия» устроили банкет. Хуже дело шло у Бори Кованёва. Его Бекиров ел поедом. Дошло до того, что Борис при виде его вбегал в здание и прятался в одном из стенных шкафов. Бекиров бегал по квартирам и кричал со своим татарским акцентом: «Гдэ он, гдэ он?». Через несколько недель после сдачи обкомовского дома Борис подал заявление на увольнение. Затем сдал экзамен в строительном институте и был зачислен в аспирантуру, защитил степень кандидата наук на кафедре основания и фундаментов.

 

Алик, вернувшись из отпуска, продолжил работать на этом объекте и там получил двухкомнатную квартиру.

 

Я уже был на последнем курсе института. С кафедры организации строительных работ к нам пришёл читать лекцию преподаватель Фёдоров, бывший главный инженер Горжилуправления, который через своего секретаря от меня получил взятку 200 рублей из моего месячного заработка 700 рублей. И этот сравнительно молодой человек пришёл в институт читать мне лекцию, как организовывать строительное производство. Чему он может научить? Сомневаюсь, работал ли он когда-то на стройплощадке и сумеет ли он отличить бетономешалку от растворомешалки. Я больше на его лекции не ходил и считаю, что ничего не потерял.

 

В институте к концу лекций, где-то к одиннадцати часам вечера стал появляться в институте Волох. Да-да, Дмитрий Волох, с которым я имел дело, когда он мне сдавал фундаменты детского сада и школы, который сейчас командовал ДСК. Не знаю, какая рука его продвигала, но я запомнил хорошо, что когда только начиналось у нас в стране крупнопанельное строительство,  мне с дипломом техника стройнадзор запретил вести этот объект. Волох, не будучи инженером, вёл комбинат. Я помню, какую глупость допустили проектировщики при борьбе с излишествами, когда запретили пилоны на домах. Тогда очень много утопили в Баренцевом море железобетонных пилонов. Оказалось, что это не излишество, а детали, которыми перекрывали щели на стыках панелей. Сейчас в хозяйстве Волоха отменили гипсоцементные плиты, которые перекрывали щели на опорах стенных панелей. Несмотря на то, что панели должны были монтироваться на подкладки, а затем подштопываться раствором, рабочие лопатами расстилали раствор, а затем на него ставили панель. Когда они ломами панель передвигали на проектную площадку, весь раствор из-под панели вытеснялся. Подмазка снаружи и внутри помещения щели не перекрывала. На протяжении тридцати лет строились дома, по полам у которых зимой гулял ветер. Уложенный линолеум на утеплённой основе перекрыть щели не мог. Кроме всего, гипсоцементная плита пола служила ещё звукоизоляцией и, конечно, линолеум эту функцию также не выполнял.

 

В те времена Волохи, захватившие тёплые места, в ущерб качеству «делали деньги». Спустя некоторое время в газете появилась статья, где говорилось, каких успехов добился ДСК и как его управляющий повышает свой технический уровень. В институтской газете я прочитал, что Волох в дипломной работе разработал поточный метод строительства крупнопанельных домов. Это был материал, который уже пять лет лежал на полках техотдела комбината. Так выпускник ОИСИ позже меня начал заниматься в институте и раньше меня изучил программу. Ну, что ж,  большому кораблю – большое плаванье, тем более что у этого корабля где-то был мощный двигатель...

 

Хуже получилось у меня. Мощный прострел позвоночника опять свалил меня. Ребята, мои друзья, говорили, что эта Заполярная добавка боком выходит. Самое неприятное было то, что это был последний курс, последние курсовые работы, подготовка к дипломному проектированию. Домой меня привезли на грузовой машине. Дома я улёгся на жёсткую тахту. Ни стоять, ни сидеть я не мог. Врач выписал растирание и сказал, что пока боль не исчезнет, ничего делать нельзя. Хуже приговора быть не могло. Когда боль уменьшилась, я пошёл к врачам специалистам. Они все сказали, что необходима путёвка в санаторий, грязь и ванны. Так я попал в Нальчик, где были грязи и радоновые ванны с привозным радоном. Хотя путёвку выдал мне профсоюз, они с меня сняли солидную сумму денег: самолёт туда и обратно до Кисловодска, затем автобус до Нальчика. Карманных денег было маловато. Соблазнов было больше. Местное население приносило красивые и добротные ручной вязки свитера Оставив деньги на обратную дорогу, я купил жене, сыну и себе на зиму по свитеру. Заранее взяв на самолёт билет, я принял полный курс лечения и тронулся в обратный путь. До Кисловодска доехал нормально. Койка в гостинице при аэродроме стоила два рубля за ночь, которую нужно было провести в ожидании самолёта, вылетающего в четыре утра. У меня оставалось два рубля. Как раз хватало, чтобы в Одессе добраться с аэродрома домой. Теперь нужно было молить Бога, чтобы дал лётную погоду. В три часа я уже был на аэродроме, прошёл досмотр. Только бы был вылет! К счастью, объявили посадку, и мы полетели. Когда мы долетели до Пятигорска, объявили, чтобы мы взяли ручную кладь и высадились с самолёта. О времени следующего вылета будет объявлено. Для меня это был удар ниже пояса.

 

Когда мы заходили в здание вокзала аэропорта, нас радостно встретили возгласы: «Ура, ещё одни одесситы прибыли!». Оказывается, наш самолёт был уже третьим, который должен ожидать, когда Одесса будет принимать самолёты. Первый самолёт ждал уже сутки. Что и говорить... Моё настроение совсем испортилось. Уж больно я не люблю быть голодным. Время шло, диспетчерская служба каждые два часа откладывала вылет, о чём оповещали нас громкоговорители. Подходили автобусы, предлагали свои маршруты. Кое-кто садился и ехал. Много одесситов отправились в Херсон, чтобы оттуда морем попасть к месту назначения. У меня в кармане осталось два рубля. Их я оставил на случай задержки вылета: дам телеграмму, чтобы Софа выслала немного денег. К счастью, в 16 часов была объявлена посадка. На второй самолёт попал и я. Сейчас было главное, чтобы приняла Одесса. Через пару часов я уже был в родном городе.

 

На следующий день я вышел на работу. Здесь всё было в порядке. Валера достойно выдержал экзамен руководителя участка. Я взял домик на 40 квартир. Мне прислали мастера – девушка штукатур, только закончила вечерний строительный техникум. Надя Дорошенко через несколько дней вошла в курс дела. Если давала какие-то указания, она, не повышая голоса, добивалась его выполнения. Никаких жалоб ни на кого я от неё не слыхал. Хуже дело было в институте. За месяц моего отсутствия мои коллеги по курсу сдали проект расчёта металлической фермы. Этот материал мне предстояло проработать самостоятельно. После некоторых усилий я понял, что до дипломного проектирования я с проектным заданием не справлюсь. Решил второй раз за учёбу обратиться за помощью к знатокам. Когда я получил исходные данные на проектирование, договорился с одним проектировщиком из проектного института, и он за четвертак сделал мне расчёт и три чертежа фермы. Я, довольный как слон, пошёл сдавать проект. Проверив расчёт, преподаватель раскрыл чертежи, свернул чертежи и возвратил их мне.

 

- Понимаете, здесь сделано всё правильно. Но наш институт разработал более рациональный метод расчёта, который мы считаем более точным. Поэтому мы требуем от студентов ознакомиться с нашим методом. Если Вы пропустили курс занятий, можете взять методичку в нашей библиотеке и разобраться в ней.

 

Для меня это был удар, парировать который я не мог. Да, побочная помощь мне не удалась в математике с логарифмами, а теперь – и с металлоконструкциями. Пришлось несколько дней пропустить занятия и это время посидеть в библиотечном читальном зале. Я сделал расчёт конструкций, дома я по данным расчётов скорректировал чертежи. Два листа пришлось вычертить самому. Задание я сдал, когда наша группа уже сдала экзамен. Очень тяжело было одному сдавать экзамен, сроки которого всё время откладывались. Нам объявили фамилии руководителей проектного проектирования. Меня направляли к Игорю Владимировичу Макаренко, с которым я был хорошо знаком по работе с первого месяца моего возвращения из армии.

