Прошлое - родина души человека (Генрих Гейне)

Логин

Пароль или логин неверны

Введите ваш E-Mail, который вы задавали при регистрации, и мы вышлем вам новый пароль.



 При помощи аккаунта в соцсетях


Темы


Воспоминания

 

 

Бельченко А.Г.

«ЧЕРЕЗ РАССТОЯНИЯ И ГОДЫ...»

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

 

Глава 1. Курсантские будни.

По возрасту мы были самыми молодыми курсантами училища, а по сравнению с жизненным и профессиональным опытом наших новых товарищей, которые прибыли из боевых частей, мы с Сашкой были детьми.

Многие из них уже успели повоевать в конце войны в боевой авиации, были членами партии и имели навыки партийной работы в частях и подразделениях.

 




Я, курсант Рижского

военно-политического училища.

Рига, 1950 год

 Это был золотой фонд кадрового состава армии не подлежащего демобилизации после войны и предназначенного для сохранения боеготовности Красной армии в первый период мирного времени.

С другой стороны, для нас с Сашкой это было большой удачей. Ребята отнеслись к нам по-братски. Они делились с нами не только военным и политическим, но и жизненным опытом. Они помогали нам во всём. Особенно в изучении предметов, о которых мы не имели понятия. С самых первых дней учёбы мы столкнулись с необходимостью изучения таких предметов, как диалектический и исторический материализм, философия, основополагающие труды К. Маркса и Ф. Энгельса, В.И. Ленина и И.В. Сталина, конспектирование произведений классиков марксизма-ленинизма и т.д. Для партийного работника эти произведения были почище Библии, или Священного писания для верующего. Я уже не говорю о военных дисциплинах, которые неотъемлемо входили в программу изучения военных училищ. Так что если бы не наши старшие товарищи, вряд ли мы смогли быодолеть столь насыщенный объём учебной программы.

Наряду с теоретическими дисциплинами много времени уделялось практическому курсу партийно-политической работы в советской армии и на флоте. Этот курс позволил нам изучить большой объём знаний о способах и методах работы по воспитанию личного состава в духе преданности Родине и выполнению личным составом своего воинского долга. Нас учили на боевых традициях и опыте военных комиссаров и политруков гражданской и отечественной войн.

Главное предназначение комиссара состояло в контроле над командирами, которые порой были недостаточно политически образованны и не всегда правильно понимали линию партии и её осуществление. Поэтому комиссар был наделён большими полномочиями по отношению к командиру, вплоть до взятия на себя, в критической ситуации, военного руководства. Классическим примером деятельности комиссара является персонаж книги Д. Фурманова «Чапаев», по которой был снят знаменитый одноимённый фильм. Мальчишки моего поколения десятки раз смотрели эту картину и готовы были смотреть её ещё и ещё.

Наследниками военных комиссаров в послевоенное время стали армейские и флотские политработники, которые всеми формами и методам политработы сплачивали личный состав и направляли их на повышение боевой готовности, нацеливали работу партийных и комсомольских организаций на достижение высоких показателей в боевой и политической подготовке и воинской дисциплине. Именно эти задачи должны были стоять перед нами после окончания училища и назначения на соответствующие должности.

А пока наша жизнь была заполнена курсантскими буднями: физическая и строевая подготовка, несение суточного наряда, патрулирование по городу, изучение стрелкового оружия и боевые стрельбы. Всё это сочеталось с лекциями, конспектированием первоисточников, изучением воинских уставов и т.д. Нагрузка была такой, что иногда в голову приходили крамольные мысли: а не бросить ли мне всё это и уйти обратно в оркестр? Спасибо ребятам из классного отделения, которые буквально тянули нас с Сашкой на буксире. Но через полгода я втянулся в учебный процесс, стал смелее выступать на семинарах, добился серьёзных успехов по физической подготовке.

Всё шло хорошо, уже не за горами были переводные экзамены. Но неожиданно всё изменилось, и далеко не к лучшему. В этот период нашу армию стали сотрясать различные «реорганизации». Одна из них коснулась и нас, и нашего училища, которое подлежало расформированию, курсанты-выпускники - производству в офицеры, а первокурсники - направлению в другие авиационные училища.

В это время мы сдавали переводные экзамены, после чего я в числе двадцати трёх курсантов получил назначение в Киевский военный округ для продолжения учёбы на втором курсе Васильковского авиационно-технического училища. Для меня снова начиналась новая жизнь в полном смысле этого слова. Как говорится, «из огня, да в полымя». Никогда и не думал, что по собственной воле выберу техническую профессию, к которой я не имел ни малейшей склонности.

Может быть, прав был Саша Самсонов, который категорически отказался от офицерской карьеры и опять ушёл в оркестр? Не знаю. Но я не отверг совет своих новых друзей и решил продолжать учёбу.

Перед отъездом из Риги мы прощались с замечательным городом, гуляли по его старинным улочкам, побывали на набережной реки Даугавы, съездили в любимое место отдыха рижан, Межапарк, с великолепным Киш-озером. Бросили в его воды монетку, чтобы ещё раз вернуться в западную жемчужину Советского Союза.

Утром поезд Рига-Москва увозил нас к новому месту службы и продолжению учёбы. Лично для меня это событие было по-особому волнующим. Предстояла встреча с малой родиной, Украиной, которую я и моя семья покинули не по своей воле, а в связи с началом Великой отечественной войны в 1941 г., спасаясь от немецко-фашистских захватчиков.

 

Глава 2. Малая родина. Здравствуй, нэнько Украiно!

 В первой декаде сентября 1951 года в составе группы недоучившихся политработников я прибыл в Украину, в город Васильков, что в 30 км от Киева. Именно там находилась военная школа младших авиационных специалистов, которая с текущего года реорганизовывалась в авиационно-техническое военное училище. Мы становились его первым набором курсантов. Именно с нас начиналась история училища, с одним лишь отличием в том, что мы должны были закончить двухгодичный курс за один год, а не за два.

Через сорок с лишним лет, уже будучи подполковником запаса, мне удалось побывать в своей Васильковской «альма матер», встречаться с курсантами, офицерами, преподавателями, воочию видеть те изменения в учебном процессе и материальном обеспечении, которые произошли за годы с момента моего пребывания там. Я с большим интересом рассматривал в музее училища исторические материалы и экспонаты нашего периода учёбы. Есть там фамилии курсантов нашей выпускной группы, 1952 года.

Но это было потом. А сейчас мы осваивались на новом месте и ждали, когда наступит первый учебный день. Я - с лёгким волнением, а мои товарищи - с интересом и некоторым пренебрежением, ибо чему можно было научить авиаспециалистов, которые в течение четырёх-пяти лет работали на технике и обслуживали полёты в боевых частях? Но мне они обещали, что сделают из меня заправского технаря. Спасибо им, они сделали всё, чтобы научить меня любить авиационную технику и руководить подчинёнными специалистами.

Сказать, что мне было трудно, это значит - ничего не сказать. Когда начались занятия, и я прочитал перечень предметов, которые предстояло изучить, и не просто изучить, но и сдавать экзамены и зачёты, я совсем приуныл. Вот некоторые из них: «сопротивление материалов», «теоретическая механика», «химические основы и анализ ГСМ», «физические основы воздухоплавания» и др. Это кроме военных дисциплин. Об увольнениях в город пришлось забыть и грызть гранит науки, чтобы не подводить товарищей. Прошло некоторое время и, как ни странно, я начал втягиваться в учебный процесс, даже выступать на семинарских занятиях, но пока больше «тройки» не получал, хотя усердно штудировал учебную литературу.

А вот с практическими занятиями на авиатехнике было хуже. По окончании училища мы должны были стать авиатехниками по эксплуатации фронтового бомбардировщика Туполева ТУ-2, хорошо зарекомендовавшего себя в годы войны. По конструкции и эксплуатации этого самолёта мы должны были сдавать выпускные экзамены. Именно такой совершенно исправный самолёт стоял у нас на учебном аэродроме, в конце территории училища, которая примыкала по периметру забора к большому колхозному фруктовому саду.

В осеннее время мы успешно совмещали практические занятия на технике с «обследованием» фруктовых деревьев. Колхозные сторожа большого шума не поднимали, наоборот, часто приглашали собирать падавшие с деревьев яблоки. В конце концов яблоки приедались, и мы на них уже не могли смотреть, но в порядке шефской помощи помогали колхозу убирать богатые урожаи.

Стояла золотая осень 1951 года, было довольно тепло, и нам планировали больше занятий на учебном аэродроме. Мне это было кстати, т.к. я на практике получал навыки обслуживания самолёта. Разомлевшие от ласкового украинского солнца, ребята шутили, и порой объектом их шуток становился, естественно, я - «салага, молодой, необученный».

Мои товарищи, как правило, серьёзно подходили к работе по оказанию мне помощи в учёбе. Но иногда не обходилось и без каверз. Забавляясь моей технической неграмотностью, они порой «покупали» меня на банальных, старых авиаторских шутках. Однажды старшина нашей учебной группы Жора Пешкурёв во время практических занятий поручил мне на полном «серьёзе» сходить с ведром на техсклад за компрессией. Покупка была с «бородой». Тогда я и не подозревал, что компрессия - это степень сжатия газов в цилиндрах во время работы любого двигателя внутреннего сгорания, что это нечто такое, что не может нигде храниться, тем более на складе. Сверхсрочник, зав. складом, включаясь в игру, посмотрел на меня и сказал, чтобы я передал старшине, что компрессия есть только в пачках, а в жидком состоянии её нет, а будет только завтра. Когда я передал эти слова старшине, раздался хохот моих друзей, а Жора сказал, чтобы я не обижался, через такие шутки прошла практически вся молодежь не одного поколения курсантов. «Зато что такое компрессия - запомнишь на всю жизнь», - заключил он.

Шутки шутками, но в серьёзных вопросах с меня и спрашивали серьезно, вплоть до заслушивания на парторганизации за успеваемость. Такие меры повышали ответственность и не давали расхолаживаться. Через несколько месяцев я почувствовал себя уверенней. Медленно, но успешно я осваивал технические, теоретические и практические знания конструктивных особенностей самолёта и двигателей. Преподаватели отмечали прогресс в моей учебе, в освоении мной программы.

В этот период в войска стала поступать новая реактивная техника. Поршневые самолёты в то время ещё находятся в эксплуатации, но судя по всему, в практической работе мы можем столкнуться с эксплуатацией новых машин. В программу нашего обучения включают ознакомительный курс изучения конструкции и особенностей эксплуатации реактивного фронтового бомбардировщика ИЛ-28. Кроме всего, мы несколько раз выезжали для практических занятий на аэродром Васильковского авиагарнизона, где дислоцировалась истребительная дивизия реактивных самолётов МИГ-15. Здесь, в реальной обстановке я почерпнул для себя немало полезного для дальнейшей практической работы.

Шла на убыль зима 1951-1952 годов. Уже не за горами было окончание учёбы. Я даже не заметил, как наметились первые признаки весны. У меня появилось свободное время для участия в общественных мероприятиях, в т.ч. художественной самодеятельности, а так же для увольнения в город. Я уже не жалел, что поехал продолжать образование в авиационно-техническое училище.

 

Глава 3. Любовь нечаянно нагрянет...

 Весна в этом году была ранней. Незаметно растаял снег. К концу апреля деревья покрылись зеленью. К Первомайским праздникам готовилась большая программа курсантской художественной самодеятельности.

Мне, как бывшему музыканту, поручили руководить курсантским хором, который наряду с другими номерами имел большой успех на праздничном концерте, за что организаторам, в т.ч. и мне, объявили благодарность. Я был доволен похвалой начальника училища и его заместителя по политической части.

Настроение было весеннее, и в одно из ближайших увольнений в город я с товарищами пошел на танцевальный вечер в клуб комбайнового завода. Танцевать я практически не умел, но пошёл из чистого любопытства. Никаких определённых намерений, в смысле знакомства с девушками, у меня не было. В неполных 22 года в этом мне мешали излишние скромность и застенчивость. Однако хоть я ещё не решил, как будет складываться моя жизнь после окончания училища, мыслей «погулять, пока молодой», у меня не было. Больше того, мне казалось, что создав семью и имея детей, смогу восполнить то, чего мне недоставало всю жизнь - полноценной семьи.

Однажды, взяв в библиотеке книгу известного педагога и воспитателя Антона Семёновича Макаренко, я увлёкся ею и даже законспектировал важные для себя отдельные главы его «Книги для родителей». Но это было чисто интуитивно. Однако, конкретно о создании семьи пока ещё не думал. Следуя пословице «на людей посмотреть и себя показать», я и решил пойти с ребятами в клуб. Пока вечер танцев ещё не начинался, мы решили поиграть в биллиард. В процессе игры я заметил, что за нами с интересом наблюдают две девушки. Решил, что это любительницы  игры, знающие толк в ней. Одна из них приглянулась мне: симпатичная, с румянцем на смуглом лице, с чёрными выразительными глазами, черноволосая, с туго заплетенной косой, она выглядела совсем юной школьницей, где-то 8-9 класса.

Другая была постарше и не отличалась особой привлекательностью. Обе были скромно одеты и не были похожи на завсегдатаев танцевальных вечеров. Простенькие платьица, туфельки на небольшом каблучке. Я изредка поглядывал на них. Они тоже смотрели на нас, переговаривались и улыбались. Смугленькая всё больше нравилась мне.

 

 

Я встретил девушку...

 «Отличница, комсомолка

и просто красавица».

Город Васильков, 1951 год

 

 В один из эпизодов игры, когда я прицелился, чтобы ударить по шару, я услышал девичий голосок:  «А этим шаром вы не попадёте».

Я поднял голову. Рядом стояла понравившаяся мне девушка. «Почему?» - спросил я.

«Я так думаю», - с улыбкой ответила она.

Я счёл это поводом для знакомства и хотел продолжить диалог, но раздались звуки музыки и девушки пошли танцевать. Мы решили, что понравились девушкам, и они не против познакомиться. Через несколько минут мы уже танцевали с ними.

Так получилось, что я начал танцевать с девушкой, которая мне не понравилась. Звали её Вера, до войны она жила в одном из местечек Одесской области. Подружку, с которой она пришла, звали Таня. До войны они были односельчанами, но не знали друг дружку. С началом войны они потерялись. Таня с семьёй успела эвакуироваться в Узбекистан. Веру и её семью постигла трагическая участь. Их вместе с другими жителями еврейского местечка расстреляли фашисты. Но Вере удалось спастись, и её всю войну прятала украинская семья, которая дала ей свою фамилию. И вот здесь, в Василькове, уже после войны они с Таней встретились совершенно случайно. Всё, что я услышал от Веры, танцуя с ней, было ужасно неправдоподобно и никак не вязалось с атмосферой, царящей в заводском клубе. После окончания войны прошло не так много - семь лет, но рана этой молоденькой девушки уже успела зарубцеваться, хотя то, что произошло с ней, её семьёй и односельчанами, никогда не сотрётся в памяти.

Пока мы танцевали с ней, я также расспрашивал её о Тане. Следующий танец я уже танцевал с ней, стараясь не наступать ей на ноги. Таня с пониманием отнеслась к моим усилиям и терпеливо поддерживала меня.

Я с удивлением узнал, что она не школьница, что уже два года после окончания техникума работает экономистом на местном хлебозаводе, что её родители, четыре сестры и родственники живут в Киеве. Вот так и произошло это судьбоносное знакомство. Не ручаюсь за точность в деталях моего рассказа, но после нашего знакомства мы начали встречаться, и мне всё больше нравилась эта девушка.

А со временем я понял, что полюбил её. Думаю, что и я ей не был безразличен. Но о своих чувствах не только говорить, но и заикаться лично я не смел. Я, например, вообще не был приучен к ухаживаниям за девушками и представления не имел, как это нужно делать. А что уж говорить об объятьях и поцелуях! В наше время об этом можно было услышать из «устного народного творчества», но научиться вряд ли было возможно. Эта тема была табу в общепринятых моральных нормах. В западных кинофильмах эпизоды с поцелуями нещадно вырезались. Я уже не говорю о постельных сценах. Как я понял, Таня была девушкой строгих правил, и её смело можно было назвать недотрогой. Несмотря на то, что поцеловать девушку я долго не решался, это всё-таки произошло. А потом, сильно стесняясь, очень робко что-то мямлил, признаваясь ей в любви.

Поэтому сейчас Таня говорит, что этого эпизода она не помнит. Думаю, что она лукавит, потому что хотела, чтобы я эти слова говорил ей чаще и более вразумительно. По крайней мере, я так думаю. Но я считал и считаю, что такие слова не говорят просто так, походя.