 

- Заходи, заходи, – пригласил он меня в кабинет деканата. – Я доволен, что ты подошёл к финалу, поэтому с удовлетворением стал ведущим в твоём проектировании. Я даже выбрал тебе тему разработки. Беспрекословно это будет жилой дом. Но какой дом? Я думаю, что это будет крупнопанельный дом. Однако это будет не обыкновенный дом, а дом с горизонтальными панелями. Это не всё. Эти панели у нас будут соединяться кроватным методом. Мы докажем, что этот метод соединения панелей вдвое, а то и больше увеличит срок эксплуатации здания. Я тебе подготовлю программу проектирования. При следующей встрече мы с тобой её уточним и согласуем. К слову, как у тебя обстоят дела с успеваемостью?

 

- К великому сожалению, один хвост висит.

 

- Это не совсем сподручно, постарайся рассчитаться. Я считаю, что мы должны защититься с высшим балом, – в заключение сказал Игорь Владимирович, и я ушёл. Легко сказать – «постарайся», если я с работы приходил в институт, когда там никого не было! Я просил декана Фёдор Фёдоровича Смирнова, чтобы он поговорил с деканом кафедры металловедения с целью определить дату экзамена, но он не торопился. Вообще в настоящее время он полностью потерял ко мне интерес, несмотря на то, что в процессе прохождения курса он не давал мне покоя при одном несданном экзамене.

 

На второй встрече с руководителем мы полностью обсудили план работы над проектом. Во-первых, я должен побывать на доме с горизонтальными панелями, который собрал трансстрой по улице Новикова. Это было первое в Одессе здание такого типа. Панели крепились между собой сваркой, старым методом. Однако иметь представление об этих домах можно. В моём проектируемом доме панели должны соединяться специально разработанным клеем. Мне было сделано предложение поехать в город Ригу, где успешно собирают такие дома, правда, не с кроватным креплением панелей, а сварным. В библиотеке института взять книгу, где подробно рассказывается о соединении панелей кроватным методом и хорошо ознакомиться с этой работой.

 

- В Ригу ты вылетаешь на этой неделе. Возьми в деканате справку на отпуск сроком на три месяца, – в заключение сказал Игорь Владимирович. – В Риге найдёшь СМУ-12, адрес я затерял. Но я думаю, ты найдёшь. Здесь, в деканате, сейчас получишь от нас письмо на имя начальника СМУ. Думаю, недели тебе хватит собрать материал. По приезде начинай работать над проектом и расчётами. Всё, с Богом!

 

Всё нормально бы было, если бы был сдан экзамен по металлу.

 

На работе задержки не было. Участок я передал Валере. К концу недели я летел на четырёхмоторном шумном АН-12 в Ригу, обогащённый инструкцией брата о том, с чего нужно начинать командировку. В Риге прямо с аэропорта я нашёл бюро и получил талон на койку в гостинице порта. Далековато, но ближе свободных мест в дешевых гостиницах не было.

 

Номер был на три койки. Меня это вполне удовлетворяло. Два рыбака с рыболовецкого траулера жили в этом номере в течение двух недель. Инспекция забраковала продукцию из-за якобы повышенной радиации тунца. Ребята питались в основном консервами тунца, их продукцией. Они меня тоже снабдили этими консервами. Несколько дней по вечерам мы сидели в номере с бутылочкой и закусывали консервами. У ребят не было денег даже на хлеб. Пока не сдадут продукцию, расчёт им не давали. Выданный аванс они ещё до меня пропили.

 

Я начал искать СМУ-12. Полдня затратил безрезультатно. Набрёл на завод бетонных изделий. Посмотрел, как формуются эти панели. В заводоуправлении мне сказали, где находится злосчастное управление. Нашёл я его уже во второй половине дня. Мне повезло – в управлении был на месте начальник. Я передал ему письмо из института. Он вызвал начальника производственного отдела. Симпатичная женщина средних лет, стройная, с пронзительными глазами, вошла в кабинет, доложила начальнику о прибытии, окинув меня взглядом. Начальник представил меня и просил её оказать мне помощь собрать материал для дипломного проектирования. Мы пошли к ней в кабинет. Она меня спрашивала о том, почему я в такие лета решил учиться в институте, о семье, об Одессе. Когда все вопросы были исчерпаны, она назначила на 9 часов следующего дня встречу здесь, после чего она отправит меня на новый жилмассив Кенгоракс, где я сумею посмотреть эти дома, поговорить с прорабами. В 15 часов она ждёт меня здесь в кабинете, где я сумею познакомиться с документами. Я вышел из кабинета удовлетворённый первым днём своей работы. Мне говорили, что латыши очень плохо обращаются с прибывшими из России людьми. Я этого не заметил. Пошёл по дороге, которая вела к автобусной остановке. Здесь останавливались автобусы, которые шли в центр города, к вокзалу и в порт, что для меня было важно. Дорога длилась около часа.

 

Я приехал в гостиницу, принял душ и пошёл в ресторан пообедать. Обедал не спеша, заказывая не сразу обед, а отдельно блюда, которые я не только не пробовал, но с трудом выговаривал. Латвийская кухня мне понравилась. Сидя в ресторане, я впервые увидел, как праздновали день рождения по европейскому образцу. Стояли соединённые столы человек на сорок. Приходили гости. Они подходили к столу, наливали себе вина или стопку водки, выпивали и шли танцевать или садились за стол и беседовали. Некоторые брали на тарелочку какие-то яства, которые стояли на столах, и закусывали, некоторые не закусывали, а просто сидели и разговаривали, курили. В какой-то момент все гости уселись за стол. Один из всех собравшихся поднялся и что-то сказал на латышском языке. Все собравшиеся за столом, кроме одного, очевидно юбиляра, встали. Полилась стройная величальная песня. Все выпили, кое-кто закусил, мне показалось, что основная масса гостей закурила и пошла танцевать, или просто стояли и смотрели, как танцуют другие.

 

Утром в назначенное время я стоял в коридоре управления. Ко мне подошла молодая женщина и с латышским акцентом пригласила меня идти за ней. Мы сели в легковую машину, и нас завезли на новый строящийся жилмассив Кенгоракс. На массиве у строящегося дома женщина, сопровождающая меня, подошла к прорабу и они начали говорить по-латышски: очевидно, что-то о делах. Окончив этот разговор, они перешли на русский язык, и женщина представила меня ему и сказала, чтобы он оказал мне помощь в ознакомлении со стройкой. Напомнив мне, что начальник ПТО ждёт меня в 15 часов, рассказала мне, как городским транспортом добраться к управлению, и уехала. Я сказал прорабу, что постараюсь его не отвлекать от работы, и просил его только в крайних случаях, когда я к нему обращусь, помочь мне.

 

Знакомиться здесь было с чем. Правда, здесь уже наша «рационализация» пошла в ход. Специальный клей, которые предложил институт для склеивания панелей, был заменен обычным раствором. Это, конечно, не могло не сказаться на качестве сооружения: раствор плохо работает на растяжение. Панели вязались сваркой, при которой сгорал защитный антикоррозийный слой, защищающий арматуру. Здесь я увидел полы из прессованной стружечной плиты. Я шёл с фотоаппаратом и всё фотографировал. Мне удалось ознакомиться с водопонижением, которое здесь применялось. Я уже не говорю о чистоте, об идеальных бетонных конструкциях. Когда я приехал в управление, мы с начальницей ПТО посидели не больше 30 минут. Она поручила своим сотрудницам ознакомить меня с проектной документацией. Следующий день я начал с управления. Предварительно я купил пару килограмм хороших шоколадных конфет. К началу рабочего дня я был в управлении и зашёл как свой в зал ПТО. Одна сотрудница предложила мне свой стол, сославшись на то, что ей надо уехать на объект. Оставшуюся сотрудницу я попросил дать мне комплект чертежей дома с горизонтальными панелями. После выполнения моего заказа девушка села за свой стол, я просмотрел чертежи поэтажной планировки, фундаментов, крыши. Особо остановился на каталоге деталировки. Я записал на листке бумаги номера чертежей и книг каталогов. Через час-полтора пришла хозяйка стола. Я собрал все чертежи, подозвал вторую сотрудницу.

 

- Уважаемые коллеги, спасибо за приём и помощь! Перерисовывать детали у меня не хватит ни времени, ни сил. Дома меня ждёт большая работа, да ко всему ещё не сдан один экзамен. У меня к вам большая просьба. Если можете, подберите мне вот эти чертежи и каталоги. Я готов их оплатить или прислать вам их по почте после защиты диплома.

 - Сегодня мы не сможем, а завтра, – подсчитав что-то, переговорив по латышски между собой о чём-то сказала женщина, – или лучше послезавтра утром приезжайте, мы вам подготовим. Платить ничего не надо, у нас достаточно экземпляров. Сумеете – пришлёте, нет – так не нужно.

 - Премного вам благодарен, – сказал я и положил на стол пакет конфет.


На жилмассив я уже не поехал, пошёл по городу. Погода была тёплой, но дождливой. На одной из площадей я увидел толпу народа и решил подойти. Люди рассматривали легковые автомобили и давали им оценку. Оказалось, что это были наши «Жигули», первый пробный выпуск, которые проходили испытания на наших дорогах. Бродя по городу, я зашёл в большой универмаг. На лестничной площадке сидела женщина и продавала билеты в Домский собор на концерт органной музыки. Взял билет на концерт. С билетом мне подали программку. В ней говорилось, что петь будет народная артистка СССР И. Архипова, а аккомпанировать будет заслуженный артист Латвии. Пообедав в столовой, я поехал в Юрмалу. Это прекрасное место. В эту пору года дождливая погода, ветер на меня Юрмала не произвели особого впечатления, и я уехал в гостиницу. Двое суток я провёл на Кенгораксе, забрал в управлении чертежи, попрощался с персоналом и улетел домой. Материалы для проектирования у меня были полностью. Мне оставалось вычертить всё и произвести расчётную часть, задание на которую мне выдадут преподаватели деканатов, проводивших курс по предметам.

 

Приехав домой, я сразу начал работать над проектом. Одновременно готовился к экзамену по металлоконструкциям. Курс не очень большой, так как в основе его заложен расчёт конструкций. Я уже сдавал экзамены по расчёту железобетонных конструкций и деревянных. За две недели я подготовился и легко сдал экзамен. Сразу же получил задание на проектирование элементовм дома. Кафедра оснований и фундаментов выдала задание рассчитать основание в двух вариантах – свайном и из железобетонных плит с применением водопонижения, сравнить варианты и самостоятельно принять вариант. Сантехники задали рассчитать водоснабжение, канализацию, отопление. Другие кафедры также дали мелкие задания. Дом был большим. Чтобы сделать его прилично, нужно было склеить листы ватмана.

 

В институте нам, местным, кульманы не предоставили, да и хорошего оборудования там не было. Я попросил брата выделить у него в институте один кульман на неделю, в течение которой я начертил спаренные листы фасада и ещё несколько листов, которые не были связаны с расчётами. Для меня стало сенсацией то обстоятельство, что я стал консультантом по зданиям и сооружениям, которые должны были выдавать сотрудники и отделы проектного института заказчикам. В этих сооружениях должны были монтироваться агрегаты, созданные институтом. Мне было приятно сделать этим опытным инженерам что-то полезное. По окончании черчения основных больших листов я забрал свою готовальню, свои вещи, попрощался с сотрудниками, которым я помог и воспользовался их советами, и больше в проектном институте не появлялся.

 

Началась работа над заданиями, которые мне выдали на кафедрах. Имея чертежи планов здания, разрезов, работать было легко и понятно. В течение полутора месяцев мне удалось выполнить всё, что требовалось, и приступить к оформлению диплома, печатать объяснительную записку. Правда, в этот период времени у меня была одна неприятность. Мне нужно было сравнить два варианта фундаментов. Для этого нужно было запроектировать свайное основание и подсчитать его стоимость. И второй вариант – с основанием из железобетонной плиты с применением водопонижения. Когда я рассчитывал количество погружаемых труб на погонный метр водоотсасывающей линии, мне пришлось использовать дифференциальное исчисление. Вот здесь я и запутался. Я воспользовался тем, что на кафедре оснований и фундаментов работал Борис Кованёв, который у меня на участке был прорабом. Теперь он уже был кандидатом наук. Он проверил мой расчёт и сказал, чтобы я оставил расчёт у него, а он проинструктируется у своего коллеги Работникова, которому Борис помогает работать над докторской диссертацией. Когда я собрался уже уходить, зашёл Работников. Борис обратился к нему с моим вопросом. Он посмотрел и сказал:

 - Всё правильно. Напишите, что принимаете расстояние между фильтрами полтора метра.

 

Я не стал больше ничего спрашивать, поняв, что он абсолютно не в курсе дела. Поблагодарив моих «помощников», я ушёл. Воспользовался советом ученого, отдал работу на лицензию ведущему преподавателю с кафедры «Оснований и фундаментов». Через две недели я получил работу обратно с рецензией без единого исправления. Этот факт дополнил чашу, испитую мной при поступлении в институт, при встрече с преподавателями-взяточниками на кафедре организации работ, преподавателями на кафедре «Основания и фундаментов». Качество преподавания в институте было очень низким. Я хотел бы ошибиться, но мне кажется, что знания, полученные в техникуме, в жизни и работе на строительных площадках (а я проработал 51 год), мне пригодились намного больше, чем полученные в институте. Однако, получив все нужные лицензии, я сдал все материалы в переплётную мастерскую. Впереди была защита диплома. До защиты оставался месяц. Спасибо рижанам и моему руководителю Игорю Владимировичу Макаренко, которые мне помогли завершить с успехом этот марафон!

 

Приблизился день защиты. В очерёдности защищаемых я был не первый, поэтому имел возможность послушать несколько защит, немного перестроить мой план защиты. Но всё-таки я бы не был я, чтобы без волнения пройти эти несколько шагов до конца дистанции. С чертежами сидел в рекреации и ждал вызова в зал защиты. Оставались впереди меня два человека, которые должны были защищаться. Мои друзья сказали, что они хотят послушать защиту в соседнем зале, а затем придут мне помочь развесить мои двенадцать листов в нужном порядке. Когда друзья ушли, я услыхал мою фамилию. Меня вызывали на защиту. Оказалось, что один человек не явился на защиту, а второго в последний момент задробили – оказалось, что он что-то не сдал. Одним словом, я остался без помощников, которых я хорошо подготовил. Правда, в зале нашлись совершенно незнакомые ребята, которые кинулись на помощь и под моим командованием развешивали листы. Вдруг из приёмной комиссии меня позвал заведующий кафедры металлоконструкций Константин Николаевич Караджи. Я обомлел. Зачем я ему понадобился?! Ведь я у него на лекциях ни разу не бывал. Да, он преподавал у нас в техникуме, но меня он не знал, потому что я был не в той группе, которую он вёл. Я отдал оставшиеся листы ребятам, а сам пошёл к столу комиссии.

 - Как правильно твоя фамилия – Дубовой или Дубовый? – спросил Караджи.

 - И так, и так, – ответил я. – По документам Дубовой, а в деревне на украинский лад называли Дубовый с ударением на последний слог.

 - А где ты живёшь? – спросил он.

 - В Одессе, на улице Пушкинской, а до войны весь наш род жил на Ярмарочной площади, – ответил я, не зная к чему он клонит и какая связь защиты с фамилией. Уж к ней не придерёшься, как к паспортным данным.

 - А кем тебе приходится Миша Дубовой? – последовал вопрос.

 - Это мой дядя.

 - Так вот я с твоим дядей в детстве цурку гонял по улице, – улыбаясь, сказал он. Цуркой называлась когда-то модная детская игра.