А может, я был не прав? Однако хорошо помню, что говорил о своём желании жениться на ней после окончания училища, потому, что она мне очень нравилась как своей внешностью, так и внутренней красотой. Да, она была строга в поведении, к себе и к тем, с кем общалась. Может быть, даже слишком строга. Но в то время это было нормой поведения для большинства молодых девушек, а не исключением из правил.


Таня Шерман,

экономист васильковского

 хлебозавода. 1950 год

 

Вместе с тем она была по-детски наивна и доверчива, что делало её совершенно непохожей на отдельных сверстниц, легкомысленных в поведении даже в понятиях тех далёких, идеологически зашоренных, пятидесятых годах.

Поэтому и со мной она тоже была строга. Уж так была воспитана, и в этом смысле, была особенной, не такой, как все, что мне нравилось в ней, как ни странно, больше всего.Думаю, мои признания и заверения потому и встречались робко и осторожно. Требовалось время, чтобы рассеять её сомнения. И я старался это делать изо всех сил.

 

Глава 4. Большая семья. Ещё раз про любовь

По мере наших встреч и общения я чувствовал, что Таня всё больше доверяет мне, но дальше этого дело не шло и, тем более, знакомить меня с родителями она не торопилась. Для себя я уже твёрдо решил, что эта девушка будет моей женой, а для этого надо ускорить знакомство с родителями и родственниками. И я решил взять инициативу в свои руки.

Однажды по какой-то причине Таня отсутствовала на работе, и я попросил у её коллег, с которыми был знаком, Танин киевский домашний адрес. В один из выходных дней операция «Знакомство» началась. Я получил увольнение до 12 часов ночи и поехал автобусом в Киев, который находился в 30 км от Василькова. С лёгким волнением я подходил к старинному особняку по улице Саксаганского, 91. Поднимаюсь на четвёртыё этаж, и после некоторых колебаний, нажимаю на кнопку звонка над фамилией «Лизенгевич». Под ней - ещё четыре или пять фамилий. «Коммуналка» - соображаю я. Послышались шаги, дверь открылась и небольшого роста, пожилая голубоглазая и миловидная женщина спрашивает: «Вы к кому?».

«А Таня Шерман здесь живёт?», - вопросом на вопрос отвечаю я. Женщина позвала: «Танечка, к тебе военный пришёл!»

Появилась Таня и удивлённо спросила: «Ты откуда, как ты меня нашел?»: «Неважно, потом объясню, можно войти?» Вошёл, поздоровался, познакомился с мамой и папой, со старшей сестрой Зинаидой и её мужем Игорем Фёдоровичем. Время было обеденное, и меня пригласили к столу. Я чувствовал себя скованно и смущённо; видел, что меня украдкой рассматривали. Уже не помню, о чём меня спрашивали, какие задавали вопросы. Потом мы с Таней пошли гулять. Поехали в Первомайский парк - прекрасный уголок Киева, откуда открывалась великолепная панорама Днепра и окрестностей. Мы гуляли по тенистым аллеям, Таня рассказывала о своей семье, о родителях.

Отец, рабочий-жестянщик, участвовал в первой мировой войне, после чего стал инвалидом. В результате одной из газовых атак немецкого наступления частично лишился зрения. Мать - домохозяйка, на ней была многодетная семья, в которой росли пять девочек.  Таня была самой младшей. Эта семья подверглась суровым испытаниям, пережив в годы гражданской войны, пережив петлюровские бандитские набеги и еврейские погромы.

Не раз их жизнь была в опасности. Благодаря мужеству и стойкости родителей Таня и её сёстры сумели выжить в голодный 1933 год.

 

Танин папа, И.С. Шерман              Танина мама, София Шерман

Начало Отечественной войны застало их в местечке Хощевато Одесской области. При приближении оккупантов, несмотря на уговоры соседей, родители решили срочно эвакуироваться и этим спасли свою большую семью. Всё еврейское население Хощевато было уничтожено оккупантами и их пособниками. После долгих мытарств по дорогам страны наконец остановились в Ташкентской области Узбекистана, где семья пробыла три с лишним года и вернулась в Киев после его освобождения от фашистов.

Мы с Таней были детьми войны и прошли через все её испытания. Поэтому по жизни мы были родственным душами, и у нас не должно было быть разных мнений по этим вопросам. И по возрасту мы были почти ровесниками, правда, я был немногим более чем на год старше нее. Наша встреча в Киеве закрепила наши отношения. Мне Таня нравилась всё больше и больше, и у меня не осталось никаких сомнений по поводу моих дальнейших планов.

По-моему, и на родителей и старшую сестру с мужем я произвёл неплохое впечатление. С другими ее сестрами я еще не был знаком. Шло время. Мы продолжали по возможности встречаться, вместе проводить время. Однако, о том, что касалось наших чувств к друг к другу, откровенничали редко. Старались обходить эти темы. Я думал и продолжаю думать до сих пор, что если два человека любят друг друга, то не должны это выставлять напоказ людям, а верить друг другу и ждать. Еще в довоенное время была такая лирическая песенка, не знаю ни слов, ни авторов. Запомнился только припев:

 «О любви не говори, о ней всё сказано,

Сердце верное твоё молчать обязано,

О любви не говори, умей владеть собой,

О любви не говори, а молчать не в силах - пой!»

 

Мне по душе именно такие принципы. Это не означает, что я за  то, чтобы вообще не говорить о любви. Нет. Я не воспринимаю это только тогда, когда повторяют об этом к месту и не к месту, походя.

Вскоре совершенно неожиданно представился случай снова побывать в Киеве. Не помню уже, кто и как, но мне сообщили, что Таня сильно простудилась, что у неё высокая температура, и надо отвезти её домой, в Киев, где о ней будут заботиться родители.

Был рабочий день, и мне с большим трудом удалось выпросить у начальства увольнение. Таня действительно оказалась сильно простужена, к тому же у нее была ангина в острой форме. Мы сели в автобус, и я благополучно довёз её домой к родителям, за что они меня от души благодарили. Я тоже был рад, что сумел помочь любимой девушке.

Настало время, и я уже с определённой целью поехал в Киев, чтобы, как говорят, просить у родителей «руки и сердца их дочери».  Встретили меня, как всегда, радушно. Насчёт цветов не помню, но зная, что Таня любит груши, я купил в Василькове у частника-садовода, прямо в его саду, какие-то огромные, селекционные груши сорта «Бера» пять или шесть штук. С ними я и предстал перед Таней и её семьёй, и обращаясь к родителям, просил их разрешения жениться на Тане. Потом мы обедали. Я рассказывал сидящим за столом родителям и старшей сестре с мужем, что скоро заканчиваю училище, стану офицером и поеду по распределению, пока ещё неизвестно куда. Надеюсь поехать вместе с Таней, если она возражать не будет.

После обеда мы решили погулять. Таня надела нарядное платье, и мы поехали на Крещатик. Там мы сфотографировались вдвоём в одном из лучших фотоателье города. Снимок до сих пор хранится в нашем семейном альбоме. Затем я предложил пойти в ЗАГС и подать заявление. Вот таким насыщенным и знаменательным оказался для нас этот день. Так была поставлена первая точка в нашей судьбе.

Справедливости ради хочу сказать пару слов о позиции Тани в этом вопросе. Подчёркиваю, что в силу своего воспитания и особенностей характера она полностью доверилась мне и своим близким в решении вопросов, связанных с замужеством. Однако у нее были планы отложить его на год-два, чтобы поступить учиться в ВУЗ, куда её, как краснодипломницу, приняли без экзаменов. Ждать такой срок в мои планы не входило, я настоял, чтобы мы поехали вместе к месту моей службы. Потом жалел, что настоял, потому что Таня часто  обижалась, что я не дал ей продолжить образование.

Возможно, она и была права, но тогда и ей тоже надо было проявить характер и убедить меня в необходимости такого шага. А вообще, надо было уступить ей, хотя в то время еще и обстоятельства складывались в пользу моего решения.

 

Глава 5. «Гусарская свадьба»

Моя курсантская жизнь близилась к концу. Товарищи мои были в курсе наших с Таней отношений, и большинство их одобряло мой выбор.

Тем временем заканчивалось лето. Мы начали подготовку к экзаменам и зачётам. Для нас они были чистой формальностью, т.к. изучение учебного материала мы уже закончили, оценки по ним были выставлены. Однако по основным дисциплинам состоялись экзамены, а спустя некоторое время приказом Главнокомандующего ВВС Вооружённых сил мы были произведены в офицеры с присвоением первичного воинского звания «техник-лейтенант». На строевом плацу представитель авиационного командования вручил нам офицерские погоны, и вечером в курсантской столовой было накрыто два стола с лёгкими закусками и шампанским. Были все преподаватели, командование училища и председатель экзаменационной комиссии из штаба ВВС округа. Они нас поздравили с окончанием учёбы и пополнением офицерского корпуса советской армии.

Так, почти буднично, закончилась моя несколько странная учёба сначала в Прибалтике, а потом в Украине. Кого из нас подготовили - политработников или авиатехников - сказать было трудно. Из меня, я думаю, конкретно - пока ни того, ни другого. Придётся «добирать» на практической работе.

Через три дня мы должны были уехать для продолжения дальнейшей службы. В отличие от выпускников нормальных училищ, нас разделили на две группы и отправили в недавно сформированные авиашколы первоначального обучения лётчиков, причём нам задержали положенные очередные отпуска и с сопровождающим офицером училища в составе по 12 человек отправили к местам их дислокации: Павлоград и Павлодар. Первый находился в Украине, а второй - в Северном Казахстане. По закону подлости, а может быть, чьей-то злой воле, я оказался в списке группы, отправляемой в Казахстан. Это была огромная разница в расстоянии и климатических поясах. Я не знал, как сказать своей будущей жене, в какую даль ей придётся ехать, она же ещё совсем девчонка. Сумеет ли она адаптироваться в экстремальных условиях?

Павлодар в то время, несмотря на статус областного центра, был захолустным городом в Северном Казахстане, тупиковой железнодорожной станцией, в основном с одноэтажными жилыми строениями.

Нас так спешно отправляли, что приехав с группой на ж.д. вокзал Киева, я получил разрешение отлучиться на несколько часов, чтобы попрощаться с Таней и её родителями. Всё было так неожиданно для нас, что не удалось избежать «накладок» при решении многих вопросов.

Я хотел перед отъездом зарегистрировать брак, потому что неизвестно, когда мне дадут отпуск, и для того, чтобы в части выписать проездные документы на Таню, как на жену. Пришлось на такси с Таней и её старшей сестрой Зиной поехать в ЗАГС, где наш брак, в порядке исключения, зарегистрировали в связи с моим срочным отъездом в часть. Вот так, «на ходу», мы с Таней стали мужем и женой. По дороге купили бутылку шампанского и дома, практически перед отъездом, отметили это событие.

Таким образом, я уезжал к месту службы, оставляя молодую жену на попечение родителей. Я не имел представления, как долго продлиться наша разлука. У нас не было свадьбы и медового месяца, как у нормальных людей, но я надеялся, что наш брак будет крепким и долговечным. Так и случилось.

До поезда оставалось не так много времени. Мы с Таней гуляли по вечернему Киеву недалеко от вокзала. Я ей рассказывал об особенностях военной службы, что офицерским семьям приходиться порой жить и в отдаленных гарнизонах, и в средней полосе, в разных климатических зонах, плохих жилищных условиях, что надо настраиваться на неблагоприятные варианты и стараться находить из них выход.

Я не пугал, а старался хоть теоретически подготовить её к возможным трудностям, с которыми ей придется встретиться. Она отмалчивалась, иногда что-то спрашивала, думая о чём-то своём. Подошел поезд, мы попрощались и расстались, как оказалось, не очень надолго.

Наша группа по прибытии в авиашколу была назначена в один полк, но в разные авиаэскадрильи старшими техниками учебного авиационного звена. Я уже писал, что эта воинская часть фактически была учебной и готовила из отобранных молодых парней приёмам первоначальной лётной подготовки, а после окончания годичной программы выпускники направлялись в высшие офицерские училища.

Молодожены, 1952 год

 Нашей эскадрильей командовал капитан Сергей Комаровский, старшим инженером АЭ был капитан Владимир Короткий. Он и стал моим непосредственным начальником.

Я был назначен старшим техником третьего авиазвена, в состав которого входило четыре одномоторных учебно-тренировочных самолёта ЯК-18. По конструкции и особенностям эксплуатации он особой сложности не представлял. Это был обычный легкомоторный самолет, который использовался аэроклубами для подготовки молодёжи в системе ДОСААФ «Добровольного общества содействия армии авиации и флоту».

Я был назначен старшим техником третьего авиазвена, в состав которого входило четыре одномоторных учебно-тренировочных самолёта ЯК-18. По конструкции и особенностям эксплуатации он особой сложности не представлял. Это был обычный легкомоторный самолет, который использовался аэроклубами для подготовки молодёжи в системе ДОСААФ «Добровольного общества содействия армии авиации и флоту».

Кому пришло в голову создавать параллельную, аналогичную военную структуру - сказать трудно. Как бы то ни было, но мне предстояло с помощью авиационных специалистов достаточно быстро освоиться с обстановкой.

Я не стыдился задавать вопросы подчинённым, стараясь вникнуть в особенности работы техники и поддержании её в состоянии постоянной готовности. В этот период в полк приняли первый набор курсантов, который приступил к теоретическим занятиям. По окончании их, через три месяца, должны были начаться тренировочные полёты.

В связи с этим перерывом, до начала полётов, всей прибывшей группе молодых офицеров оформили очередные отпуска за текущий год, пока курсанты будут заниматься теоретической подготовкой. Потом, в период интенсивного обслуживания полётов, будет не до отпусков. Таким образом, совершенно неожиданно я должен был уехать в Киев к молодой жене, чему я был очень рад. Военная служба непредсказуема и может поломать любые планы, мы не раз в этом убеждались. Я очень надеялся, что Таня поедет со мной, поэтому снял комнату в частном секторе, где жило, большинство офицеров. Уплатив аванс хозяевам и оформив на Таню положенные ей, как жене, воинские перевозочные документы, я убыл в свой первый очередной отпуск на тридцать суток, не считая времени на дорогу.

 

Глава 6. На дальних рубежах страны

Начало офицерской службы

Мой приезд в Киев, несмотря на посланную мной телеграмму, был неожиданным. Месяц прошёл быстро. Мы проводили его в основном дома, на улице Саксаганского. Были и некоторые сложности и огорчения, такие как неожиданная болезнь Тани, сборы в дорогу и связанные с ними хлопоты, переживания родителей за то, что их самый младший ребёнок покидает родной дом и уезжает в далёкие, холодные края, за тысячи километров от Киева. В связи с этим Тане, да и мне тоже, было довольно не по себе. Нашу молодую семью ожидала достаточно суровая жизнь со многими неизвестными, и это требовало от нас обоих предельного понимания ситуации и терпения, а также внимания и поддержки друг другом. Сюда добавлялись еще бытовые и материальные проблемы.

 

На снимке, верхний ряд. Слева направо:

Танина сестра Дина с мужем Митей, Берта с мужем Марком, Таня с Сашей

Нижний ряд: сестра Зина с мужем Игорем и детьми Юрой, Сашей, Людой,

сестра Фаина с мужем Веней и детьми Леней и Зоей, рядом - ИринаПигур,

в центре Танины родители.

Киев. 1952 год. Перед отъездом в Павлодар.

 

Денежное содержание лейтенанта было небольшим и позволяло только сводить концы с концами, и то при строгой экономии и умелом ведении домашнего хозяйства. Быстро пролетело время, были оформлены билеты, и вот мы уже собираемся в дорогу. На прощанье мы сфотографировались всей семьей. Родители приготовили нам постельные принадлежности, в т.ч. две пуховые подушки и кое-что для бытовых нужд.

Мы попрощались дома, но Танин папа пришёл провожать нас на вокзал на костылях. У него была травма ноги. Как его ни уговаривали, но он не послушал нас. Раздался гудок паровоза. Перрон вместе с папой, машущим рукой, поплыл и вскоре остался далеко позади. И вот за окном замелькали поля и перелески. Мы едем на Москву, затем с Казанского вокзала на север Казахстана. Через несколько дней пути наш поезд, наконец, прибывает в Павлодар. Я везу Таню в самостоятельную семейную жизнь, нашу первую съемную квартиру.

Началась наша новая жизнь, полная надежд и тревог. Хозяева наши - пожилые люди, бывшие ссыльные, из зажиточных крестьян, репрессированных в свое время Советской властью и высланных в Казахстан. Прожили мы на этой квартире почти полтора года, правда, Таня меньше, так как осенью следующего года я проводил её к родителям на роды. Жить в Павлодаре материально было трудно, с продуктами были большие сложности.

Думаю, что бытовые подробности вряд ли будут интересны читателям, хотя, в основном, всё это легло на Танины плечи, в том числе ей пришлось столкнуться и с негативным поведением пьяницы-хозяина, и с нечестностью хозяйки и её родственников. А также на ней лежали и каждодневные заботы, что готовить и чем кормить.

Надо отдать ей должное, она не спасовала перед трудностями и решала проблемы без жалоб и паники. А кому она могла пожаловаться, если я уходил на полёты в три-четыре утра, а приходил в девять-десять вечера, чтобы покушать и отдохнуть несколько часов. В этом смысле она вела себя как настоящая жена офицера, истинная боевая подруга. Она вставала ранним утром вместе со мной, кормила завтраком, готовила «тормозок», бутерброды, чай и только в это время мы могли пообщаться и поговорить о насущных проблемах. И, несмотря на экстремальные условия, это был по своему счастливый период становления и укрепления нашей молодой семьи. Период борьбы с трудностями закалял её и меня. Я не ожидал от Тани такой самоотверженности (не побоюсь этого слова) и самоотдачи.

Сказать честно, и мне в это время приходилось нелегко. Подготовка самолётов к полётам - дело ответственное и сложное, требовало от меня и всего личного состава знаний, выполнения требований воинской дисциплины, наставлений по производству полётов, порядку и организованности в подразделении. Благодаря поддержке моих товарищей по службе, помогавших моему командирскому становлению и овладению техникой, я вскоре был допущен к самостоятельной работе.

В этот период суровая, малоснежная северо-казахстанская зима вступила в свои права: с морозами свыше сорока градусов и дикими ветрами, - и несмотря на наличие тёплой верхней одежды и тёплого нательного белья выстоять в поле на морозе целый день было тяжело. Наш полк базировался на единственном грунтовом аэродроме вместе с самолётами аэрофлота. Там же находился и примитивный аэропорт.

А вообще простиравшуюся на много километров вокруг степь назвать аэродромом можно было чисто условно. Этот бескрайний степной простор прорезала извилистая лента многоводной реки Иртыш, которая в ясную погоду была великолепным ориентиром следовавшим на посадку самолетам. Сверху хорошо просматривался и сам город, который через пятьдесят с лишним лет превратился из захудалого казахского райцентра в огромный индустриальный центр северного Казахстана с населением в более чем полмиллиона человек.

Мне и моей семьей через небольшой промежуток времени ещё придется вернуться в Казахстан, только уже в Южный регион, заниматься уникальным делом и провести там более половины всех лет моей  армейской службы. Я порой задумываюсь над тем, как обладающий незаурядными музыкальными способностями человек, серьёзно готовивший себя к карьере профессионального музыканта, оказался кадровым военным, отдавшим профессии защитника Родины более тридцати лет, начнет офицерскую службу авиационным специалистом, быть которым он никогда не задумывался и не мечтал.

Для меня 1953-1954 годы были периодом не только моего офицерского становления, но и испытанием моего характера на прочность в совершенно новом для меня деле, связанном с эксплуатацией авиационной техники, подготовкой её к полётам, что означало персональную ответственность меня, как командира и специалиста, за жизнь людей.

После прохождения курсантами теоретической подготовки начались интенсивные полёты по обучению их технике пилотирования. Вверенные мне четыре учебно-тренировочных самолёта ЯК-18 под бортовыми номерами 11, 12, 03 (авиаторы народ суеверный, поэтому бортового номера 13 нет, а есть 03). В авиации есть и другие суеверия, но о них позже. Четвёртый самолёт был под номером 14.

В период интенсивных полётов самолёты звена делали от 60 до 80 взлётов и посадок. Чтобы работать в таком темпе и безаварийном режиме, требовалась высокая ответственность каждого авиаспециалиста и я старался делать всё для решения этой задачи. За нашим звеном были закреплены два лётчика-инструктора. Все они, несмотря на молодость, были опытными пилотами. Фамилии всех я уже не помню, но одного из них, Володю Дроботенко, я хорошо запомнил и подружился с ним. Он был немного старше меня и по возрасту,и по воинском званию.

С каждым днём я всё больше приобретал опыт овладения профессиональными навыками авиационного специалиста. Наряду с другими факторами помогало то, что я не устранялся от работ, проводимых моими подчиненными во время обслуживания полётов или в период подготовки к ним. Пребывание на аэродроме, особенно в зимний период, в течение более двенадцати часов в сутки было тяжелым испытанием для меня, молодого офицера, особенно когда самому приходилось подменять выбывшего механика и участвовать в заправке самолёта или проверять состояние систем и агрегатов.

Я принимал послеполётные замечания лётчиков-инструкторов и лично участвовал в их устранении. Я при этом порой ловил на себе одобрительные взгляды подчинённых, и это делало более обоснованными мои требования по работе. Это помогало воспитывать у подчинённых чувство ответственности за состояние дел в коллективе. Поэтому при обслуживании полётов редко встречались задержки или отказы в работе тех или иных приборов и агрегатов по нашей вине, а если и случались, то быстро устранялись.

Что касается лётных происшествий или предпосылок к ним - по нашей вине за время моей работы - такого  не было. По этим показателям наше звено в соцсоревновании занимало передовые места в полку. Одной из форм ответственности старшего техника звена являлись облет и опробования на всех режимах двигателя самолёта после 200-часовых регламентных работ. В течение сорока минут - одного часа мы вместе с лётчиком, - после короткого инструктажа, - совершали полёт в пилотажную зону, и там испытывалось качество проведенных работ.

 

Глава 7. Первый полет. Испытание небом

Я ещё с детства питал слабость к авиации. Уже в начальных классах школы я читал о первых российских лётчиках Уточкине, капитане царской армии Нестерове, о его знаменитой «мёртвой петле», или «петле Нестерова», о его последнем воздушном бое. Потом на слуху были Валерий Чкалов и его знаменитые перелеты через Северный полюс в Америку на самолёте АНТ-25 с экипажем в составе К. Байдукова и В. Белякова. Затем первые Герои Советского Союза Н. Каманин, С. Ляпидевский, С. Леваневский и другие.

В годы войны тысячи лётчиков совершали выдающиеся подвиги, и среди них - трижды Герои Советского Союза А. Покрышкин, И. Кожедуб, а также многие другие герои-лётчики. О летчиках и лётчицах, геройски сражавшихся на фронтах Великой Отечественной войны, сняты замечательные кинофильмы, которые я с друзьями смотрел неоднократно: «Истребители», «Небесный тихоход» и многие другие.

Несмотря на любовь к авиации, любовь к музыке, которой я хотел посвятить себя, была сильней, но жизненные обстоятельства распорядились иначе и взяли верх, поставив вперед авиацию, а потом - музыку.  Так бывает, когда приходится чем-то жертвовать во имя чего-то более важного и судьбоносного. Так я оказался на практической работе в авиации, и сейчас мне предстоял полёт на самолёте, на котором должны были испытываться плоды моего труда и моих товарищей - работу двигателя, за надежность которого я нёс ответственность.

Первый полёт, первый прыжок с парашютом, первая любовь и другое всё первое, воспринимается, как ожидание чего-то необычного, волнующего и тревожного. Такое состояние было и у меня, когда я узнал о предстоящем полёте. Я много читал воспоминаний и мемуаров лётчиков, которые описывали свои впечатления о первом полёте, о своих ощущениях, о том необычном состоянии, которое они испытывали, впервые поднявшись в воздух. У всех было по-разному. Как правило, новички описывают восторг и эйфорию. А вот как будет у меня, узнаю очень скоро.

Два раза в месяц в полку проводились командирские полёты, т.е. летчики летали самостоятельно, без курсантов, и отрабатывали технику пилотирования. Или после отпусков, или по другим причинам отсутствовавшие какое-то время в полку лётчики летали с инструктором для восстановления техники пилотирования. И вот в один из таких дней, в феврале 1954 года и произошло важное событие в моей жизни, которого я так долго ждал. Первый полёт на учебно-тренировочном самолёте ЯК-18. Тане я ничего не говорил, чтобы не волновалась.

Было раннее утро. Стояла ясная морозная погода - градусов 18¬20°. Одетый по зимней технической форме, - шапка-ушанка, ватная куртка с меховым воротником, ватные брюки, валенки и двупалые варежки на меху, - я не ощущал мороза. Подойдя к самолету, поздоровался с пилотом Володей Дроботенко и начальником ПДС (парашютно-десантная служба полка). На меня надели парашют, коротко проинструктировали о правилах пользования им в случае необходимости.

Подошёл капитан Короткий и пожелал счастливого полёта, сплюнув при этом через левое плечо (примета). Мне помогли устроиться в передней (для курсанта) кабине. Дроботенко запустил двигатель и самолёт, поставленный на лыжи, покатил по снежному полю на линию предварительного старта, притормаживая специальным устройством - «костылём», расположенным под хвостовым оперением.

Вырулив на старт и запросив по радио у руководителя полётами разрешения на взлёт, он, плавно увеличивая обороты двигателя, тронул машину с места. Включив переговорное устройство, он спокойно сказал мне: «Сашок, поехали». Я ему коротко ответил: «Понял». Кстати, слово «поехали», употреблялось в авиации задолго до полёта Ю. Гагарина, и как лётчик, он привычно использовал его при старте космического корабля.

Скорость нарастала. Я смотрел на дублирующий прибор указателя скорости. Стрелка увеличивала свой бег по кругу и достигла отметки 120 км. Самолет перестало потряхивать и мы «зависли», как мне показалось, в воздухе. В кабине под застеклённым колпаком было тесновато, зато обзор был великолепным. Над горизонтом висела лёгкая дымка. Восторга, как ни странно, я не испытывал, но ощущение было необычным. Земля под нами стала медленно уходить вниз. Вдруг самолёт резко накренился и стал на крыло.

Пилот делал разворот. Высота - 1200 метров. Внизу медленно проплывала заснеженная степь с редкими домиками населённых пунктов. Заметил прямую, как стрела ленту железной дороги и скованную льдом реку Иртыш. В СПУ (самолётном переговорном устройстве), послышался голос Дроботенко, запрашивающий по радио разрешения у руководителя полетами уйти в зону и начать пилотаж с целью проверки двигателя на разных режимах. Пока двигатель работал ровно и без перебоев. Получив «Добро», самолёт сделал ещё один разворот и полетел в прямом направлении ещё некоторое время.

Потом Володя спросил о моём самочувствии и предупредил, что начинает пилотаж. После этого я перестал контролировать местоположение самолета. Голова дёргалась из стороны в сторону, в наушниках шлемофона я слышал голос Володи, повторявшего для меня команды на выполнение той или иной фигуры пилотажа. «Петля», - командует лётчик. Рёв двигателя - и я куда-то лечу вниз, потом - вверх. Перегрузка так вжимает меня в спинку сидения, что перехватывает дыхание, и я снова проваливаюсь вниз, и на несколько секунд наступает невесомость. Я не чувствую своего тела. И снова -  горизонтальный полёт.

Володя наблюдает за мной в зеркало кабины и спрашивает: «Живой?», «Нормально», - храбрюсь я. «Тогда поехали дальше!». Мне, конечно, такой «карусели» было уже достаточно, но я решил держаться до конца.

И снова рёв двигателя, снова моё тело не принадлежит мне, а подчиняется законам земного тяготения - кренам и переворотам, а сердце на пикировании уходит неизвестно куда-то: то в пятки, то в голову. Землю вижу то внизу, то сбоку. Чувствую я себя паршиво, но держусь. Наконец рёв стихает. Снова горизонтальный полёт. Начинаю глубоко дышать и постепенно прихожу в себя. Слышу - Дроботенко докладывает о выполнении задания и запрашивает разрешение на посадку. При заходе на посадку ощущаю лёгкое подташнивание. Уже на земле чувствую, как меня покачивает то вправо, то влево. Я ещё в полёте. Какая уж тут эйфория! Как после застолья кружится голова. Дроботенко улыбается и шутливо оправдывается: «Извини, Сашок, ничего лишнего, кроме задания, не выполнял, не хулиганил». Сказал, что контролировал моё состояние, для первого полёта всё было вполне прилично, что бывает хуже. Однако лично для меня первое крещение небом не оставило приятных воспоминаний.

Конечно, если бы не пилотаж, то впечатления были бы более запоминающимися. Потом всё стало привычным. Я научился ориентироваться в воздушном пространстве, и в полёте чувствовал себя как заправский воздушный ас. За оставшиеся девять месяцев службы мы с Володей налетали больше десяти часов на испытаниях техники. Всё было нормально и привычно. Мне всё больше нравилось летать, и я чувствовал себя в воздухе всё более уверенно. Иногда Володя разрешал мне подержаться за ручку управления и даже качнуться с крыла на крыло.

Во время службы на космодроме Байконур мне не раз приходилось летать в служебные командировки на военно-траспортных самолётах. Это для меня уже было делом привычным.

 

Глава 8. В нашей жизни грядут большие перемены...

Шло время. Постепенно дела мои служебные вошли в норму. Я становился бывалым технарём. Поднакопился опыт в эксплуатации авиационной техники. Старший инженер эскадрильи капитан Короткий даже стал относиться ко мне менее настороженно, но хвалил редко, даже если и был повод. Наверное, боялся сглазить.

У меня сложились нормальные товарищеские отношения с командованием и личным составом эскадрильи. Это было очень важно. Атмосфера доверия, товарищеской взаимопомощи и взаимоконтроля прочно утвердилась среди личного состава специалистов авиазвена, которым я руководил.

Эксплуатация легкомоторных самолётов в условиях интенсивных полетов имела свои особенности и сложности. Если в современных условиях культура обслуживания реактивной авиации позволяет инженерам и техникам работать, образно говоря, чуть ли не в белых перчатках, то в далёкие пятидесятые годы для того, чтобы, например, сменить тросы управления самолётом, надо было протиснуться в объём фюзеляжа размером 80 см, а зимой, в тёплом обмундировании туда попасть было проблемой, приходилось на любом морозе раздеваться и работать, сменяя друг друга. И люди не ждали приказа, а просто шли выполнять свой воинский долг. И здесь я нёс полную ответственность, чтобы никто не обморозился, не заболел, поэтому проявлял заботу, чтобы напоить сменившихся горячим чаем, давал возможность передохнуть в тёплой бытовке.

Кроме всего, нужен был постоянный контроль, чтобы не повредить приборы и агрегаты внутри фюзеляжа, особенно не забыть инструмент, ибо в полёте во время выполнения самолётом фигур высшего пилотажа инструмент может попасть в тросы органов управления и заклинить его. А это - верная катастрофа и гибель экипажа. Таких случаев в авиации было немало.

Мне повезло. Мои подчинённые работали грамотно и с высокой ответственностью. Я старался всегда быть рядом при проведении ответственных операций, принимал участие там, где нужна была моя помощь. Поэтому моя спецодежда так же, как и у подчинённых, была в смазке, и стирали мы её в чистом бензине Б-70, на котором летали наши самолёты.

Как командир, имеющий в подчинении личный состав, я должен был воспитывать их, и делал это, в большей степени, во время работы, личным примером. Мне казалось, они меня понимали и относились с доверием и, надеюсь, с уважением.

Вполне понятно, что такой режим работы не давал возможности уделять семье должное внимание. Дома я бывал мало и с молодой женой виделись рано утром и поздно ночью. Такая была работа.

Таня не была избалована в семье, и жизнь в столице Украины в послевоенные годы была трудной. Но в заштатной казахской «глубинке», какой в ту пору был Павлодар, было ещё трудней, особенно на съёмной квартире с довольно странными, если не сказать больше, хозяевами. К тому же надо было «добывать» продукты питания, т.к. в магазинах было пусто, а на рынке цены - не для лейтенантской зарплаты.

И всё же Таня находила возможность встречать меня с работы поцелуем, улыбкой, нормальной и вкусной едой. Мы были молоды и неприхотливы к бытовым удобствам. В комнате у нас был минимум мебели: стол, два стула, кровать. Несколько гвоздей в стене изображали «шкаф», в котором висела наша немудрёная одежда. Из домашнего обихода были керогаз, кастрюля, сковородка, ещё что-то по мелочи. Но не это было главным. Главным была «погода в доме, всё остальное - суета. Есть я и ты», ну и т.д., как поёт сейчас Лариса Долина.