 

У меня на душе отлегло возникшее волнение. Когда я рассказал отцу этот эпизод, он рассмеялся и рассказал, как он бил морды Мишке и Котьке Караджи, когда увидел их играющих в цурку во время, когда они должны были быть в классе школы.

 

Листы были развешены. Я начал рассказ о проекте своего дома. Материал был интересен. Я останавливался на некоторых конструкциях, которые применили рижане, и указывал на фотографии этих конструкций в деле, которые я сам сфотографировал и сделал.

 - В разделе экономических расчётов, ясно видно, что для нашего города такие пятиэтажные дома практически выгодны, сокращают срок строительства и намного дешевле. Всё – Закончив рассказ, я замолк, ожидая вопросов, которых я не боялся.

 

Те вопросы, которые мне задавали, были настолько просты, что я даже не запомнил их содержание. Они были наспех надуманы.

 

Я вышел из зала. Никакого волнения, никакого чувства удовлетворения, полная опустошенность. Ко мне подошли ребята, слушавшие мою защиту, поздравляли, подходили ребята из нашей группы, приглашали вечером встретится в ресторане. Я отказался. И действительно, так получилось, что друзья, с которыми я окончил техникум, уже 18 лет были моими друзьями. А те, которые подходили сейчас, были ещё детьми, ничего в строительстве не прочувствовали и неизвестно, прочувствуют ли.

 

Через три дня нам вручили дипломы. Мой распластанный диплом техника-строителя остался в институте. С новой недели я вернулся на свой участок уже инженером. Я добился своего. А что от этого изменилось? Всё окружающее меня на строительной площадке осталось по-прежнему. При первой встрече с начальником управления он позвал меня в кабинет, рассказал о задачах участка, об изменениях на участке. Ушёл с участка прораб Плинский, на участок пришёл новый прораб Сопин и начал строить здание детского сада в районе Шампанского переулка. С женой Сопина я занимался в одной группе в институте. Толковая женщина и защитилась успешно. Мне предстояло начать дом на Юго-Западном массиве. Он застраивался сейчас в основном стоквартирными пятиэтажными домами. Я очень хотел построить там дом. В настоящее время там уже пролегли несколько улиц с покрытиями. Работать было там не лучше и не хуже, чем на других массивах. В этой беседе с Филипенко начальник мне сказал, что не плохо бы было обмыть диплом в ресторане, пригласить управляющего треста.

 - Это можно, – согласился я. – Думаю, если на этой неделе – будет не плохо. Сойдёт, если столик закажу в ресторане «Море», там тихо и уютно?

 - Не плохо, – согласился Николай, – только чтобы там не было лишнего народа.

 - О каком народе может идти речь? Мы будем втроём, в 12-00 часов.

 - Договорились, – в заключение сказал шеф.

 

Я думал, что, может быть, там каким-то образом наши отношения с управляющим наладятся, и он перестанет на меня рычать. Уважать его я всё равно не сумею. Это не Заярдный, не Макаренко, которые были настоящие строители у которых можно было чему-то научиться. Этот был делец и наслаждался властью.

 

Стол я заказал нормальный. До прихода управляющего мы с Николаем стояли у входа в ресторан и разговаривали.

 - Я слыхал, что вы тоже побывали за это время в Риге? – спросил я.

 - Да, Мамбет собрал начальников, и мы поехали обмениваться опытом работы.

 - Как вам понравился новый жилмассив Кенгоракс? – спросил я.

- О чем ты говоришь, о каком Кенгораксе ты говоришь? – смотря на меня моргающими глазами, спросил Филипенко. – Мы начали с ресторана в Одессе в аэропорту и здесь же закончили обмен. Нужен нам сильно твой, как его, этот жилмассив! В Риге столько ресторанов и шикарных женщин, что не воспользоваться случаем было невозможно.

 

Подошла машина, вышел управляющий трестом, я пригласил гостей в ресторан. Посетителей в ресторане не было. Стол накрыли мгновенно. Бутылка коньяка разошлась по фужерам моментально. Первый тост подняли за меня, а дальше обо мне забыли. Разговор двух начальников шёл о ком-то и о чём-то. Я выпил, закусил. Отыскав кельнера, который нас обслуживал, я заказал ещё бутылку коньяка, попрощался с начальством и ушёл.

 

Что говорить? Николай в моих глазах опускался всё ниже и ниже. Когда мы были мастерами, он был нормальным парнем. Мы вместе иногда собирались у него дома, где родители жены выделили им, молодожёнам, переоборудованную ванную комнату под жильё. Чтобы пробраться к столу, нужно было переступить через кроватку ребёнка. Один раз я увидел, что в печурке отвалилась дверка и предложил Николаю починить источник тепла. Он не отказался. За час я восстановил топливник печки. В перерывах между работой он мне рассказывал о годах оккупации, о колоннах евреев, которых гнали на казнь в третий день оккупации, которые он видел. Рассказал о взрыве во дворце моряков, где была оккупационная комендатура. Он с мальчишками был в этом районе и видел, как хватали людей и волокли их в сигуранцы, а на следующий день сообщили, что акцией возмездия были казнены двести человек. Как выяснилось впоследствии, взрыв был произведен из Крыма. По радио был приведен в действие фугас, оставленный до ухода войск. Я Николаю рассказывал, как тяжело было жить во время эвакуации, как я приобрёл специальность токаря и вытачивал детали гранаты Ф-1.

 

Диву даёшься, как служебное положение человека влияет на его нравственность. Со временем Николай опускался всё ниже и ниже. Когда в бухгалтерии оказалась на работе молодая женщина на должности материального бухгалтера, у него с ней возник горячий роман. Когда же романтическая чаша перелилась через край, в управление явилась Лёля, жена Николая, и изрядно попортила модную причёску бухгалтерше, прибавив несколько синяков на симпатичном личике соперницы. Соседи соперницы спасли её после попытки самоубийства, после чего она уволилась с работы. Николаю этот роман тоже здоровья не принёс, он часто начал болеть.

 

Однако жизнь продолжалась. Мы с Мазуриным успешно сдали в эксплуатацию поликлинику на 15 станции и приступили к строительству жилого дома на Средне-Фонтанской улице для работников завода им. Январского восстания. Это строительство велось по прямому договору с заводом. Для производства монтажных строительных работ завод выделил нам пневмоколёсные краны. Эти краны были изготовлены сверх плана и должны были быть переданы строительному комбинату после постройки дома. Городской архитектор, наверное, небезвозмездно, пошёл навстречу директору завода и посадил дом на место, оставленное под зелёные насаждения и детскую площадку. Поднялась страшная буза. Каждый шаг на стройплощадке сопровождался проклятием в мой адрес, а иногда и угрозами, что мне это просто не пройдёт. Я велел Мазурину делать своё дело и всех охотников высказать своё мнение посылать ко мне.

 

Через несколько дней после начала работ на объект приехала машина «Волга», и из неё вылез мордатый майор милиции. Я стоял среди рабочих и разговаривал с ними. Валерий с бригадиром наносил линию ныне действующей канализации, которую нужно было перенести в новое направление, траншею для которой мы уже частично вырыли. Майор обратился к Валере, но тот пальцем указал на меня и продолжал своё дело. Майор подошёл ко мне и представился начальником районного отделения милиции.

 - Вам запретили здесь работать, почему Вы самоуправничаете? – спросил он.

- Наоборот, товарищ майор, нам приказали здесь работать, а самоуправничает тот, кто запрещает, – хладнокровно, без усиления в голосе сказал я.

 - Так вот, дайте указание прекратить работы и садитесь в машину! – приказал майор.

 - В машину я сяду. Работу не прекращу. Я покажу Вам документ, по которому начал работу, если Вы сумеете в нём разобраться. Вас же попрошу показать документ, приказывающий мне приостановить работу. Если его у Вас нет, то я сяду в машину только из уважения к рганам, которые Вы представляете.

 - Вы сильно много разговариваете, смотрите, не угодите на пару суток к нам для профилактики! – озлобился майор.

 Я махнул рукой, мол, «что с тобой говорить!» и пошёл к машине. Валера в разговор не вмешивался.