5 марта 1953 года умер И.В. Сталин, руководивший страной несколько десятков лет. Вождь советского государства был личностью крайне противоречивой, но под его руководством Советский Союз превратился из нищей, отсталой России в могущественную державу с передовой экономикой и прогрессивным общественно-политическим и социальным строем. В годы войны с фашистскими захватчиками Сталин возглавил усилия народа на отпор врагу, и благодаря героизму советских людей была одержана выдающаяся победа над гитлеровским фашизмом.

Советский народ в кровопролитной борьбе отстоял честь, свободу и независимость нашей родины. В этой борьбе Сталин был символом побед советского народа. Вот почему смерть Сталина так тяжело переживала вся страна. Тогда ещё мало кто знал о злодеяниях партийной верхушки против своего народа и лучших его представителей, которые были уничтожены в лагерях смерти - ГУЛАГах. И это тоже было связано с именем Сталина.

Но тогда это было тайной за семью печатями, и смерть вождя воспринималась, как великое горе советского народа. Поэтому везде - на предприятиях, в учреждениях, учебных заведениях и в воинских частях, проходили траурные митинги. Народ прощался с человеком, оставившим великий и трагический след в истории нашей страны.

В борьбе за власть он не останавливался перед жестокими репрессиями и вместе со своими подручными уничтожил миллионы людей, цвет нашего общества. Незадолго до его смерти с целью запугивания и третирования выдающихся учёных в стране была развёрнута антисемитская кампания. Руководил ею Лаврентий Берия. По его указанию было сфабриковано т.н. „дело врачей“. Были арестованы десятки выдающихся ученых-медиков, обвиняемых в заговоре против советских и партийных руководителей.

Против лиц еврейской национальности по всей стране началась беспрецедентная дискриминация и травля. Одной из её жертв, как ни странно, оказалась и Таня, которая пытаясь хоть немного улучшить материальное положение нашей семьи, искала в это время работу. Вакансии по её специальности на Павлодарских предприятиях были, но как только кадровики узнавали о её пятой графе в паспорте, под разными предлогами отказывали. Конечно, прямо ей ничего не говорили. Отвечали стереотипной фразой: «Приходите завтра». А завтра место оказывалось занятым. Антисемитизм становился государственной политикой.

Вскоре ситуация у нас в семье круто изменилась. У нас должно было произойти приятное событие. Однажды Таня сказала мне, что ждёт ребёнка, лично для меня было неважно, кто это мог быть: мальчик или девочка. Мы оба были рады, что в нашей семье появиться новая жизнь, маленькое желанное существо. Было решено, что рожать она будет в Киеве и поедет туда, когда в этом будет необходимость по сроку беременности.

Заметным событием в нашей последующей жизни в Павлодаре было участие в культурном мероприятии части, в частности, в смотре художественной самодеятельности между эскадрильями. Замполит поставил мне, как бывшему музыканту, задачу создать хоровой коллектив и подготовить его к выступлению. И хотя опыта в этом вопросе  у меня было мало, надо было выполнять приказ начальника, который так и сказал: «Мне лучше знать, сможешь ты или нет. Выполнить и доложить».

По-своему он был прав, ибо тоже выполнял указание вышестоящего начальника. А поскольку кроме меня никто в прошлом музыкантом не был, то мне и карты в руки. Пришлось напрячься и начать подготовку.

Все оргвопросы - набор участников хора, время репетиций и т.д., - взял на себя Комаровский. Офицерам он поставил задачу обеспечить явку в хор своих жён. В армейских условиях всё это решается силой приказа, иначе трудно будет рассчитывать на успех.

Я подобрал репертуар, соответствующий идеологическим и партийным требованиям. Разумеется, первой шла песня композитора Вано Мурадели «Партия - наш рулевой», потом солдатская Соловьёва-Седого «Вася-Василёк» и лирическая песня Родыгина «Ой, рябина, кудрявая». Как мог, я мелодии расписал на три голоса, а два баяниста из числа личного состава разучили аккомпанимент. И начались репетиции. Сначала с женщинами, по голосам. Потом отобрал двадцать солдат и сержантов с мало-мальским слухом, и дело пошло слаженно и достаточно быстро. Потребовалось две-три совместные спевки - и я даже удивился, как всё хорошо получилось.       

Выступление хора первой авиаэскадрилии

(четвертая слева Татьяна Бельченко).

Город Павлодар, 1953 год.

 

На смотре наш хор занял первое место. Мне объявили благодарность, а фотограф подарил фотоснимок. Комаровский сиял, он тоже удостоился похвалы. Особо отмечали участие в самодеятельности жён офицеров. На репетиции они приходили дружно, оживлённо общались между собой и охотно пели. Видно, надоело им дома всё одним, да одним. Кстати, Таня тоже активно и охотно участвовала в хоре, несмотря на то, что ждала ребёнка. Её голос я мгновенно распознавал среди других женских голосов. Пожалуй, она была самой молодой из участниц, ну и, конечно, самой красивой. И это говорю не ради красного словца, а истинную правду.

Как-то неожиданно быстро пришла весна, прошли майские праздники, начались интенсивные полёты. Я уже втянулся в свою профессию, она мне все больше нравилась. И вообще, я настраивался на службу в авиации и никаких других планов на будущее не строил.

В личном плане главным было ожидание ребёнка, и ничто не предвещало резких изменений в нашей жизни. Но они произошли помимо нашей воли.

Я упоминал уже, что в Павлодар из Василькова нас приехало двенадцать человек. За время нашей службы ситуация в армии поменялась, и недоучившиеся политработники оказались востребованными. По частям, где работали бывшие курсанты, был разослан документ из Главного политического управления СА и ВМФ о том, что желающие могут вернуться в Ригу на десятимесячные офицерские курсы по подготовке офицеров-политработников для ВВС.

Нас вызвали в штаб и предложили принять решение. Из двенадцати человек дали согласие трое, и я в том числе. Мы должны были прибыть на учёбу к первому ноября 1953 года. Таким образом, получалось так, что уезжая в Киев на роды, Таня в Павлодар уже не возвращалась. После рождения ребёнка мы должны будем переехать в Ригу.

В конце июля 1953 года я и лётчик нашей эскадрильи провожали жён на поезд. Его жена ехала в Москву, обещала помочь Тане в дороге и на пересадке. Из хроники того времени известно, что Берия и его приспешники выпустили из тюрем десятки тысяч уголовников, якобы не представлявших для общества никакой угрозы, хотя многие из них отсидели большие сроки за серьёзные преступления, в том числе и за убийство.

На самом деле, борясь за власть, они рассчитывали создать в стране обстановку нестабильности, внести хаос в послевоенную жизнь государства и достичь этим своих далеко идущих целей. Так оно и получилось. Освобождаясь из заключения, уголовники терроризировали население, совершали преступные действия против тех, кто оказывал им сопротивление.

В день, когда мы приехали на вокзал, пришлось достаточно близко познакомиться с этой уголовной «вольницей», которая, освободившись из заключения, пытались уехать по домам. Превратив Павлодарский вокзал в притон, они пьянствовали там, дрались, играли в карты.

Табачный дым стоял столбом. Отдельные пьяные «зеки» бродили по залу в поисках повода для скандала и драки. Мы были в военной форме, и задевать нас они опасались, военные патрули были недалеко. И всё же некоторые отпускали в наш адрес нецензурные высказывания. Мы решили ни в какие провокации не ввязываться, тем более, что вскоре объявили о приходе поезда.

Вся эта пьяная и неуправляемая толпа бросилась к выходу из вокзала, но у вагонов их уже ждали автоматчики из полка МВД, вызванные военным комендантом. Их посадили в два последних общих вагона. Вооружённая охрана сопровождала поезд до Москвы.

Мы наскоро попрощались и наши женщины уехали. Если бы не охрана, ещё неизвестно, чем бы мог окончиться этот эпизод на Павлодарском вокзале. Суровую обстановку того времени реалистично отразил художественный кинофильм «Холодное лето пятьдесят третьего».

После отъезда Тани служба моя продолжалась уже не с тем настроением и усердием. У меня, как говорят, уже было «чемоданное настроение».

 

Глава 9. ЧП (Чрезвычайное происшествие)

Мои начальники, понимая, что былой отдачи в службе у нас не будет, постепенно отстраняли нас от выполнения прямых обязанностей и использовали на дежурстве или несении караульной службы. Вот одно из таких дежурств в конце службы в Павлодаре могло окончиться для нас трагически.

Вечером, в сумерках бортовая машина с личным составом, в которой я был старшим и сидел впереди, с правого борта, везла с аэродрома людей на ужин. Машина двигалась по грунтовой дороге в расположение части и подъезжала к неохраняемому переезду. И вдруг в густой пыли, после проезда впереди идущих машин, столкнулась с маневровым паровозом, который шёл тендером вперед с одним тускло горевшим и потому не замеченным издалека фонарём. Причём, машинист, подъезжая к переезду, звуковых сигналов не подавал.

Я, сидевший у правого борта, то есть - со стороны приближающегося паровоза, заметил опасность только тогда, когда паровоз был уже метрах в двадцати от нас. Громким голосом я дал команду срочно покинуть машину. В то же время начал стучать по кабине, но водитель не успел сразу затормозить, и машина продолжала двигаться. Я приказал всем на ходу прыгать, т.к. сейчас произойдёт столкновение с паровозом. Перепрыгивая через скамейки, хватал за шиворот замешкавшихся, буквально выталкивая их за борт.

Тем временем паровоз надвигался.

Решив, что в машине уже никого нет, я спрыгнул с противоположного борта, задев кого-то на лету, и упал на спину, но к своему удивлению, боли не почувствовал. В это время послышался удар. Это паровоз столкнулся с машиной и протащил её метров пять впереди себя.

Тут возвратилась другая наша машина, шедшая впереди, и осветила своими фарами место происшествия.

Потеряв на мгновение сознание и очнувшись, я поднял голову и сквозь завесу пыли, в свете фар машины увидел на дороге чьи-то головные уборы, сапоги, поясные ремни и в моём воображении нарисовались лежащие неподвижно тела, и я с горечью подумал: «Ну, вот и всё, теперь засудят, и всем нашим планам не суждено будет сбыться».

Придя в себя, сообразил, что надо действовать и стал звать всех по фамилиям и строить всех участников происшествия.

К моей радости, все оказались живы, только четверо, не успевших покинуть машину, во время столкновения, получили ссадины и ушибы. Подбежавшие к нам на помощь товарищи убедились, что у нас всё в порядке, и мы можем продолжать путь.

В части я доложил о случившемся. Начальство пригрозило меня наказать, но потом разобралось и списало всё на машиниста паровоза, который действительно, был в нетрезвом состоянии. Мне решили не портить характеристику перед отъездом. Тем более, что я тоже был пострадавший.

Моя спина долгое время слегка побаливала. Потом всё прошло и забылось и только через много лет, на медобследовании, в связи с увольнением в запас, у меня обнаружили искривление позвоночника. Медики не могли понять, как я мог служить с такой травмой. Они долго пытались узнать у меня о причине травмы, пока я с большим трудом вспомнил о случившемся много лет назад происшествии.

И вот опять, через пятьдесят с лишним лет, старая травма сама напомнила о себе. У меня сильно начало болеть правое бедро, и на приеме у врача мне показали снимок, на котором был изображён мой изогнутый позвоночник. Я был в шоке. Но что делать, надо жить дальше. И я, как прежде, достал «Ипликаторы Кузнецова», которыми пользуюсь много лет, несколько раз, по 30 - 40 минут лежал на иголках, и таким образом приводил себя в относительно нормальное состояние.


Глава 10. Новая встреча с Прибалтикой

В середине ноября 1953 года меня откомандировали в распоряжение начальника Рижских курсов подготовки политсостава ВВС, и я заехал в Киев проведать Таню и её родных.

По всем признакам я скоро должен был стать папой. Таня была на последних днях беременности, но я не мог задерживаться, чтобы дождаться родов, и вынужден был уезжать в Ригу, т.к. 25 ноября должен был прибыть к новому месту службы. Там я и получил телеграмму о рождении дочери, которую назвали Иринкой.

И снова я в красавице-Риге. Тот же учебный корпус здания училища и рядом новое здание офицерского общежития.

Учебный год начался 1 декабря. Учёба затруднений у меня не вызывала. Сказался практический опыт работы в части. Я же начал скучать по своим девчонкам. С Таней переписываемся регулярно. Телефонная связь - только в экстренных случаях с переговорных пунктов. Решили, что через пару месяцев после рождения ребёнка  перевезу их в Ригу. Пришлось долго искать квартиру. В то время снять квартиру в столице республики было очень трудно, но мне повезло.

Мой сокурсник уже жил с семьёй в частном секторе, и в этом же доме сдавалась мансарда. Выхода не было, пришлось соглашаться. Одно из главных неудобств - это вход в квартиру со двора по высокой деревянной лестнице. И хоть ступени её были широкими и были перила, с грудным ребёнком, особенно женщинам, идти было рискованно. Кроме всего, дом был рядом с кладбищем, и мимо него почти каждый день шли с музыкой похоронные процессии. Конечно, это удручало.

Взяв краткосрочный отпуск, я приехал в Киев и там  познакомился с нашим совместным маленьким чудом - дочуркой Иринкой. Это был прелестный ребенок. Ей было три месяца, и с ней уже можно было общаться и играть, но времени мало, надо было собираться в дорогу.

Родные приняли решение, что с нами поедет Танина мама, чтобы помочь в уходе за малышкой. Это было очень кстати, т.к. Таня после родов чувствовала себя не совсем хорошо.

Переезд прошёл без осложнений. Наша жизнь в Риге не отличалась разнообразием. Развлекаться было негде, да и некогда. С утра до вечера я был на учёбе, а мои женщины занимались устройством быта и уходом за ребёнком. Быстро прошло десять месяцев учёбы. Мы снова стали готовиться в путь-дорогу.

В конце октября 1954 года все слушатели получили дипломы об окончании курсов подготовки политсостава ВВС. Отныне я становился профессиональным офицером-политработником. За период учёбы мы довольно обстоятельно изучили основные труды классиков марксизма-лениизма, основы партийно-политической работы в войсках, а также военные дисциплины.

Назначения мы получили в разные военные округа. Нам снова предстояла дальняя дорога. Мы были назначены служить в Северный военный округ, где дислоцировалась 73-я Воздушная армия. Но прежде я должен был использовать очередной месячный отпуск. Поэтому из Риги мы уехал в Киев, где его и проводили мы у Таниных родителей.

За время пребывания в Риге наша дочурка подросла и окрепла. Через месяц ей должен был исполниться один год. Стараниями Тани и её мамы Софьи Самойловны она была энергичной, подвижной и здоровенькой девочкой. Никогда не пропускала времени кормления и даже по ночам подавала свой требовательный голосок и успокаивалась лишь после того, как поест.

К сожалению, видимо еще в Риге Софья Самойловна начала болеть. Мы ещё ни о чём не догадывались, но в Киеве ей поставили грозный диагноз: онкология. Все принимаемые меры лечения результата не дали, было уже поздно и 10 ноября 1955 года, когда мы уже были на Севере, после мучительно тяжёлой болезни она ушла из жизни. По ряду семейных и служебных обстоятельств, приехать на похороны мы не смогли и тяжело переживали эту потерю. Танина мама была чуткой, отзывчивой и справедливой женщиной. Ко мне относилась очень хорошо и как тёща, буквально во всём, она всегда поддерживала и брала меня под защиту.

Всегда учила нас, как надо строить хорошие взаимоотношения в семье и беречь друг друга. Мы всегда будем хранить светлую память о ней.

 

Глава 11. Дан приказ ему на Север...

Моя фамилия могла бы быть в другом приказе о назначении, но не в Северный военный округ, а в Северную группу Войск в Германии (СГВГ). И поехал бы я с семьёй не в заполярье, а в Германию или в Венгрию. Но этого не произошло по одной простой причине: как я понял, антисемитская кампания в СССР негласно продолжалась, поэтому лица, имевшие отношение к еврейской национальности, в т.ч. и проходящие службу в Вооруженных силах СССР, становились невыездными за границу. А у нас вся семья подпадала под эту категорию.

Таким образом, по окончании курсов политсостава ВВС я должен был ехать на Север, который тоже был по-своему привлекателен различными льготами и денежными выплатами.

Нельзя сказать, что мы не знали о дискриминации в стране лиц еврейской национальности. Я уже упоминал, как мы в Павлодаре с этим столкнулись, когда Таня пыталась устраиваться на работу. Но тогда мы верили официальной пропаганде о том, что врачи-евреи наносили вред партии и государству. А антисемитизма в стране нет. Но это было не совсем так.

Поэтому когда мы разобрались, то поняли, что нам, как говорят, на роду было написано служить на дальних рубежах Родины. Конечно, кому-то всё равно надо было служить там, куда пошлют. Приказ есть приказ. С этим мы и уезжали из Киева.

Ни я, ни Таня не знали, что такое Север, как там живут люди, что надо брать с собой и т.д. В конце ноября 1954 года Танины родители и родственники проводили нас на поезд Киев - Москва и оттуда, с Ярославского вокзала, мы убыли поездом Москва - Мурманск в Северном направлении.

Через сутки проехали станцию «Полярный Круг», после пересечения которой, как мы потом узнали, начинают начислять северный коэффициент к денежному содержанию. Чтобы закончить эту тему о северных льготах, скажу, что привлекательным моментом службы на Севере были: повышенные оклады, продуктовый паёк на главу семьи, льготная выслуга лет - год за полтора, повышение размера северного коэффициента по выслуге лет и, наконец, ограничение срока службы в заполярье до пяти лет.

Ну, а пока мы ехали, как казалось, в дальние края, хотя достаточно обжитые и, сравнительно, не так уж далеко от Петрозаводска, Ленинграда или Москвы.

Уже к вечеру третьего дня, сделав пересадку на ст. Оленья, мы едем пригородным поездом в полупустом, холодном, старом и разболтанном вагоне к месту назначения до ст. Мончегорск.

Быстро темнело. За окном вагона снег, метель. Так совпало, что Иринке в этот день исполнился один годик, но нам было не до праздников. Поезд подходил к станции. Я вглядывался в окно вагона, пытаясь рассмотреть что-либо, но тщетно. Уже была полярная заполночь. Жуткая пурга усиливалась, наметая сугробы. Поезд замедлил ход и остановился. Нигде ни огонька.

Когда я спросил проводницу, где станция и куда надо идти, она махнула рукой в неопределённом направлении. И мы пошли в ночь, в пургу, в неизвестность. Странно было, что с нами никто не сошел с поезда. Ветер сбивал с ног, слепил глаза. Я шёл с тяжёлым чемоданом и плетёной корзиной, Таня за мной, держа на руках закутанную в одеяло Иришку. Для нас это было настоящим испытанием. Особенно для Тани. Можно только удивляться тому, как она, молоденькая женщина, почти девочка, худенькая и хрупкая, в резиновых городских ботиках, утопая в снегу, с молчаливым упорством и мужеством, сопротивляясь ветру и метели, несла на руках годовалого ребёнка.

Наконец, впереди, сквозь завесу снега мы увидели два или три тусклых огонька, а потом несколько строений.  Ещё немного усилий - и мы, наконец, подошли к одноэтажному зданию. Это и была станция Мончегорск, здание которой с трудом соответствовало своему названию.

Однако, в небольшом зале ожидания было тепло.

Ярко пылал огонь в голландской печи. Нас приветливо встретила пожилая уборщица, единственный официальный человек из персонала станции. Да и понятно. Была глубокая, ненастная ночь.

Узнав, что мы с поезда, да ещё с маленьким ребёнком, она сочувственно заохала и предложила нам небольшое тёплое подсобное помещение, где стояло несколько стульев и топился титан с кипячёной водой, что было очень кстати. Здесь мы согрелись, Таня перепеленала и накормила ребенка, сами перекусили, согрелись, попили чай, подсушили одежду и обувь. Иринку уложили на стульях спать, рядом с ней прилегла уставшая Таня.

Я вышел в зал, чтобы расспросить уборщицу, как мне найти воинскую часть. Она мне сообщила, что в шесть утра начинает ходить в город автобус, где там штаб части - знают все.

Она коротко рассказала о районе и городе. Раньше это место было глухим и малонаселённым. Живут здесь эвенки, которые занимаются оленеводством. Сама местность называется Монче-тундра. Но место это перестало быть глухим и богом забытым с момента, когда тут началось строительство комбината «Североникель». Недалеко от него был построен современный город Мончегорск, в котором живут молодые рабочие комбината и с недавних пор, военные. Идёт большое строительство жилья.

Вернувшись, я увидел, что Таня уже спит, намаявшись за этот тяжёлый день и экстремальную ночь. Глядя на свою молоденькую жену, почти девочку, но уже взрослую женщину и мать, на её румянец на смуглых щеках, я любовался ею. Она была очень красива и даже в зрелом возрасте продолжала удивлять всех, кто её знал, не только меня, своей моложавостью, порой детской наивностью и непосредственностью. До пожилого возраста, кроме губной помады, косметикой не пользовалась.

Я вот только подумал о том, что нелёгкая ей выпала судьба - быть женой офицера, переносить вместе с ним все тяготы и лишения воинской службы.

Работала бы в своём Василькове, потом перебралась бы в Киев, вышла замуж, создала семью и всю жизнь прожила бы в столице, как все её четыре сестры.

Да ей, видно, уготована была другая судьба. Встретился на её жизненном пути симпатичный курсант военного училища, который полюбил её, да и она к нему, наверное, не ровно дышала, как говорит Леонид Аркадьевич Якубович. И пошла она за своим Санькой в надежде стать генеральшей (шутка). Я знал и знаю, что мы любили и до сих пор любим друг друга, каждый по-своему, несмотря ни на что. Иначе мы бы не прожили в браке более пятидесяти восьми лет.

Думаю, что не только в стране, но и в мире не так уж много семей с таким стажем совместной жизни. Мы вырастили и воспитали достойными людьми двух великолепных дочерей, двух уже взрослых внуков и внучку, которыми тоже гордимся. А два с половиной года назад у старшего внука Дмитрия родилась дочь Даночка - наша первая правнучка. Отсюда вполне очевидно, что наш брак был основан на любви.

Мы с Таней по натуре люди сдержанные, и любовь наша всегда была не напоказ, а внутри нас. Мы не демонстрировали наши отношения, никогда не называли друг друга «котиком», «рыбкой», «лапочкой» и т.д. Наши имена ласкательно звучали так: «Сань...» и «Тань...» В этом мы были едины.

Волю своим чувствам мы давали в письмах друг к другу, в период вынужденных разлук, которых в жизни семей военных бывало больше, чем достаточно. Жаль только, что свой эпистолярный архив мы не сберегли. Вот было бы, что читать потомкам!

Я опять увлёкся и сделал отступление от основной темы. Мы стояли на пороге нового этапа нашей жизни.

 

Глава 12. Профессия - армейский политработник

Наступило Полярное утро. Надо было ехать в город, искать начальство, «трудоустраиваться» и решать бытовые проблемы. Нас ждала жизнь в новых условия и жизненных обстоятельствах.

Авиагарнизон, куда я был назначен для прохождения службы, располагался в нескольких километрах от города, в котором базировался авиаполк фронтовых реактивных бомбардировщиков ИЛ-28 и батальон авиационно-технического обеспечения лётной работы полка, (ОБАТО), куда я и был назначен секретарём комсомольской организации.

Он располагался в редком сосновом лесу, в трех километрах от аэродрома. Это был хорошо спланированный военный городок со всей положенной ему инфраструктурой, штабом части, казармой, столовой, складами, автопарком и т.д. Все строения были одноэтажными и сборно-щитовыми.

Командовал частью моложавый и стройный подполковник Румянцев Олег Николаевич. Выше среднего роста, худощавый, он произвёл на меня хорошее впечатление своим спокойствием и доброжелательностью. Я доложил ему о прибытии для дальнейшего прохождения воинской службы. Он по телефону пригласил к себе своего заместителя по политической части майора Егорова Владимира Ивановича, выглядевшего постарше командира. Они расспросили меня: кто я, откуда, где учился, когда женился и т.д.

Это было формальное знакомство. Всё они конечно знали, т.к. моё личное дело лежало на столе у командира. Он меня коротко ознакомил с задачами, которые решает батальон по техническому обеспечению авиаполка, и с моей ролью как вожака молодежи, в качественном решении поставленных задач. Подробнее, сказал он, вам поставит задачи замполит.

В отношении бытового устройства командир опередил мой вопрос. Жильё пока только на съёмных квартирах, другого нет.

Три дня на решение всех семейных проблем, после этого - на службу. Пожелав мне успехов, он попрощался. Мы с замполитом прошли в его кабинет, где состоялась непринуждённая беседа. Потом я познакомился со старшиной сверхсрочником Анатолием Хлебниковым, возглавлявшим комитет комсомола.

Договорились встретиться через три дня, осуществить приём-передачу дел, и вместе организовать подготовку и проведение отчётно-выборного комсомольского собрания, на котором меня должны будут избрать секретарем комитета комсомола.

Неожиданно в комнату зашёл офицер, как оказалось, капитан Орешкин Иван Иванович, секретарь партийной организации батальона. Познакомились и коротко успели рассказать друг другу о себе. Впечатление от будущих коллег по работе осталось благоприятным. Наконец распрощались, и я поехал на вокзал.

Мои новые коллеги порекомендовали поискать комнату на станционном посёлке. Там особого выбора не было. Всё зависело от цены, а она складывалась из многих факторов.

Первым нашим пристанищем был добротный дом, хорошая комната и даже «удобства» в квартире. Жила там семья оседлого цыгана. Вроде хороший мужик, но нас не устраивало его семейство. Семь или восемь малолетних девчонок, которые, как саранча шастали по большому дому, в т.ч. и в нашей комнате, сметая на своём пути всё, что плохо лежит.

Хозяйка была беременна очередным ребёнком, а её муж чернобородый здоровяк-цыган, белозубо улыбался в подпитии, пропускал мои рассказы об озорстве детей мимо ушей и говорил, что скоро у него будут мальчики и поглаживал живот своей беременной жены, а когда я, в очередной раз, просил его утихомирить девчонок, он хитро улыбался в бороду и разводил руками.

Пришлось съехать с хорошей квартиры. После этого по разным причинам мы поменяли еще несколько комнат. Конечно, в этот период, мягко сказать, быт наш был не обустроен, но мы мирились с временными трудностями.

Главной заботой была наша малышка, которой шёл второй годик, чтобы она была здоровенькой, хорошо питалась, а мы старались, чтобы она ни в чём не нуждалась. К слову сказать, я получал продовольственный паёк, которого хватало нам почти на полмесяца. В него входили масло, жиры, мясо, рыба, мука, крупы и т.д.

Постепенно мы осваивались и привыкали к новой местности и северному климату. Конечно, это был не Рио-де-Жанейро, и не южный берег Крыма, но жить можно было.

Была и своя экзотика. На работу мы ездили оригинальным транспортом, который представлял собой товарный вагон-теплушку с маневровым паровозом. У его пассажиров он получил название «Алитет».

В то время писатель Тихон Семушкин написал роман «Алитет уходит в горы». Действие его происходит в здешних местах. Отсюда и «Алитет». За время пребывания в Мончегорске даже Таня успела поработать немного в воинской части, но это было временно, т.к. некуда было определить ребёнка, а с девчонкой, которая присматривал за Иришкой, пришлось расстаться. Да и у меня началась интенсивная работа.

Сейчас мало кто знает о том, что политику партии «в массах»должны были проводить в жизнь кадровые политработники, получившие специальное образование. Их главная задача состояла в том, чтобы обеспечить передовую роль коммунистов и комсомольцев в боевой и политической подготовке и в воинской дисциплине.

Существовала вертикаль политических органов (дивизия, корпус, армия, военно-учебные заведения). А руководило ими Главное политическое управление Советской армии и ВМФ, которое работало на правах отдела ЦК КПСС. Я начинал с самых низов - первичной комсомольской организации. Через несколько дней, после принятия дел, на комсомольском собрании меня избрали секретарём комитета комсомола.

Замполит и парторг посоветовали главное внимание уделить изучению задач, которые выполняет часть, принимать личное участие там, где работает личный состав. Меньше заниматься бумажными делами, а ближе быть к людям.

Прошло несколько месяцев. Свой рабочий день я начинал в казарме, встречался с комсоргами, агитаторами, редакторами боевых листков и ставил перед ними задачи.

Вместе со всеми выезжал на обеспечение полётов, в том числе и на ночные.

В чём состояли задачи батальона по обеспечению полётов авиаполка?

1. Заправка самолётов качественным горючим.

2. Содержание взлётно-посадочной полосы (ВПП) в нормальном состоянии, особенно зимой.

3. Обеспечение самолётов электропитанием.

4. Организация питания лётно -технического состава.

5. Охрана и оборона аэродрома. Ну, и ряд других задач.

Главная задача состояла в помощи командиру всеми формами и методами партийно-политической работы мобилизовать коммунистов и комсомольцев на качественное выполнение полётов авиаполка.

Исходя из небольшого опыта своей работы с людьми я понимал, что главным критерием в оценке работы руководителя молодёжи являлось то, как он, изучив специфику работы того или иного участка, влияет на улучшение его работы.

Я много времени проводил у заправщиков самолётов в период подготовки и обеспечения полётов, бывал в лаборатории, где ежедневно определялось качество авиационного топлива, учился понимать качество анализа. Я пытался больше внимания уделять тем подразделениям, где работали молодые специалисты и где создавалась более напряжённая обстановка.

Так, например, на ночных полётах я садился к молодому водителю в кабину, присматривался к манере его управления автомобилем. В какие-то моменты сам садился за руль, давая ему возможность передохнуть.

Я много ездил на спецавтомобилях с навесным оборудованием для расчистки взлётно-посадочной полосы (ВВП). И хотя я не имел права садиться за руль без документов, но на это командование закрывало глаза. А для меня это был опыт вождения транспортных средств. Тем самым я одновременно принимал посильное участие в выполнении поставленных задач.

Прошло не так много времени, но я замечал одобрительное отношение командиров и личного состава по отношению ко мне. Я старался быть в центре событий, и особое внимание уделял индивидуальной работе с молодежью. Конечно, я был молод, энергия била через край, по возрасту я был не намного старше своих комсомольцев, поэтому они мне доверяли, и я многое знал о них, и это помогало мне в работе.

И если на работе всё у меня ладилось, то только за счёт, к сожалению, недостаточного внимания семье. Львиную долю времени я проводил на работе, а уж выходные дни и праздники политработнику низового звена сам Бог велел проводить в казарме, с «любимым личным составом». Таня и Иринка видели меня дома очень мало. В этом я чувствовал свою вину, но иначе я не мог.

Перед выездом на расчистку ВПП. Заполярье, 1954 год.

Надо отдать должное Тане, которая не докучала мне жалобами и с пониманием относилась к моей служебной деятельности. Конечно, у меня тоже были дни отдыха, но не так много, как хотелось бы. Я старался, по возможности, больше бывать дома, но не всегда всё получалось. Много времени отнимала организационная работа. Меня избрали в состав партийного бюро части, и я имел постоянное партийное поручение.

Не уверен, что меня поймут мои молодые родные и близкие. Для них всё, что я пишу, может показаться странным - то, чем мы занимались в те далекие времена. Вся эта заорганизованность и непонятная для нынешнего времени регламентация в работе по воспитанию военнослужащих покажется чем-то нереальным, во что, возможно, трудно будет поверить.

Но это было, и не только рекомендовалось, но и беспрекословно должно было выполняться. Поэтому всё, что мы делали, подкреплялось высокими результатами в воинской дисциплине. У нас не было чрезвычайных происшествий, срывов обеспечения полётов. Все офицеры честно выполняли свой воинский долг. Думаю, что это было на пределе возможного. В дивизии наша часть занимала передовое место.

Возможно, я слишком подробно описываю первые годы своей офицерской службы как воспитателя и наставника молодёжи. Но то, что в меня было заложено в то время, осталось на всю жизнь. Многим я обязан своим командирам и начальникам, у которых я учился науке воспитания, работе с людьми. Я вспоминаю те годы, когда мы, не побоюсь сказать, порой заменяли солдату родных и близких, работая индивидуально с каждым вникая в любую мелочь, заставляя написать письмо матери или любимой девушке, порой подсказывая их содержание, или подготовиться к политзанятиям и т.д.

О «дедовщине» в то время мы и не слышали. Потому что ее не было как таковой. Я имел полную информацию о том, что происходило в подразделениях. Работал мой актив в вечернее время,  вместе с сержантским составом не допускали ни малейшего отклонения от уставных норм службы.