 

Мы подъехали к райкому партии и зашли в здание. Майор предложил мне посидеть в приёмной секретаря, а сам зашел в кабинет секретаря. Через минут десять вышел и буркнул:

 - Посидите, секретарь освободится, и Вас вызовут, – и сам ушёл.

 Я посидел пол часа, подошёл к секретарше и сказал:

 - Если секретарь пожелает со мной побеседовать, он знает, где меня найти, – и ушел.

 

Через несколько дней на заводе имени Январского восстания было созвано внеочередное партийное бюро. Управляющий треста, начальник управления и я были приглашены на бюро. О ходе строительства дома для рабочих выступил директор завода Бондаренко. Его выступление мне понравилось. Он своей манерой говорить чем-то был похож на моего дядю, директора ижевского мотозавода. Такой же крупный мужик, говорил очень короткими предложениями, медленно, тихо. Казалось, что он не совсем здоров. И действительно, он был очень болен и после этого бюро прожил ещё недолго.

 

- Да, трудно нам было доказать городу, что нашему заводу этот участок для дома необходим, – в своём выступлении сказал директор, – у нас ещё не все рабочие имеют собственные машины, да и городской транспорт ещё не очень чётко работает. Загонять рабочих на жилмассив, чтобы они по два часа ехали на работу – это издевательство над товарищами. Горком поправил секретаря райкома, который делал всё возможное, чтобы не дать нам этот участок под дом. Гипроград определил, что здесь хватает места и детской площадке, и бытовым помещениям, потому что рядом находятся два ветхих крестьянских домика с огородами.

В заключение он призвал начальников цехов, администрацию завода оказывать помощь строителям, так как они строят его внепланово.

 - От завода куратором стройки назначаю начальника ОКСа Зайдмана Арона Осиповича.

 

Я только сейчас увидел Зайдмана. Он, видимо, вошёл в зал позже. С ним я был знаком ещё в войну, в Ижевске. Он в хороших отношениях был с моим отцом. Когда нам выделили комнату в Красном переулке, он помог нам переоборудовать её, пробить дверной проём, окно, поставить кухонный очаг с полугрубком. Я несколько дней не ходил в техникум, был подсобником у печника. Печник за дни работы с ним научил меня класть очаги и полугрубки. Это мне очень пригодилось в армии. Я построил очаг в своей времянке после женитьбы и в первом мной построенном пятиэтажном доме по адресу улица Комсомольская 1, в Североморске, где внедрил свою плиту вместо проектной. Она была намного лучшей и дешевле проектной.

 

Вторую производственную практику в техникуме я проходил на участке Зайдмана в 1947 году при восстановлении разрушенной во время войны школы. Нужно было быть отличным строителем, чтобы абсолютно без механизмов вести работы. Не было верёвок, чтобы через блок подымать бетон на верхние этажи. Зайдман достал манильский шпагат, показал рабочим, как из него вить верёвки, как на бойке, без бетономешалки приготовлять бетон, раствор. Через несколько лет Зайдман руководил строительством санатория «Молдова» и построил его. Мне было приятно с ним работать уже в качестве руководителя стройки. На этом объекте было интересно работать. На заводе была собрана большая коллекция кранов всего мира. Когда я приходил на завод, я выкраивал время, чтобы полюбоваться этими кранами, как в музее. При массовой завозке бетонных блоков фундаментов и стен подвала на стройку приехал кран американский. Я моментально этот кран забраковал.

 - Обижаешь, прораб, этот работяга на заводе работает за десятерых, – сказал крановщик.

 

Действительно, эта машина не была похожа на кран. Четыре больших колеса, в центре стояла толстая труба, четыре изогнутых рога угрожающе смотрели вперёд и назад. Крановщик сидел за рулём в мягком кресле. Когда подошла первая машина с прицепом, я как завороженный смотрел на работу стропальщика, который мне задал два вопроса – где будем складывать и во сколько рядов по высоте. Стропальщик встал на место разгрузки. Маленькая каракатица подъехала к нему, мгновенно выбросила на землю свои рога –аутригеры, из средней трубы начали выскакивать трубы потоньше и, изогнувшись, образовали дугу, стрелу с вылетом метра четыре, пять. Из верхней трубы вынырнул небольшой гак. Стропальщик только успевал цеплять блоки. Небольшие по весу цеплял по два. Когда машины ушли, стропальщик сказал:

 - А ты говорил – не справимся… Наш «Остер-Вестен» молодец, он не любит перегрузок. Вес пять тонн берёт легко.

 

Стропальщик вскочил на кран, взялся за приваренную ручку у вертикальной трубы, машина развернулась на месте, повернув передние колёса вправо, задние влево.

 - Прораб, позвонишь, когда придут машины, мы мигом! – успел крикнуть стропальщик, и машина скрылась.

 «Да… – подумал я. – Наш пятитонный кран на машине МАЗ нужно минут пятнадцать складывать, затем он будет столько же выезжать. Да что и говорить…»

 

Чтобы начать монтажные работы, нужно было докопать котлован и сделать основания фундаментов, а трубы мне не подвозили, их нужно было достать, а нашим снабженцам это было трудно сделать – этот материал не нашего профиля. Я обещал Зайдману, что трубы уложу, он на себя взял обязанность их переключить. Я стоял у траншеи и объяснял Валерию методы укладки канализации. Около нас остановилась «Волга». Вышел из неё человек в шляпе и направился ко мне. Я сразу узнал его и его машину. Это был первый секретарь райкома партии. Не поздоровавшись со мной, он сразу обратился на ты.

 - Прораб, когда ты засыплешь траншею? – Не дождавшись ответа, он продолжил: – смотри, свалится в траншею человек – я тобой займусь отдельно, тебе мало не покажется.

 

Да, я не обознался. К этому человеку я уже обращался, когда вернулся с Заполярья с туберкулёзным сыном и не имел ни жилья, ни работы. Тогда он ответил, что в райкоме вакантных мест нет и он жильё не распределяет. Всё правильно. Однако сразу после этого разговора в городе перекроили районы и у нас сменилась администрация. Новый секретарь райкома сумел помочь мне, хотя так же не имел отношения ни к жилью, ни к работе. Этот же и сейчас показывал своё «Я».

 - Да, товарищ секретарь райкома, получилась неувязка, – ответил я, стараясь быть спокойным, – из-за отсутствия труб эта работа задержалась. Сегодня трубы должны завезти. Что касается техники безопасности, то Вы видите, что на этих шестидесяти метрах траншей стоят три переходных мостика, два имеют асфальтированный подход, а один стоит на логической тропинке. Только идиот не увидит их и пойдёт по болотистой клумбе, а нормальные люди пойдут через ограждённые мостики.

Только тогда, когда секретарь сел в машину и зло хлопнул дверкой, я сообразил, что обозвал его идиотом. Хотя я был не далёк от истины. В конце восьмидесятых годов, работая на канатном заводе в ОКС, я в этом убедился. Но об этом расскажу ниже.

 

Когда я пришёл в контору, то узнал, что Алик Лившиц переведен в трест начальником снабжения. Это меня немного удивило, но, по моему пониманию, он на эту работу более подходит. Его тучность не разрешала ему успешно двигаться по площадке, да и принимать самостоятельно те или иные решения он тоже не всегда умел, хотя документация у него всегда была в полном ажуре. Теперь, когда дом пошёл в монтаж, я мог больше уделить внимания сдаточному дому на жилмассиве, где мастером была Надежда Дорошенко. Она была по специальности штукатуром. Техникум оканчивала вечерний. Работала где-то на севере. Из-за болезни, связанной с онкологией, переехала в Одессу. Работала, нужно сказать, отлично, но с приходом на дом субподрядчиков ей нужна была помощь, хотя один сорокаквартирный дом мы с ней уже сдали. На этом доме я ещё раз убедился, что для Бекирова я не был инженером, уверенно владеющим своей профессией, а каким-то нежелательным персонажем, занимающим не свою вакансию. Когда дом был уже почти готов, в Одессу вдруг приехала какая-то делегация строителей из Финляндии и захотела обменяться опытом жилого строительства. Выбрали этот дом. Бекиров со свитой приехал пораньше и начал режиссировать приём гостей.