 

Глава 13. Первая ступенька в офицерской карьере

В армии, да и не только, на любой работе очень важно для последующей карьеры показать себя с положительной стороны, т.е. завоевать авторитет у начальников и подчинённых.

Есть одно расхожее правило: «сначала ты работаешь на авторитет, а потом он - на тебя». Скажу честно и откровенно, работал я не за страх, как говорят, а за совесть. Командиры и начальники отмечали мою добросовестную работу, и порой я удостаивался их похвалы и внимания. Мне, естественно, это было приятно, и я старался оправдать их доверие.

Запомнился эпизод такого внимательного отношения начальников, когда мне присвоили очередное воинское звание «старший лейтенант».

Однажды в морозный зимний вечер в солдатскую казарму, где по обыкновению я задержался допоздна, неожиданно вошли достаточно высокие должностные лица: командир авиадивизии и начальник политотдела в сопровождении командира батальона.

Старший лейтинант А.Г. Бельченко.

Заполярье, 1954 год. 

Конечно, был переполох, команды: «Смирно!», «Вольно!» Дежурный по батальону докладывает нежданным гостям. Поступает команда: «Построить личный состав!»

Перед строем зачитали телеграмму командующего и военного совета 73-й Воздушной армии о присвоении лейтенанту Бельченко Александру Григорьевичу очередного воинского звания «старший лейтенант». Начальники тепло поздравили меня с большим событием в службе и жизни.

Коля Селивёрстов, пом. начальника политотдела по комсомолу, приехавший с полковником Суржиковым, тоже поздравил меня. Он уже был капитаном и в шутку предложил догонять его по службе. Я не ожидал, что мои прямые начальники приедут лично поздравлять меня. Это делало им честь, а я был польщён и горд. И это была для меня наука на будущее. А событие запомнилось мне на всю жизнь.

После ухода начальства меня поздравляли сослуживцы и личный состав. Вот так я преодолел первую ступеньку в моей офицерской карьере.

Уже был поздний вечер, и мы вышли на улицу, чтобы ехать домой. Был довольно крепкий мороз, на тёмном небе ярко светили звёзды и вдруг всё вокруг заполыхало. Полярную ночь осветила яркая вспышка света. Это было северное сияние, о котором я много слышал, но видеть не доводилось. Разноцветные гирлянды повисли одна над другой, переливаясь и вспыхивая, как будто кто-то их встряхивал и разбрасывал по ночному небу.

Не виданное мной до сих пор зрелище завораживало. Оно продолжалось 15 - 20 мин. За всё время работы на Севере нам еще не раз доводилось наблюдать это явление природы. Ну, а первый раз природа специально постаралась, чтобы отметить прибавление звёздочек на моих погонах и «небесная канцелярия» в честь такого события устроила этот фейерверк.

Через некоторое время мне предложили новую должность начальника гарнизонного солдатского клуба, но поскольку офицерского клуба гарнизону по штату было не положено, то он выполнял функции и солдатского, и офицерского.

Начальник политотдела, полковник Суржиков С.Т., предложивший мне возглавить организацию досуга военнослужащих и членов семей в гарнизоне, обосновал это назначение тем, что я как бывший музыкант, а значит - творческий работник, вполне подхожу на эту должность и он уверен, что я справлюсь с будущими обязанностями.

Как я понял, видно, не зря отдал шесть лет службе военного музыканта, которая помогала моей военной карьере.


Глава 14. Армейский очаг культуры

Я не стал скромничать и согласился попробовать. Под свою ответственность я принял одноэтажное строение с кинозалом, оборудованным сидениями на восемьсот мест, две стационарные киноустановки, радиоузел, небольшой кабинет и большую комнату, громко называвшуюся лекционный зал, а также подсобные помещения для хранения инвентаря и клубного имущества.

Кроме этого, в моё подчинение входила автоклубная машина для обеспечения организации политико-массовой работы с личным составом в полевых условиях.

В штате клуба было три человека: шофёр-киномеханик, механик-радист и почтальон, исполнявший обязанности художника, получавший на городской почте всю корреспонденцию для гарнизона. Поэтому он был всегда желанным и уважаемым человеком и для военнослужащих, и для их семей. Он также рисовал плакаты и кинорекламу.

Эти ребята оказались профессионально подготовленными, честными, дисциплинированными, и стали моими хорошими помощниками. К сожалению, из своих помощников я запомнил только фамилию и имя киномеханика Ваня Кархунена. Он был родом из Карелии.

В известной степени моя работа была самостоятельной. Времени, особенно по вечерам, для семьи тоже почти не оставалось. Поэтому приходилось выкраивать утренние часы, когда была возможность, чтобы решать большинство бытовых проблем, Например, заготовка питьевой воды, которую привозили водовозки, и вёдрами надо было носить в дом и наливать в бочку. Заготовка дров. Ну, а топка печи и готовка еды и т.д. ложились на Танины плечи. А сколько времени и сил требовал уход и присмотр за трёхлетней Иришкой, проказницей и непоседой!

По сравнению с работой комсорга, должность начальника клуба позволяла мне порой распоряжаться своим временем и больше внимания уделять семье, помогать жене в решении бытовых проблем. Это были первые годы семейной жизни, которые осложнялись экстремальными условиями Заполярья. Было нелегко. Много волнений по разным причинам.

Так, например, был случай, когда Иришка, игравшая возле дома и оставленная на минуту одна, вдруг исчезла, и Таня искала её у всех соседей, бегала, звала, но тщетно.

Хорошо, что я приехал пораньше домой и подключился к поискам. Мы ходили в каждый дом и спрашивали соседей. Везде получали отрицательный ответ.

Уже на улице стало темно, оставался последний дом, и мы со страхом шли туда. А в голове была мысль: что будем делать, если и там дадут отрицательный ответ?

Вошли в дом, зашли в комнату, ребенок сидит за столом и с аппетитом кушает. Таня плачет, я тоже не в себе, а Иринка говорит, что её дядя нашёл. Так и было. Возле наших домов проходила глубокая снежная колея, которую прожили многотонные бензовозы, когда везли топливо для заправки самолётов мимо наших домов.

Любопытная и непоседливая Иринка воспользовалась тем, что мама на минуту отвлеклась, пошла вдоль домов, захотела перейти дорогу, упала в глубокую колею, барахталась в своей длинной шубке там.

На её и наше счастье, в этот день заправщики не перевозили топливо, а сосед шёл с работы и увидел, что в колее барахтается какой-то чёрный комок и вытащил Иринку, привёл домой. Жена накормила ее, и они хотели вести её к нам т.к. дочка рассказала, кто мама и папа, и где живут.

Так закончилась эта история, которая добавила нам седых волос на голове. Но мы были молодые и быстро восстанавливались после стрессов.

По службе пока всё шло нормально, начальство было довольно, и мне работа нравилась. Однако по «законам пакости» всё время хорошо быть не может. Так в народе говорят. И эта примета иногда сбывается.

 

Глава 15. Реформы в Армии и человеческий фактор

После И.В. Сталина к власти в стране и к руководству в партии пришёл Н.С. Хрущёв. Он был выдвиженцем и соратником Сталина по большевисткой партии. Как хорошего организатора и партийного функционера его переводят в Москву, замечают и выдвигают в руководство городской парторганизации, потом - в аппарат ЦК ВКП(б). Перед войной он работал со Сталиным, а после его смерти возглавил партию и страну.

Он не получил хорошего образования, но от природы обладал острым умом и хорошими организаторскими способностями, неплохо разбирался в вопросах развития народного хозяйства и в партийном строительстве.

Однако стиль его работы отличался поспешностью и необдуманностью принятия решений, что приводило порой к негативным последствиям от чего страдали люди, а государству наносился серьёзный ущерб.

В середине пятидесятых годов прошлого столетия Соединённые Шта¬ты Америки начали ядерный шантаж Советского Союза, который вынужден был создавать противовес ядерной угрозе.

Было создано не только мощное ракетное оружие, но и штатная структура нового рода войск - ракетных войск стратегического назначения, которые обладали грозным ракетно-ядерным оружием.

Н. Хрущев решил капитально реформировать Вооружённые Силы. Была сокращена численность сухопутных войск на два с лишним миллиона человек.

Части истребительной и бомбардировочной авиации, корабли флотов внутренних морей старых конструкций и моделей подлежали реформированию. Вся эта техника резалась на металлолом, а офицеры увольнялись в запас, многие из них без пенсии и без средств к существованию.

Это была трагичная ситуация, в которую попали наиболее подготовленные кадры авиации и флота, люди, отдавшие многие годы жизни служению Отечеству, но как не печально, со многими из них обошлись бездушно и бесчеловечно, как с отработанным материалом. Пострадали не только офицеры, но и их семьи.

Вот в такую «мясорубку» попали я и моя семья. Авиационное соединение, в котором служил я, также подлежало сокраще¬нию. Нас вывели за штат и мы стали ждать решения своей участи.

Теперь у меня было много свободного времени, хотя работники штаба и пытались использовать нас, «заштатников», на разных штабных работах и дежурствах.

Из округа приехала кадровая комиссия, и все мы ждали вызова и решения своей участи. С некоторыми из нас особенно не церемонились, увольняли без разговоров.

Время от времени меня и таких, как я, молодых офицеров, вызывали и делали предложения, которые мало кто принимал, потому что надо было «залатать кадровые дыры» где-нибуть в «тьму - таракани», или предлагали должность на ступень ниже, или бесперспективную и т.д. Например, мне предложили должность зам. командира погранзаставы в бухте Тикси. Конечно, согласия я не дал.

Потом было предложение на такую же должность и большие деньги на остров Шпицберген, причём на полгода без семьи. Естественно, нас это не устраивало.

Мы с Таней решили лучше уволиться на «гражданку». Пока молодые, найдём себе работу в народном хозяйстве. Честно говоря, не хотелось покидать военную службу, к которой тяготел с детства и которая стала уже смыслом жизни.

Мои мысли, наверное, были услышаны, потому что через несколько дней меня вызвали в политотдел гарнизона, и полковник Суржиков предложил мне приемлемый вариант «трудоустройства».

Перевод с повышением по должности и по воинскому званию. Ехать надо было недалеко, немного севернее, в сторону Мурманска. Однако в этом предложении был один минус, который меня настораживал. Должность называлась секретарь партийного бюро авиационно-технического батальона аэродромного обеспечения полётов. Она, по сути, была престижной и входила в т.н. «руководящий треугольник»: командир, замполит, парторг.

Однако работать нормально, когда через отчетный период я должен был снова выходить на тайное голосование, было чревато непредсказуемыми последствиями. Моя карьера зависела от людей, с кем мне предстояло работать. Но продолжится она или нет, я мог узнать только через год, т.е. отчётный период.

Примечательно то, что капитан Владимир Титов, которого я должен был сменить, советовал мне быть осторожным и научиться «ладить» с людьми. Требовать, но с умом, не перегибая палку, но и не давать садиться себе на голову. Завоевать поддержку большинства партийцев. Советы были хороши, но и противоречивы. Короче, со всеми надо было жить в мире, чтобы не нажить врагов. Но альтернативы у меня не было.

В октябре 1957 года на отчётно-выборном собрании батальона меня избрали партийным руководителем. Теперь оценка моей работы зависела от коллектива, - и может быть объективно, а может быть, и нет, - от приязни или неприязни даже одного человека. Конечно, работают по-всякому. Можно занять нейтральную позицию и быть хорошим для всех, а можно быть справедливым и принципиальным, как того требовал Устав партии.

Посмотрим, время покажет.

 

Глава 16. Что показало время?

А время показало то, что я был прав. Требования устава партии некоторые члены партии, особенно руководители, трактовали по-разному. Они явно путали общевоинские уставы с с требованиями устава КПСС.

Например, отдельные командиры, как ни странно, всерьёз считали себя партийным и воинским начальником и единственным человеком, решающим судьбы людей. С таким явлением я столкнулся на новом месте службы, когда познакомился с командиром части, с которым мне предстояло работать.

Про подполковника Акбашева Равиля Каюмовича я уже был наслышан. Командир старой закваски, грубиян, самодур, других мнений, кроме своего, не терпит, пытается командовать партийной организацией, постоянно критикует её работу, зачастую подменяя секретаря партбюро. При этом забывая, что в соответствии с нормами партийной жизни, являясь коммунистом-руководителем, он нёс такую же ответственность за состояние дел в части, как и любой коммунист.

Мне рассказывали, что однажды он закрыл партсобрание за то, что никто не хотел выступать. Его боялись все, в т.ч. замполит майор В. Маурин и бывший секретарь парторганизации В. Титов. А уж об остальных и говорить было нечего. Критики, даже малейшей, не терпел. В президиум собрания садился, даже если его и не избирали. Но мог вести себя и по-другому.

В этом я убедился сам, когда на первой беседе в присутствии начальника политотдела он нормально мыслил, высказывал дельные предложения, выражал надежду, что парторганизация под моим руководством станет надежной опорой и поддержкой командира в нашем общем деле.

Несмотря на то, что его боялись подчиненные, он, как и все фарисеи, боялся начальства и лебезил перед ним. Конечно, я был не в восторге от предстоящей работы с таким «деятелем» и предполагал, что меня с этим человеком ждут большие неприятности, если я не «прогнусь» под него.

В то время будучи молодым, горячим, настроенным по-боевому, не терпящим хамства и самодурства в любых проявлениях, а также следуя букве и духу руководящих документов ЦК партии, надеясь на поддержку политотдела, которую мне обещал полковник Суржиков, я решил восстановить уставную атмосферу в партийной организации.

Начал знакомиться с членами партии, вникал в их служебную деятельность, интересовался, как выполняются партийные поручения на том или ином участке работы. На заседании партбюро обсудили план работы на месяц, который одобрил замполит. Привёл в порядок партийные дела.

Подробно знакомился с работой комсомольской организации и обговорил с секретарём комсомольского бюро основные направления его работы. Интересовался, как решаются вопросы обеспечения офицеров жильём, как работает жилищная комиссия.

Через некоторое время мой предшественник убыл к новому месту службы, а я получил ключи от небольшого домика, в котором он жил. «Все удобства во дворе», вода привозная, отопление печное. Другого на Севере и не было.

Привёз пару кубов дров. Офицеры, жившие по соседству, помогли распилить. У одного из них оказалась бензопила «Дружба», только появившаяся в те времена в продаже и бывшая в дефиците.

Потом поехал за семьёй. Вскоре зажили все вместе. Иринка подрастала. Дома я стал бывать чаще, помогал Тане по хозяйству, когда не был занят по службе.

Любопытно, что авиагарнизон, в который мы переехали, находился в посёлке, который назывался Африканда. Я пытался узнать, откуда такое название, но говорили разное. Близко к истине, пожалуй, было название по имени местного жителя-старовера, Африкана, основавшего этот посёлок. Так что с Африкой название никак связано не было.

Наступила зима 1958 года. По своему обыкновению, я мало сидел в кабинете, а работал, в основном, в подразделениях.

С командиром и замполитом встречались на ежедневных совещаниях руководящего состава, на работах по обеспечению полётов. Специфика деятельности части мне была знакома, и я работал по своему плану, стараясь не «отираться» возле начальства. Пока в поведении командира я не замечал ничего предосудительного, или из ряда вон выходящего. Правда, коробили его сухость и излишняя официальность в обращении с подчинёнными. Суровый взгляд исподлобья и слишком уж частое «снятие стружки» за малейшую провинность. Строг, уж очень строг был наш командир. Дисциплину держал на страхе наказания. И это многим начальникам нравилось. О нём говорили: «требовательный командир».

И часть была у вышестоящего командования на хорошем счету, и к Акбашеву никаких претензий в этом плане не было. Но не о таком типе командира писал М.Ю. Лермонтов «слуга царю, отец солдатам». Даже его внешний вид внушал опасение. Высокая, мощная фигура, крупная голова с седым «бобриком», скуластое лицо с подстриженными усами, свирепые маленькие глаза и кулаки-кувалды.

За свою службу я встречал подобный экземпляр только на Байконуре, который тоже был моим командиром. «Везло» мне на таких людей.

Я продолжал знакомиться с личным составом в процессе обеспечения полётов авиаполка, которые проводились с большой интенсивностью, и днём, и ночью.

Я и многие коммунисты понимали: силовыми методами нормальных отношений и сознательной дисциплины в коллективе не построишь, поэтому в части проводились серьёзные партийные и политико-массовые мероприятия по выполнению основной задачи - обеспечения безаварийной работы авиаполка и по укреплению сознательной воинской дисциплины.