 

Он начал переставлять приехавших и присутствующих, разделяя их на две группы, тех, кто войдёт с делегацией в помещение и тех, кто останется на улице. Затем зашёл в здание и некоторым рабочим отделочникам велел одеться и выйти до ухода гостей. Я остался в группе, которая осталась на улице. О чём говорилось при встрече, я узнал от Надежды, хотя она ничего не запомнила. Не исключено, что она была предупреждена об этой встрече ничего не говорить. Этот дом был обыкновенной «хрущёвкой». Стоимость квадратного метра, как я впоследствии узнал, указывалась гораздо ниже, чем в действительности.

 

Пока участок занимался новыми объектами, я бригаду штукатуров Мельниковой передал на другой участок. Теперь мне вернули бригаду, вернее пол-бригады. Пять человек из бригады забрали, и на первом участке эта пятёрка основала ядро новой бригады, приняв из ремесленного училища пять выпускниц. Старую бригаду Мельниковой дополнили тоже пятью выпускницами.

 

У нас в управлении произошло ЧП. Я уже говорил, что пришёл новый главный инженер Виндеман, который вернулся из заключения. Аркадий Зайдман стал начальником первого участка. Нашему СМУ поручили работы на двух объектах города, к которым мы не имели никакого отношения. Нам выдали сметы на работы в пионерлагере «Молодая Гвардия», и на сдаточном объекте нового здания политехнического института от оси 18 до оси 26. Пионерлагерь поручили Зайдману, институт поручили мне. Когда Зайдман приехал на пионерлагерь, ему сказали, что в смете не все работы учтены. Второй секретарь обкома партии товарищ Воронин передал, что СМУ должно было выполнить добавочные работы, не учтённые сметой. Аркадий в присутствии персонала руководителей лагеря сказал, что он плевал на эти указания, так как он беспартийный. Через пару дней Зайдману пришлось написать заявление и уйти из СМУ.

 

Я после получения документации осмотрел помещения и понял, что сдаточный дом на какое-то время придётся оставить и всем коллективом перейти на строительство политехнического института. С субподрядчиками оставил Надю и нескольких штукатуров. Выполнение всех работ, указанных в документах, решалось, хотя предыдущая работа была так выполнена, что механизировать её было невозможно: незаштукатуренные кусочки стен, дыры в стенах. Основная работа, которую нам спихнули, была практически невыполнима. С крыши были сняты шесть железобетонных панелей, когда башенный кран стоял в этой зоне. Панели сняли, оборудование краном подняли и смонтировали, а панели поставить на место забыли. Башенный кран отогнали на сотню метров, рельсы разобрали. На месте, где лежали рельсы, выкопали траншеи под коммуникации. Начальник СМУ Филипенко срочно заболел. Винденман, новый главный инженер, сказал, что, конечно, нужно выполнить задание, но он новый человек в СМУ и принять мер никаких не может. Я оставался крайний.

 

Мы с бригадиром Филиппом Кохно, расставив рабочих, пошли замерять участок крыши, который нужно было перекрыть. Необходимо семь панелей шириной 98 сантиметров. Вес такой панели 1100 килограмм. Если такую панель подымать двумя лёгкими кранами «Пионер» грузоподъёмностью 500 килограмм, краны нужно усиливать. Вопрос может возникнуть – сумеет ли электромотор поднять этот груз. Можно поставить добавочный блок и разгрузить мотор, но эта мысль моментально отпала: барабан лебёдки не мог поместить двойную длину троса. Стрелу кранов нужно усилить уголковой или швеллерной сталью, рассчитать это несложно.

 

Конечно, вся эта операция – грубейшее нарушение техники безопасности. Но в таких случаях самое главное – знать, где ты допускаешь нарушение техники безопасности, чтобы принять решение и не побить людей. Походив по крыше, мы обнаружили чей-то лёгкий кран «ДИП» грузоподъёмностью 300 килограмм. Оставив бригадира, я поехал на базу, поговорил с главным механиком Бубарем, он же был в это время парторгом управления. Оставив эскизы усиления кранов, я велел краны утром в разобранном виде доставить на институт. Сам отправился на жилдом. Здесь работали в основном субподрядчики. На объекте ко мне подошла молодая женщина:

- Я пришла по поручению своего начальника участка Аркадия Давыдовича Зайдмана, – сказала она, – он сейчас работает в СУ-604 Южгидроспецстроя. Наша контора участка отсюда недалёко, около кафе «Солнечное» в строящемся доме. Он просил Вас зайти к нему на дом перед тем, как пойдёте к себе в контору.

 

К концу рабочего дня я пошёл на дом к Аркадию. Дом был такой же, как мой, но готовность его была меньшей, чем на моём доме. Внутреннюю штукатурку ещё не начинали, клеили кровлю. Культура производства была выше, чем у меня. Я в своё время сам варил клебомассу, а ему привозили готовую и сливали в установленную емкость с форсункой, которая вдувала в огонь эмульсию – смесь солярового масла и воды. Форсунка была использована от дизельного двигателя. В СУ-604 была своя база, нефтебаза, гараж, мастерские. Аркадию не приходилось клянчить у шоферов солярку, он просто её заказывал. Осмотрев дом, мы зашли в конторку. Рабочие ушли домой.

 - Я тебя позвал, чтобы предложить тебе перейти в наше СУ-604. У нас прекрасный начальник. Ты его знаешь?

 - Нет, но слышал о нём много, – ответил я – Я даже успел с ним повоевать,  когда шли бои за участок около вашего управления, который забрало управление совхозов. Я помог им отобрать его у какого-то Авербуха.

 - Да, было дело, – согласился Зайдман. – Авербуху дали участок по улице Солнечная под стоквартирный дом.

 - И это я знаю, так как мой участок там построил рядом дом швейной фабрики Кальценсона, – сказал я. Строил ваш дом какой-то Рома, не ахти сильный в строительстве.

 - Вот поэтому я тебя и позвал и зову. Нам нужен инженер-строитель. Я говорил с Авербухом о тебе. Он дал добро. Оклад прораба у нас на сто рублей меньше. Фактически прораб получает на триста больше. Что касается меня, то скажу, что лучше здесь потерять, чем там найти. Я тебе плохие советы не давал никогда. Подумай, но не долго. Ты же знаешь, я тоже сантехник, а у нас большая строительная программа.

 - Аркадий Давыдович, я не стремлюсь к каким либо высоким должностям, моя работа мне нравится, и я её освоил не плохо. В нашем СМУ я чувствую себя не в своей тарелке, Бекирову я явно не подхожу. Однако сейчас, когда сдаю дом, бросить его не могу. Но от предложения я не отказываюсь. Ваш дом я поведу, тем более, что он в точности, как мой. Оплаты мне никакой не нужно, но Тося, так, кажется, зовут мастера, пусть держит связь со мной. Ещё неделю-полторы я буду занят на политехническом институте, а дальше буду здесь.

 

На этом мы закончили беседу и вместе вышли из здания Я поехал в контору. Начальства в конторе не было. Персонал между собой о чём-то говорил. Обстановка была неординарная. Наконец я понял, что какое-то ЧП. Начинаю расспрашивать. Оказывается, на первом участке строящееся общежитие начало трещать. Я не уходил, думал, что в отсутствии начальника управления, пока он болел, я кому-то могу понадобиться. Пришли несколько прорабов с первого участка и сказали, что пятиэтажное здание общежития рухнуло, как карточный домик. Один человек пострадал.