Работа, проводимая партийной и комсомольской организациями, была направлена, главным образом, на повышение уровня индивидуальной воспитательной работы. Однако, порой ни излишней требовательностью, ни индивидуальным воздействием не достигалось желаемого результата. И главной причиной было то, что отдельные офицеры сами не показывали пример в службе и поведении.

Поэтому случаи грубых нарушений дисциплины надо было изживать не только среди солдат и сержантов, но и среди офицеров, в т.ч. аморальное поведение в семьях, даже среди членов партии и руководителей. Мне, как партийному секретарю, приходилось с такими серьёзно разбираться и привлекать к партийной ответственности.

Однажды к нам домой пришла жена замполита майора В. Маурина и просила повлиять на мужа, который нередко приходит домой пьяным, и на этой почве в семье происходят скандалы. Мне было крайне неловко беседовать на неприятную тему со своим начальником, но партийный долг обязывал, тем более, что этот факт в офицерских семьях получил огласку.

Маурина пришлось предупредить и напомнить, что он подотчётен перед партийной организацией, что в случае повторения будут сделаны в отношении его более серьёзные выводы. И хоть был он недоволен разговором, но выводы сделал. Отношения в семье наладились.

Я думаю, что майор Маурин проявил слабоволие и не устоял, как замполит, перед хамством, грубостью и чванством командира, оскорбительным к нему поведением. Это был своеобразный протест против негативного отношение к человеку, с которым он вместе отвечал за состояние боевой готовности и дисциплину большого коллектива подчиненных ему людей. Он не смог противопоставить хамству, грубости и своеволию начальника принципиальную партийную позицию. Поэтому в части не было настоящей доверительной морально-нравственной атмосферы.

Я поднимал этот вопрос на заседании партийного бюро, предлагал обсудить поведение коммуниста Акбашева, но встретил молчание, боязнь и нерешительность. Никто не хотел связываться с человеком, от которого напрямую зависела его дальнейшая служба и карьера. И их можно было понять. Это как раз и был эффект «палки о двух концах». Или ты идёшь до конца отстаивая свои партийные принципы, или пойдешь на поводу у таких как Акбашев. Всё было очень сложно и неоднозначно. На весах были их дальнейшая служба, воинское звание и семья.

И всё зависело от воли одного человека. Понятно их поведение, и я не осуждал их решение. Но именно с этого начиналось противостояние. У меня не было никакого желания ввязываться в него, ибо понимал, что восстановлю против себя часть коллектива, которая поддерживает Акбашева и его стиль руководства.

Решил посоветоваться с работниками политотдела. Они поддержали мою позицию. Акбашев уже давно был у них на примете и не раз подвергался критике на дивизионных партийных мероприятиях. Но пока выступать против него не торопились. Его командирский авторитет у командования дивизии пока был незыблем. Понимаю, что читать эту главу несведущим людям будет скучно и непонятно, но это рассказ о том, как победило зло. Причем никакого открытого сопротивления и выступлений не было.

Я не раз пытался откровенно поговорить с Акбашевым, но он с кривой усмешкой отводил взгляд и отделывался общими фразами. Ближе к времени начала подготовки к отчётно-выборному собранию командир и его сторонники «притихли». Было даже такое, что на одном из партийных собраний Акбашев выступил с самокритикой, что вообще на него было не похоже. Он говорил, что партийное бюро справедливо критиковало его за недостатки в работе и в стиле руководства.

Я с недоверием отнёсся к его заверениям, но он действительно изменил своё отношение ко мне, стал вникать в работу парторганизации, интересовался планами работы партбюро. Я не узнавал его. Это был не Акбашев. Как потом оказалось, это было коварное и лицемерное поведение человека, который задумал без скандала, чужими руками избавиться от неугодного ему работника.

Так он «готовился», только своеобразным образом, к отчетно-выборному партийному собранию, чтобы прокатить меня, как говорят, на «вороных», а самому остаться в стороне. Но это стало известно потом.

Как и положено, спустя год я должен был отчитаться на партсобрании о проделанной работе. И это время наступило. Доклад мой был обсуждён и одобрен на заседании партийного бюро, а также в политотделе. На собрании слушали внимательно, активно и принципиально выступали с обсуждением.

В мой адрес критики практически не было. Оценку работы партбюро за отчётный период дали стандартную: «работу признать удовлетворительной». Всё шло как обычно. Что касается вопроса о выборах нового состава партбюро, то моя кандидатура была внесена в бюллетени для тайного голосования.

При голосовании для избрания в новый состав партбюро необходимо было набрать более пятидесяти процентов голосов. Всё было спокойно, все вокруг доброжелательно улыбались, заверяли, что будем и дальше работать. И вот, доклад счётной комиссии. Из него становится ясно, что за меня подано менее необходимого количества голосов, и я не избран в состав партийного бюро. Таким образом, служба моя в этой части закончена.

В помещении, где проходило собрание, повисла напряжённая тишина. Как всегда, Акбашев прятал усмешку в усы. Замполит Маурин смущенно отводил глаза, другие пожимали плечами, будто бы это не они только что совершили предательство по отношению к своему товарищу.

Заместитель начальника политотдела подполковник Мишин В.С. в заключение сказал о том, что результаты выборов свидетельствуют о беспринципности отдельных коммунистов, которые пошли на поводу у незрелой части членов партии, в том числе и руководителей, и он делает однозначный вывод о том, что налицо явный сговор некоторых членов партии и запугивание колеблющихся. Он сказал далее о том, что тот, кто это организовал, тому политотдел даст принципиальную оценку и примет меры, чтобы такого больше не повторилось. Что касается человека, которому вы только что отказали в доверии, то вы совершили большую ошибку.

Он сказал также, что товарищ Бельченко - хорошо подготовленный политработник, жаль, что ему не хватило опыта и настойчивости, чтобы создать в партийной организации атмосферу доверия и нетерпимости к тем, кто потерял моральное право руководить коллективом, нарушающим партийную этику и подрывающим свой авторитет. «Не сомневаюсь в том, что товарищ Бельченко А.Г. будет назначен на новую должность с повышением».

Эта жизненная коллизия послужила для меня серьёзным уроком и определённым опытом в моей дальнейшей военной карьере.

Вскоре меня вызвали в город Петрозаводск, в политотдел 73-й Воздушной армии, где меня принял начальник политотдела полковник Павельев Николай Васильевич и попросил рассказать, как всё произошло. Он проанализировал ошибки, которые я допустил в процессе работы в целом, положительно отозвался о руководстве парторганизацией. Советовал, чтобы я не падал духом. «Будем рекомендовать тебя на самостоятельную работу в Карелию замполитом тыловой части Окружного подчинения. Майорская должность, оклад денежного содержания выше, правда, не выплачиваются полярные надбавки. Советую не отказываться, через год будут новые вакансии. В тыловой части больше года тебя, молодого, перспективного политработника, держать не будем», - сказал он в заключение.

Слово своё он сдержал.

 

Глава 17. «Долго будет Карелия сниться»

Республика Карелия - страна лесов, рек и озёр. Столица - город Петрозаводск.

В конце октября 1959 года я получил новое назначение в город Кемь Карело-Финской автономной республики заместителем командира по политической части Окружной базы материально-технического обеспечения Северного военного округа.

Конечно, это был довольно глухой уголок России. Но какой! Стариннейший город, упоминаемый в документах ещё Екатериной II, город, через который проходил этап ссылки бунтовщиков на острова Соловки и Валаам.

Позже - объект туризма. Достопримечательности: Успенский собор - памятник архитектуры и деревянного зодчества, построенный без единого гвоздя. Через Кемь проходит железная дорога, связывающая северные районы страны с Москвой и Санкт-Петербургом.

Воинская часть, в которой мне предстояло служить, располагалась в черте города, более того, так сложилось исторически, что на её территории находилась больница с родильным отделением, что было довольно странно. Странным и необычным было для меня и то, что по прибытии в часть я никого, кроме дежурной службы, не застал.

Мне доложили, что ещё с утра в части объявили аврал, и весь личный состав во главе с командиром части находится на станции Кемь-товарная, куда прибыл эшелон тяжёлой автомобильной техники. Идёт разгрузка и перегон в часть для постановки её на площадку консервации и хранения.

Оставив чемодан у дежурного, я добрался на попутке до станции, нашел место разгрузки, доложил командиру о прибытии. Он меня представил замполиту, которого я должен был сменить. Водители перегоняли «КРАЗы» и «БЕЛАЗы» с платформ, а все, кто был не занят этой работой, садились за руль спецтехники, выстраивались в колонну, выезжали на дорогу.

Мы с замполитом тоже сели в свободные машины и в составе колонны поехали в гарнизон. Навыки вождения я не потерял и уверенно вёл машину. Прибыв в часть, мы поставили машины на указанное место. Тут командовал зам. командира по технической части майор Владимир Покумейко, с которым я и познакомился прямо на рабочем месте. Позже я узнал, что зампотех - активный участник художественной самодеятельности, талантливый исполнитель русских народных песен.

На следующий день командир представил меня офицерскому составу. Их было 23 человека, работники штаба и технических служб. С командиром я ближе познакомился у него дома.

Тыловая воинская часть, Карелия. Зима 1960 года

 Подполковник Белевцов Владимир Борисович, руководит частью около десяти лет. Вдвоём с женой они жили в двухкомнатной квартире добротного деревянного дома, с противоположной стороны такую же занимал замполит. В ней нам после его отъезда предстояло жить. Все семейные офицеры и сверхсрочнослужащие жили в таких же деревянных домах, что было немаловажно для создания нормальных отношений в семьях офицеров. На территории части был небольшой магазин Военторга с необходимым ассортиментом, куда нередко завозили продукты и товары, которые в городе были в дефиците. Дома, где жили семьи, хоть и были с печным отоплением, но уже с «удобствами» внутри дома. Это был прогресс для того времени. Во дворах имелись большие сараи, где можно было держать дрова и хозяйственную утварь. Некоторые семьи держали домашнюю птицу. Таким образом, бытовые проблемы решались легко и просто.

А пока я принимал дела и знакомился с людьми и всем тем, что интересовало меня в первую очередь. Это организация партийно-политической и политико-воспитательной работы со всеми категориями военнослужащих, служащих Советской армии и членов семей офицеров и сверхсрочнослужащих.

С удовлетворением признаю, что эта работа, в целом, была организована правильно, но как проводилась - можно будет узнать со временем. По документам всё выглядело нормально: планирование работы партийной и комсомольской организаций, протоколы собраний, учет проводимых мероприятий - всё было в порядке. Замполит, которого я менял, был опытным политработником, и эти вопросы он контролировал и держал всегда в поле зрения и внимания.

Ознакомившись со штатной структурой части, я пришёл к выводу, что общая численность военнослужащих и служащих по найму соответствовала уровню выполняемых работ по тыловому обеспечению частей Округа и составляла порядка 200 чел., в т. ч. одна треть из них была вольнонаемного состава.

В течение нескольких дней я знакомился с жизнью и бытом военнослужащих. Условия жизни, в основном, соответствовали уставным требованиям. На первом этаже казармы был оборудован клуб, где два раза в неделю демонстрировались кинофильмы и проводились политико-массовые мероприятия. Я познакомился также с отделениями хранения имущества и технических средств. Всё было нормально и не вызывало нареканий.

Было одно исключение - у меня вызывали опасения состояние противопожарной безопасности. Все строения в части, как и в городе, были деревянными. И хоть все средства пожаротушения соответствовали нормативам, в случае возникновения пожара, вряд ли с их помощью можно было бы справиться с огнём, хотя мнение командира не было так пессимистичным. В остальном всё шло в обычном порядке.

Я принял дела у своего предшественника. Доложили командиру о приеме и сдаче должности, и приказом по части я приступил к исполнению своих обязанностей.

Вечером на квартире теперь уже бывшего замполита была небольшая неофициальная часть в узком кругу. Он уезжал в другой военный округ, в свой родной город, где ему предложили работу в военкомате за несколько лет до демобилизации. Повезло.

Через некоторое время я уехал в Африканду, где меня с нетерпением ждали Таня с Иришкой. Скоро мы опять были вместе. Жилищные условия, в целом, были нормальными, но воду тоже привозила водовозка и мы её заливали в две бочки, стоявшие в коридоре.

Таня была уже опытной «полярницей» и северный быт её не страшил. Иринка уже сама кое в чём помогала маме. Ей было уже пять лет, росла она активной и деятельной девочкой. Была «заводилой» среди детей маленького военного городка. Очень любила кататься на лыжах, и для этого здесь были все условия: много снега, не очень большие морозы

 

 Глава 18. Рыбная ловля как средство укрепления

воинской дисциплины

Служба для меня здесь была не обременительной. Территория части небольшая, все объекты - рукой подать.

Командир части подполковник Белевцов руководителем был строгим и требовательным в меру. Умел отчитать за нерадивость. Однако людей не обижал оскорблениями и был отходчив. На службе с офицерами «держал дистанцию», был строг и официален, но после работы мог и пошутить, послушать хороший анекдот, назвать солдата или офицера по имени.

Почти все офицеры были заядлыми рыбаками и в выходные дни выезжали на подлёдный лов на реку Кемь, или в залив Белого моря. Я не увлекался рыболовством, но коллеги меня соблазняли уловами и не сравнимым ни с чем удовольствием от этого занятия.

Наконец сдался и в один из выходных дней поехал с ними на залив. Мне вручили удочку, помогли сделать лунку и показали приёмы подледного лова.

Я никогда, кроме простого рыболовного крючка, не видел ни блесны, ни удочки, не имел представления, как ими пользоваться. Первое время, я долго «колдовал» над лункой, то поднимал и опускал леску, но тщетно. Однако, когда я поймал свою первую рыбку - корюшку, я был в восторге. Стоял приличный мороз, но в азарте было не до него. Клёв был хороший, и я ничего вокруг не замечал. Кроме корюшки, ловилась и камбала, которая вылетала из лунки свернувшись и с каким-то чмоканьем. Я привёз домой половину вещмешка рыбы. С тех пор я стал горячим сторонником подлёдного лова и ездил на рыбалку, когда представлялась возможность.

Карелия - это природная кладовая России. В дремучих лесах множество грибов, хоть косой коси, ягоды собирали специальными лотками: чернику, голубику, ежевику, клюкву и морошку. А дичь, а разнообразные виды рыб, обитающих в реках и озёрах, а также в устье Белого моря! Я не охотник и никогда им не был, но офицеры рассказывали фантастические охотничьи истории: и о нападении кабанов, и попадании с одного выстрела в трёх-четырёх уток, о встречах с медведем и т.д. Среди личного состава тоже было много любителей рыбной ловли, которой они занимались ещё до призыва в армию. И тоже горели желанием порыбачить, даже за счёт увольнения в город.

У меня возникла идея организовать для них т.н. «походы выходного дня» на рыбную ловлю, конечно, для желающих. Посоветовался с командиром, сформировали группу, помогли изготовить удочки для подлёдного лова, провели подготовительные мероприятия, в которых предусмотрели меры безопасности на льду, организацию питания в течение дня, соблюдение порядка и дисциплины во время нахождения на льду и другие меры.

 

Так, дрова принес,

воду наносил. Что еще?

Карелия, город Кемь, 1959 год

 

 Конечно, мы понимали, что во всей этой затее был определённый риск, но проведённая подготовительная работа дала свои результаты. В один из выходных дней группа из десяти офицеров и около сорока солдат и сержантов в сопровождении полевой кухни «десантировалась» в заливе Белого моря.

Как прошёл этот день, долго вспоминали в нашей части. Клёв был великолепный. Вокруг рыбаков вырастали горы рыбы: корюшка, камбала, северные бычки, нередко и сёмга становились добычей рыбаков. Всё это действо было настолько увлекательным, что после команды «на обед» никто у полевой кухни не появился, не смотря на аппетитный аромат пшённой каши с мясом. Только с наступлением сумерек удалось увести личный состав со льда, накормить и отправить в часть.

Весь улов был оприходован на продовольственном складе части и выдавался в солдатскую столовую для организации питания личного состава. Еще не раз добровольцы-рыбаки выходили на лёд и без улова не возвращались. Хочу отметить, что это мероприятие успешно использовалось в борьбе за укрепление воинской дисциплины. Существовал порядок, который лишал нарушителя возможности очередного выезда на лёд. Эта мера действовала безотказно.