 

Следующий рабочий день я начал с института. Начал его с большой опаской: когда приходит беда – отворяй ворота. Работа предстояла очень опасная, с большим нарушением техники безопасности. Моей вины в создавшихся обстоятельствах совсем не было. Когда при помощи крана ДИП мы подняли на крышу два разобранных крана «Пионер», собрав их, мы сразу начали усиливать площадку противовесов. Подняли лежавшие внизу чьи-то бордюрные камни и, уложив на противовесные площадки, связали их катанкой и прикрепили к крану. Если кран тряхнёт, чтобы противовес не рассыпался. При всём этом мы взяли трос и прикрепили оба крана к плитам перекрытия противоположного склона крыши. Я сошёл с крыши, встал внизу в месте, чтобы крановщики, бригадир и помощник меня видели. Вокруг стояли рабочие оцепления, чтобы никто в зоне подъёма не оставался. Поднял один край панели на 30 см. Кран напрягся, но устоял. Поднял вторую сторону панели. Кран взял её без надрыва. Наверху бригадир осмотрел все крепления крана. Всё в порядке. Я скомандовал подъём. Панель пошла вверх. Края панели подымались неравномерно. Я останавливал подъём и выравнивал панель. Когда панель дошла до верха, я побежал наверх: нужно было завершать операцию очень осторожно, при затягивании панели происходит перезагрузка напряжений. Крановщики сработали чётко. Панель легла на крышу, заработали ломы, и панель легла на место. К вечеру все панели лежали на своих местах.

 

Оставив на крыше чужой кран ДИП, на следующий день слесаря разобрали и опустили краны, подготовив их для отправки. Я вернулся полностью на дом спустя неделю. Собрав все силы, приступил к окончанию работ по дому. Конечно, сразу было ясно, что при всех вариантах организации работ  внутреннюю штукатурку вовремя выполнить не успеем. Нужна была минимум ещё одна бригада штукатуров. Я решил подсчитать на данный день потребность человеко-дней на остаток работы. Сдал заявку на материалы фасадных отделочных работ. Что касается подготовки столярки под окраску, то столяра со своей работой справлялись. Я за время работы сумел собрать электроинструмент, циркулярную пилу, дрель, шуруповёрт, рубанки. Работа делалась быстро и качественно. Брать со стороны штукатуров я не мог, никакого фонда заработной платы не хватит. Нужно механизировать труд. У нас уже опыт был: соплование стен, затирка стен. Нужно увеличивать производительность механизмов. Нужен набор металлической сетки для просева песка, раствора. Не будет засоряться сопло – увеличится производительность. Затирочные машины требовали смены затирочных пластин из твёрдого пенопласта.

 

Мы рылись на свалках, выпрашивали у людей, которые имели эти материалы. Чтобы выписать что-то на складе – об этом и речи быть не могло. Мы дошли до выполнения норм выработки 250%. Большего сделать я был не в силах, нужны были специалисты, которые бы могли работать, как мы. Таких в городе не было. Механическую штукатурку в городе не производил никто. Нужно было готовить кадры, но мне время на это не давали. Начались фасадные работы. Мне принесли паспорт на фасад. Он должен был быть голубой. Потребовался центнер ультрамарина Я сдал заказ. Начальник снабжения Панасевич привёз мне все материалы для фасада. Вместо ультрамарина мне привезли какой-то суррогат Мы сделали пробу. Нужный цвет получился. С фасадом, казалось, вопрос был решён. Однако через два дня голубизна пропала, как будто пробы мы не делали. При повторном нанесении пробы с увеличением колера через пару дней произошло то же:  голубизна ушла. От меня пошла повторная заявка на ультрамарин. Прошла неделя, снабженцы молчали. На объект приехал Бекиров. Я показал ему завезенную мне краску.

 - Возьмите эту краску, отправьте Толпину в отделочное СМУ, чтобы он пропустил её на мельнице, и не морочьте мне голову, бездельники! – сказал управляющий трестом и уехал.

 Приехал экспедитор и забрал краску на домол.

 

Случилось то, чего нужно было ожидать. В управлении завалился дом, искали виновника. Начинали его делать, когда главным инженером был Аркадий Зайдман. С него начали поиски. Я встретился с Аркадием. Он попросил меня помочь Тосе, его мастеру, на доме в организации работ. Сам он участвовал в исследовании причины аварии. Я обещал ему присмотреть за домом. Тося оказалась очень исполнительной работницей. К вечеру ежедневно я составлял заявки, она их отоваривала, и работа шла. Нужно было начинать внутренние штукатурные работы, чтобы к наступлению холодов их закончить. Пришли электрики из Курортстроя, где у Зайдмана начальником управления спецработ был его деверь. Я дал им помещение под материалы и заготовки. С начальником я был знаком по работе на надстройке, где получил квартиру Зайдман. Мы обсудили план работ с учётом того, что вот-вот вернётся и приступит к работе Аркадий, но дело затягивалось. Следователям надоело заниматься этим делом, не дающим дивидендов, и они решили списать убытки на Зайдмана. Но они были слабы в строительстве и на все вопросы получали не удовлетворяющие их ответы от разных организаций,  производящих экспертизу.

 

После того, как Аркадия освободили от должности главного инженера, какое-то время главным был начальник ПТО, приличный человек, хороший работник. Когда его начали вызывать следователи, он не выдержал и при очередном сердечном приступе умер. Дело закончилось тем, что покойного обвинили во всех грехах и дело закрыли. Спустя некоторое время я встретил бригадира, который строил этот дом. Он мне сказал, что по указанию мастера установил некачественную блок-перемычку. По причине отсутствия этой марки перемычки простаивала смена. Мастер велел бригадиру замазать цементом трещину в перемычке и использовать её. В роковое время приняв все нагрузки, перемычка не выдержала, лопнула и потащила за собой панель перекрытия, которая, падая, разбила две панели, и дальше разрушился весь дом. Мастер догадался о причине катастрофы и при первой же возможности уволился.

 

Зайдман вернулся к исполнению своих обязанностей. Я на его доме стал появляться реже. У меня были свои заботы. Филипенко на работе не появлялся. Поиски новых бригад штукатуров не увенчались успехом. Моя цель была – закончить фасад. Я предложил бригадиру новый метод набрызга фасада при помощи механизмов. Переключив внутреннюю штукатурку на бескомпрессорное сопло, я освободил малый компрессор и впервые в городе начал вести набрызг механическим способом. До этого набрызг вели при помощи метёлок. За день мы обработали новой краской одну сторону фасада. Подсобники только успевали закрывать окна толью. Вечером фасад сиял своей голубизной. Однако когда мы пришли утром, фасад был белый, как смерть. Бригадир фасадчиков начал требовать деньги за работу, которой фактически не было. Я у начальника снабжения потребовал ультрамарин.

 - Понимаешь, я нашёл ультрамарин, но они требуют выписать 150 кг , а отпустят они только 100 кг, – сказал начальник снабжения.

 - Я согласен выписать, – не задумываясь, сказал я.

 - Тогда подпиши накладную!

 

Накладную я подписал. Утром мне привезли ультрамарин. Вот чего, по словам моего начальника, мне не хватало в работе, о чём он мне не договорил в своё время: я не мог воровать и ворованным делиться с начальством. Мои мысли завели меня дальше. Откуда взялся ультрамарин, ведь я подписал накладную! Следовательно, этот дефицитный дорогой материал находился в складах нашего треста, где котируется моя подпись. Выходит, кто-то продаёт мне мой материал и, конечно же, делится с начальством. Если кто-то попадётся – крайним буду я. Однако пока я не попался, нужно было быстро закончить фасадные работы. За два дня фасад засиял, как картинка.

 

На следующий день стройкомбинат Одессы организовал праздник: в фойе украинского театра были установлены столы, сервированные ресторанами Одессы. На празднике чествовали награждённых строителей. Бригадир отделочников Столперов Петр Пименович был удостоен звания Героя Социалистического Труда и звания Почётного Гражданина Одессы, все начальники СМУ получили ордена Трудового Красного Знамени. Мои бригадиры Кохно и Мельникова были награждены орденами Трудового Красного Знамени и Знак Почёта соответственно. Мы с прорабами нашего СМУ заняли столик и праздник провели весело и хмельно.