В осеннее время мы также привлекали личный состав для сбора грибов и ягод, которые заготавливались для солдатского довольствия сотнями килограммов на зиму и готовились как витаминная продукция в виде морсов, компотов и джемов.

Я как замполит части испытывал удовлетворение от конкретной и результативной политико-воспитательной работы. В этой тыловой части, в которую попал из боевой авиации в силу обстоятельств, служить было легко и в какой-то степени интересно, с точки зрения познания и использования природных богатств Карелии. Здесь я впервые почувствовал удовольствие и азарт от рыбной ловли, от сбора и заготовки замечательной северной ягоды.  Мы имели возможность содержать и выращивать домашнюю птицу.

Я научился управлять моторной лодкой и ходил по реке Кемь, в которой нередко можно было увидеть нерпу, заплывшую из Белого моря, поймать крупного лосося или гигантскую камбалу. Таких чудес, как здесь, я бы никогда и нигде не увидел, если бы не превратности военной службы. Правда, я слышал подобные, или ещё более удивительные рассказы от коллег, проходивших службу в Камчатском крае.

Безусловно, все эти красоты и занятия на природе происходили в свободное от работы время. Всё же остальное, что входило в перечень моих служебных обязанностей, выполнялось в полном объёме. Я упоминал уже, что с командиром части у нас были ровные отношения, в том числе во внеслужебное время. Личный состав его уважал. Был он предпенсионного возраста и готовился к увольнению в запас. С начальниками из тыловых служб округа он был в нормальных отношениях.

В отделениях хранения части находились огромные запасы военного имущества, в т.ч. различного специального армейского, авиационного или флотского обмундирования, которое привлекало внимание начальников, больших и маленьких и которые постоянно наезжали для покупки ценного обмундирования, у которого вышли сроки хранения и подлежащего списанию и продаже за символическую плату.

На этой почве плелись различные интриги, писались анонимки на командира. Я часто предлагал свою поддержку командиру и просил его давать мне информацию по сложным вопросам, но он советовал не вмешиваться. «Занимайся воспитанием личного состава, в денежные дела не лезь, тебе это не нужно знать».

Я не настаивал, хотя понимал, что как с замполита с меня тоже будет спрос. Не проходило дня, чтобы кто-то из начальников не бывал у нас. Они с командиром уединялись в кабинете, куда меня не приглашали.

Конечно, по многим неблаговидным вопросам я имел подробную информацию снизу, от офицеров, отвечающих за материальные ценности. Я тоже не хотел подставлять себя под огонь вышестоящих политорганов, и когда меня вызывали в Петрозаводск на совещание или семинар, я докладывал обстановку такой, какой она была на самом деле.

Парткомиссии и политорганы принимали меры к тем, кто особенно рьяно протягивал руки к материальным ценностям, но, как правило, в их «сети» попадала «мелкая рыбёшка». Большие начальники уходили от ответственности.

У меня был компромат на некоторых наших офицеров, но они были надежно «прикрыты» командиром, а у меня не было желания вступать с ним в конфликт, тем более у самого командира начались неприятности. Начали приезжать с проверками разные комиссии «сверху». Пытались давить на меня, чтобы я дал на командира компромат, но я ссылался на то, что командир не посвящал меня в свои дела, тем более, что я работаю недавно и в материальных ценностях мало что понимаю.

Я им намекал, что в политотделе есть моя информация. В конце концов, от меня отстали. Комиссии уехали, а через несколько месяцев пришёл приказ об увольнении подполковника Белевцова в запас. Отделался он «лёгким испугом». Как я потом узнал, ещё до моего назначения, он «провернул» с руководством лесопильного комбината крупную сделку за счёт части и отправил к себе на родину, в Ростовскую область, вагоны леса и стройматериалов. Однако его отпустили с миром.

 

Глава 19. Дела служебные. «Новая метла»

После скандальных проверок части, связанных с незаконным списанием и продажей военного имущества, а также в связи с увольнением подполковника Белевцова на его место был назначен командовать частью подполковник Борзунов. Уже не помню, откуда он к нам прибыл, но мне он сразу не понравился. В первую очередь, высокомерным поведением. Внешность его тоже была малопривлекательной. Ниже среднего роста, глазки-буравчики, при разговоре на собеседника не смотрит, слова презрительно цедит.

Его послушаешь - то в части везде бардак, порядка никакого, дисциплина низкая. Когда я его спросил, что конкретно он имеет ввиду, он даже не удосужился ответить. «Ну, намыкаемся мы с ним» - подумал я. И не ошибся. Начал он с того, что приказал всем заместителям в письменном виде дать оценку состоянию своего участка работы. Ему не понравилось планирование работы партийной организации, состояние партийно-политической работы в части, высказал много недостатков по организации несения суточного наряда и охраны объектов части и т.д.

С его вступлением в командование у нас начались длинные совещания офицеров, по поводу и без повода. Ему, по-видимому, доставляло удовольствие нудно и длинно распекать офицеров за малейшие недостатки. Между ним и подчинёнными установились сугубо официальные отношения. Скоро мы, да и весь личный состав почувствовали, что началось «завинчивание гаек».

Он необоснованно сократил количество увольнений в город в выходные дни, что не соответствовало уставным требованиям. Запретил массовые выезды на природу и т.д., что сразу же сказалось отрицательно на поведении личного состава и, как следствие, на состоянии воинской дисциплины. Личный состав выражал недовольство, роптал, некоторые пытались обращаться к командиру с вопросами, но он сразу их пресекал. Офицеры тоже были недовольны.

К этому времени у меня вышел пятилетний срок пребывания на Севере, и наступило право перевода в любой, выбранный мной военный округ. Воспользовавшись вызовом на совещание политработников в политотдел 73-й Воздушной армии, я написал рапорт о переводе меня в Киевский военный округ. Начальник отдела кадров политотдела Константин Девятовский пообещал, что при первой возможности он сообщит мне.

Таким образом, я настраивался на перевод, а дальнейшая служба с таким командиром уже была не в радость. Но кроме отрицательных эмоций в связи с приездом нового начальника было нечто такое, что радовало и вселяло надежду. Еще на старом месте службы, в Африканде, мы с Таней запланировали пополнение нашей семьи. Переезд в Карелию и другие события как-то отвлекали от исполнения этого намерения.

Северное лето вступило в свои права. Пришло время, а с ним и срок рождения нашего малыша. Я отвёл Таню в больницу, благо она рядом была. 10 июня 1960 года утром у нас ещё никого не было. Медсестра посоветовала прийти после обеда, что я и сделал. Та же медсестра встретила меня с улыбкой и сказала: «Я знаю, вы хотели мальчика. К сожалению, у вас девочка. Поздравляю! Ваши все здоровы». «Очень хорошо, - сказал я, - мы рады и девочке». Так, в нашей семье появилась вторая девочка, которую мы назвали Леночка.

Она была спокойным ребёнком и особых хлопот не доставляла. Иринка сначала отнеслась к ней настороженно и с любопытством, потом привыкла и приняла в нашу семью, помогая маме ухаживать за ней.

 

Глава 20. Сестра Майя просит помощи

Наряду с рождением ребёнка произошло ещё одно событие, которое резко изменило ситуацию в нашей семье и заставило принимать решение, в результате которого Таня должна была остаться одна с ребёнком, а я с Иринкой выехать на несколько дней, по просьбе моей сестры Майи в Тульскую область, в город Плавск, чтобы уладить её семейные дела. Я благодарен Тане, которая проявила понимание и женскую солидарность в такой сложной ситуации, в которой она оказывалась сама с грудным ребёнком.

Суть дела была в том, что я с трудом восстановил связь со своей сестрой Майей. У нас наладилась переписка. Из одного её письма мы узнали, что она вышла замуж в 17 лет за нелюбимого человека и сейчас жалеет об этом, т. к. он начал злоупотреблять алкоголем, дебоширить и даже поднимать на нее руку. Страдает она и маленький ребёнок.

Вместе с тем, писала она, у неё на работе есть мужчина, который к ней неравнодушен и предлагает жениться на ней, а она не решается, боится и просит меня приехать и помочь в разрешении её сложившейся жизненной ситуации. Несмотря на рождение ребенка в нашей семье, Таня не возражала против моей поездки в Плавск. И вот, я с Иринкой в Плавске.

По дороге мы на день останавливались в Москве, где искупались в недавно открывшемся бассейне «Москва», бывшем в то время достопримечательностью столицы, катались на метро, ходили по Красной площади, отдыхали в скверике у Большого театра, кушали в кафе.

В Плавске я разобрался в ситуации, встречался с Володей Елагиным, инженером отдела, где работала лаборанткой Майя, которую он полюбил. Он произвёл на меня хорошее впечатление. По словам его коллег - серьёзный, толковый и перспективный человек. Меня он заверил, что сделает всё, чтобы Майе с ним было хорошо. Он будет ей любящим мужем и заботливым отцом её ребёнка. Майя с шестилетней дочкой, с моего благословения, ушла к Володе, воспользовавшись тем, что её муж куда-то уехал. Наутро уехали домой и мы с Иринкой.

Уже дома, из письма сестры, мы узнали, что она развелась с пьяницей-мужем. Володя действительно оказался порядочным человеком, заботливым и любящим мужем. С его помощью Майя получила два средних специальных образования. Со временем Володя стал главным специалистом завода, у них родилась ещё одна девочка.

Сестра Майя, город Плавск,      Сестра Аллочка, Владикавказ,

1956 год.                                   1991 год.

 Прожили они в любви и согласии более пятидесяти лет и всегда были благодарны нам за то, что помогли им соединить их сердца в те далёкие годы. В 2007 моя дорогая сестренка безвременно ушла из жизни. Через полгода умер и Володя. Пусть земля им будет пухом и вечная память.

Долгое время я не имел никаких сведений о брате Викторе. Майя рассказывала мне о том, что Витя не смог наладить отношения с мачехой в новой семье отца, и решил искать свой новый путь в жизни, тем более, что в начале пятидесятых годов отца перевели служить в ГДР.

Надо отдать должное брату в том, что, находясь  в интернате, он сумел закончить 10 классов и поехал искать работу в восточные районы страны. Я тревожился за него и не зря. Случилось так, что оказавшись на Урале в городе Нижний Тагил и работая на металлургическом комбинате, он заболел, и его счастье, что мощная профсоюзная организация комбината оплачивала его лечение и последующую реабилитацию в санаториях на Северном Кавказе.

 

 

Брат Виктор,

ветеран МВД.

Город Сочи, 1989 год.

 

Думаю, что сама жизнь и добрые люди, которые встречались на его пути, помогли ему выбрать правильный путь, отслужить положенный срок в Советской армии, окончить юридический факультет Уральского университета.

В это время отец уволился в запас и с новой семьёй проживал в городе Сочи Краснодарского края. Виктор решил поехать навестить отца, да так и остался в этом городе. Поступил в органы внутренних дел. Хоть и поздно, но женился. Его жена Татьяна тоже заочно получила юридическое образование, и долгие годы вместе с ним работала в Сочинскоком ГУВД. Сейчас оба на пенсии, у них две взрослые дочери и внук Серёжа. С апреля 2009 года Виктор с женой проживают в Германии, в городе Аугсбург.

Теперь, после короткого отступления, продолжу основную тему. После того, как я уладил Майины семейные дела, мы с Иринкой вернулись домой, где нас с нетерпением ждали Таня с Леночкой. Жизнь вошла в обычное русло.

Отношения с новым начальником оставались натянутыми, прежнего интереса к работе уже не было, к тому же меня не оставляла мысль о перемене места службы. Я продолжал интуитивно надеяться на перемены в нашей жизни и службе. И не ошибся. Вскоре меня вызвали в отдел кадров на собеседование, где мне было сделано предложение о переводе в другой округ и на должность, от которой я не мог отказаться, т. к.она открывала большие перспективы в моей карьере.

Я понимал, что буду служить в крайне неблагоприятных условиях проживания и работы на Юге страны, в Казахской ССР, но дело было интересным, перспективным и связано было с созданием, развитием и испытаниями ракетно-космической техники. Это была новая страница в укреплении ракетно-космического щита Родины, повышения её могущества.

Таким образом, нас ждал новый гарнизон, новая работа, новые люди. Заканчивалось время нашего пребывания в краю лесов и озёр, одном из красивейших уголков нашей Родины.

Эту главу хочу закончить строчками из замечательного стихотворения Кима Рыжова, которое называется «Карелия». Оно написано в 1960 году, примерно в период нашего там пребывания и поэтому так близко и созвучно нашим чувствам. Вот эти строки:

В разных краях оставляем мы сердца частицу,

В памяти бережно, бережно встречи храня...

Вот и теперь, мы никак не могли не влюбиться

Как не любить несравненные эти края!

Долго будет Карелия сниться,

Будут сниться до сих пор,

Остроконечных елей ресницы

Над голубыми глазами озёр…

 

Глава 21. И снова в путь, в знакомые края.

Здравствуй, Казахстан!

Наступила осень 1960 года. В канун 43-й годовщины Октябрьской революции меня вызвали в отдел кадров политотдела армии в Петрозаводск и предложили переезд в другой военный округ, на подполковничью должность, и с большим окладом денежного содержания. Если я дам согласие, то надо будет ехать в Москву, в Главное политическое управление и там получить назначение. Я позвонил Тане и получил её согласие. Кадровику я тоже дал согласие на перевод.

В Москве я узнал, что рекомендует меня полковник Павельев, бывший начальник политотдела 73 Воздушной армии. Теперь он в Среднеазиатском военном округе возглавляет политотдел крупного воинского объединения. В Главном политуправлении, я дал согласие и уехал домой ждать приказа, всё рассказал Тане и мы стали ждать вызова.

Его я получил в январе 1960 г. Я снова был в Главпуре, где мне вручили предписание о назначении на должность заместителя начальника испытательной группы по политической части с должностным окладом 160 рублей. Я обязан был прибыть в войсковую часть № 11284 через десять дней после сдачи старой должности.

Семья должна была остаться в гарнизоне, пока на новом месте я не получу квартиру. Проездные документы я получил до ст. Тюра-Там Кзыл-Ординской области Казахской ССР.

Я сдал дела и должность прибывшему замполиту, побыл дома, пока была возможность, решил, по возможности, хозяйственные дела, пообщался с семьёй. Тягостно было расставаться с Таней и детьми на длительное время и на такое расстояние. Одна надежда была на то, что на месте удастся быстрее решить жилищный вопрос и перевезти семью к месту службы.

Как я потом узнал, некоторые офицеры не выполнили требований руководства и привезли семьи, в том числе малолетних детей, и вынуждены были жить в землянках, в юртах казахских аулов и даже в районных городах области и по выходным дням ездить за десятки и сотни километров к своим семьям.

Я рад, что сия чаша миновала нас и с помощью моих начальников уже через четыре месяца я получил комнату в семейном общежитии, привёз семью, а ещё через три месяца мы получили двухкомнатную квартиру в новом доме.

Но это было потом, а сейчас мы прощались, я впервые уезжал от семьи так далеко. Мы понимали, что нам обоим будет нелегко друг без друга, что дети какое-то время будут расти без отца и что все домашние заботы лягут на хрупкие Танины плечи. Но что делать? Таковы превратности и особенности воинской службы.

Прощай, Север! Снова военная судьба делает крутой поворот в моей жизни, и скорый поезд Москва-Ташкент мчит меня на Юг, через полстраны, к новому месту службы.

На третьи сутки начались бескрайние степи, пустынный пейзаж мелькал за окном вагона: приземистый колючий саксаул, бегущие наперегонки перекати-поле, скотомогильники и родовые захоронения, полустанки с двумя-тремя юртами и загорелые до черноты, замурзанные ребятишки - казашата, машущие руками вслед поезду.

Эта унылая картина навевала тоску, заставляя вспоминать первые шаги своей офицерской службы в Северном Казахстане, куда я следовал через Урал и Сибирь. Ещё в поезде от попутчиков я узнал, что «тут недалеко ракеты запускают».

А подъезжая к пункту назначения, я увидел огромный периметр пустыни, огороженный колючей проволокой, и подумал: «Ну вот, это по-нашему, главное - застолбить и огородить территорию».

 







<< Назад | Прочтено: 612 | Автор: Бельченко А. |



Комментарии (0)
  • Редакция не несет ответственности за содержание блогов и за используемые в блогах картинки и фотографии.
    Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.


    Оставить комментарий могут только зарегистрированные пользователи портала.

    Войти >>

Удалить комментарий?


Внимание: Все ответы на этот комментарий, будут также удалены!

Авторы