 

Характеризуя награждённых, мы не могли понять, за что такая слава Столперову, такая честь. Он в основном отделывал от своего СМУ-7 квартиры высших начальников города. На производстве его девочки бегали с консервными баночками, наполненными красителями, и кисточками красили поверхность с довольно сомнительным качеством. Где-то полгода назад мне прислали на один из начатых сорока квартирных домов паренька. Начальник управления сказал мне, что с этим товарищем придёт бригада. Мне было велено эту бригаду поставить на дом, а бригаду, которая начала дом, собрать на сдаточном доме. Я выполнил указания начальника. Новый бригадир мне очень не понравился. Он существовал отдельно от бригады. В обеденный перерыв он на час ложился спать в бытовке. Мне сказали, что он занимается на вечернем факультете строительного института. Не знаю, я его в институте не видел. В докладе на празднике мы услышали, что этот бригадир награждён орденом Ленина. Об этом я рассказал за столом. Когда очередь дошла до обсуждения награждения Бекирова, я вставил свои «двадцать копеек» и сказал:

 - За энергию нашего управляющего треста я готов встать перед ним на одно колено, а вот что касается его качеств как инженера или человека, то я за него и ломаного гроша не дам.

 

Понадобилось всего два дня для того, чтобы Бекиров утром сел в машину и сказал начальнику ПТО треста Краковскому: «Я скоро вернусь. Только поеду на дом и прогоню Дубового».

 

Когда он приехал на объект, я подошёл к нему, как положено было по этикету.

 - За вами как за малыми детьми нужно ходить. Управляющий трестом должен вам указывать, что нужно делать, чтобы покрасить фасад, а сами догадаться не могли. Перемололи краску и фасад получился. Нужно было обратиться только к Толпину, – зло промолвил Бекиров.

 - Я обратился к Толпину и отослал ему краску, – сказал я, выбрав момент, когда управляющий замолчал. – Покрасил фасад вторично, и вторично известь сожрала краситель. Вон под стенкой лежит толпинская краска! Не знаю у кого, но я купил 150 кг ультрамарина, и только на третий раз окраска оказалась качественной.

 

Гость молча обошёл здание. Ему хватило времени обдумать дальнейшие свои действия. Когда мы зашли в прорабскую конторку, он сел за стол прораба и задал свой риторический вопрос:

 - Почему ещё не окончена внутренняя штукатурка?

 - Мамбед Абдулович, я сделал всё от меня зависящее, чтобы закончить внутреннюю штукатурку. Мою обученную бригаду мне не вернули, а дали девочек ремесленниц. Более 80% штукатурных работ я механизировал. Дневные задания выполняются чуть ли ни всеми на 200%. По нормативам трудоёмкость такого дома на штукатурных работах – 4 тысячи человеко-дней. Вы знаете, что на этом доме добавилась штукатурка перегородок. Арбитражный суд, который я выиграл, деньги за штукатурку вернул нам. Однако время на штукатурку он вернуть не мог. Я сокращу эту цифру вдвое за счёт механизации. Мне нужны люди-штукатуры или три недели.

 

Об арбитражном суде он не знать не мог. Об этом разговоры шли больше недели. Дело в том, что арбитражный суд вела юристконсульт стройкомбината Инесса Викторовна Задорина. С ней я познакомился ещё в Североморске, где она жила со своим первым мужем, Наумом Горбисом. Я с Наумом служил в одном строительном управлении и затем, как земляки, мы  подружились домами. Наши жёны окончили Одесский университет в одно время, но моя занималась на историческом факультете, Инна – на юридическом. Инна работала в Североморске батальонным нормировщиком, уже на месте овладев этой специальностью. Я демобилизовался немного раньше, Наум позже. Когда мы встретились с Наумом в Одессе, он уже работал на каком-то заводе в ОКС, Инна работу не могла найти. Так получилось, что у меня на работе уволилась нормировщица, и я рекомендовал начальнику Инну. Она даже несколько дней поработала, после которых мой начальник её порекомендовал друзьям в Совнархоз. Когда Совнархозы упразднились, она начала по переводу работать в Стройкомбинате на должности старшего юристконсульта. В семье у неё произошли тоже изменения. Она с Наумом разошлась и вышла замуж за отставного офицера, который занимался на юридическом факультете университета заочно. Когда он окончил обучение, Инна устроила его на железобетонный завод №1. Этот завод изготовлял гипсовые перегородочные панели, которыми пользовался Жилстрой. Злополучный дом, о котором я рассказал выше, монтировался зимой. Я смонтировал перегородки, в которые по недосмотру завода попала с алебастром глина. Весной, когда перегородки оттаяли и там оказалась влага, глина по существующим законам начала увеличиваться в объёме. Перегородки начали стрелять, и в них образовались дыры, заделываемые штукатурами, которых у меня не хватало, и в результате затягивались штукатурные работы. Бекиров этого не признавал.

 - Я задал тебе вопрос: почему не окончил штукатурку? – перейдя на «ты», сказал Бекиров.

 - Я Вам уже ответил. Другого ответа не будет.

 - Нахрен мне такой начальник участка, который вместо ответа мне считает какие-то цифры! Можешь идти. Ты уволен!

 - А нахрен мне такой управляющий треста, который не считает? – сказал я, хлопнул дверью и ушёл.

 

Когда я вышел на улицу Филатова, я остановился. Нужно было хорошо обдумать, что делать дальше. Мне обязательно нужно было побывать в конторе до того, как управляющий вернётся в трест. Я остановил такси и поехал в свою контору. Впоследствии я понял, что поступил правильно. Когда я зашёл в наше управление на Тираспольской площади, секретарша начальника уже знала, что Бекиров решил меня уволить. Когда я зашёл к ней в приёмную, она посмотрела на меня и всё поняла.

 - За что? – спросила она.

 - Было дело. Я высказался об управляющем не совсем лестно для него в нашей компании, и кто-то донёс. Это всё. Фаиночка, есть ли у тебя свободная строчка в регистрации, чтобы занести моё заявление об увольнении по собственному желанию? Эта скотина дело так не оставит.

 - Не беспокойся, давай заявление.

 - Каким числом? – спросил я

 

Она посмотрела в журнал регистраций документов и назвало число подачи заявления трёхдневной давности.

 - А куда пойдёшь сейчас работать? – спросила она.

 - А я уже месяц работаю на участке Аркадия Зайдмана в СУ-604.

 - Молодец, удачи тебе! Здесь всё будет в порядке.

 

Впоследствии я узнал от Фаины, что моё решение было правильным. Спустя час пришёл Краковский в наше управление и хотел меня увидеть, прежде чем составлять приказ об увольнении. Фаина ему сказала, что я уже три дня как подал заявление об увольнении и показала ему журнал.

 

Так окончилась моя работа в СМУ-10 треста Одессжилстрой, которая длилась одиннадцать лет. Спустя несколько месяцев была какая-то комиссия из Киева. Был уволен с работы секретарь обкома партии Синица. Дальше, как домино, покатились очень много чиновников области и руководителей предприятий, начальник УООП, генерал Гайдамака, секретарь горкома Стамиков, начальник стройкомбината. С треском слетел с треста Бекиров. Шли разговоры, что его будут судить, но спустя небольшой отрезок времени киевские друзья его отмазали, и он перешёл в ДСК на должность директора, где проработал до самой смерти, сдирая деньги там, где только можно и нельзя. Ему сошло с рук, когда кооперативный дом, куда вселился мой двоюродный брат, завалился. Жильцов переселили в другой дом. Я жил в крупнопанельном доме, в котором из-за рационализации, одобренной Бекировым, упразднили гипсовую панель пола и дом стал продуваемый, что чувствовалось зимой. Он заставлял заказчиков закладывать в смету дорогие сваи-стойки, а в дело закладывал дешёвые сваи профессора Голубкова где можно и нельзя. Бог ему судья.

 

На следующий день я вышел на работу на дом в СУ-604.

 

 





<< Назад | Прочтено: 602 | Автор: Дубовой Г. |



Комментарии (0)
  • Редакция не несет ответственности за содержание блогов и за используемые в блогах картинки и фотографии.
    Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.


    Оставить комментарий могут только зарегистрированные пользователи портала.

    Войти >>

Удалить комментарий?


Внимание: Все ответы на этот комментарий, будут также удалены!

Авторы