Под зонтиком его интеллекта. Кобра в цветке банана

Ближайший к Пномпеню по-настоящему крупный город находится во Вьетнаме – это Хошимин (он же, по старинке, Сайгон). Неудивительно, что мы бывали там много раз. Жизнь в Пномпене сразу после Пол Пота не радовала: комендантский час, ежевечерняя стрельба то тут, то там, никаких супермаркетов, даже никакого мороженого. На этом фоне Сайгон (как мы его всегда между собой называли) был настоящей отдушиной. Именно отсюда везли в Пномпень и мороженое, и клубнику, и творог – то, чего в те времена в Камбодже попросту не могло быть…

Хотя от Пномпеня до Сайгона всего 240 километров, время в пути на машине иногда доходило до шести часов (по совершенно убитой – и местами откровенно опасной – дороге, зато с минимумом пограничных и таможенных формальностей). И – вот она, другая жизнь и берег дальний. Но в первой же поездке нас ждали сюрпризы.

Неподалеку от границы, уже на вьетнамской стороне, к северо-западу от дороги на Хошимин, стоит величественный храм. Во Вьетнаме неисчислимое количество разных религий и сект. А этот храм принадлежит религии Каодай, зародилась она как секта, а позднее, незадолго до объединения страны, переросла в подобие государства в государстве, даже с собственной армией. Среди «святых» – Сунь Ятсен, Виктор Гюго, Лев Толстой… Народная молва хранит предание о каодайских ходоках аж к самому «дедушке Ленину» – с предложением присоединиться к пантеону при жизни…

Государство в государстве благополучно кануло в Лету под напором коммунистов с севера, а вот яркая атрибутика культа осталась. Заходим в храм и окунаемся в непередаваемую атмосферу: море живой, какой-то трансцедентальной музыки, буйство ярчайших красок, шокирующие многоцветные одеяния служителей... Впрочем, более десяти минут выдержать это было невозможно. Мне стало физически дурно. Так что сфотографировали всю эту красоту на память и поехали дальше...

Уже вблизи Сайгона я заметила обширные и очень зелёные поля. Присмотрелась - оказалось, это ананасы, стоят стройно, как ёлочки, но какие-то гигантские. Спрашиваю Женю, а водитель услышал слово ананас и сходу начал мне объяснять, что это ещё не самые крупные, бывают и больше, 60 см в длину.

Въезжаем в Сайгон, на улицах настоящее броуновское движение. Всё вперемешку: велосипедисты, мотоциклы, велорикши и совсем немного автомобилей.

Стоим долго перед светофором и подъезжаем, наконец, к советскому торгпредству. Нас встречает с широкой улыбкой один из сотрудников. Выходим из машины, и через пару шагов я решаю возвратиться кое-что забрать. Поворачиваюсь и замираю в изумлении: что это за машина, ни решётки радиатора, ни дворников, ни подфарников?! Зову Женю – он тоже в ужасе, а человек из торгпредства смеётся от души: «Ну, вот вы и получили боевое крещение. Это Сайгон во всей его красе. Не волнуйтесь, через пару часов все эти причиндалы будут выставлены на продажу на авторынке. Поедем туда после обеда». Всё именно так и произошло. Женя с водителем быстренько нашли нужные запчасти на рынке – столь новых моделей «Тойоты» в городе почти не было, поэтому поиски оказались недолгими.

Но на этом наше первое разочарование Сайгоном не закончилось. Группа обученных детей-воришек по вечерам окучивала гуляющих по главной улице иностранцев.  Дело в том, что вьетнамские деньги – донги – стояли тогда очень низко. За какие-то 10 долларов вы получали увесистую пачку донгов. Мы гуляем по улице серебряных лавок, разглядываем на другой её стороне лавочки с красивой мебелью из красного дерева. Половина пачки лежит у меня в сумочке, другая – у Жени в сумочке на ремне брюк. В нагрудном кармане у него одна стодолларовая купюра. Я вижу, как он регулярно проверяет этот карман. И вдруг он вскрикивает. Сумочка на ремне уже пустая... Никто из нас ничего не заметил. Представляете, как здорово были обучены эти дети: раздеть автомобиль на светофоре или обчистить карманы у гуляющей публики не составляло для них никакого труда.

Для Жени же это было очень неприятное происшествие. Ведь буквально неделю назад он со всей командой ночевал в камбоджийских джунглях. В комнате, где они ужинали и рассматривали карты местности, остался лежать его атташе-кейс с несколькими тысячами долларов, в джунглях ведь не расплатишься карточкой. Утром обнаружилось, что кейса нет. Женя спросил хозяина, и тот вручил ему всё в целости и сохранности. Это сравнение было, конечно, не в пользу Сайгона и Вьетнама вообще.

Но в конце концов мы полюбили Сайгон. Как-то раз мы проезжали по одной из улиц с многочисленными лавками на колёсах, там всегда что-то жарилось. Женя выходит из машины, через 5 минут возвращается и приносит в бумажном кулёчке, в каких в Германии сегодня продают картофель фри, что-то тёмное, пахнет хорошо, но явно не картошка. Оказалось, это жареные шелковичные черви. Ни я, ни водитель не отважились отведать этот деликатес. А Женя довольно быстро всё доел и очень расхваливал. «Зачем? – спрашиваю я. Но я же востоковед, – отвечает он, – мне нужно всё знать и всё попробовать». Впоследствии мы всегда старались проезжать по этой улице, чтобы Женя мог купить себе жареных шелковичных червей. 

Гостиница «Каравелла» была в то время одной из лучших в городе (впрочем, она является таковой ещё и сегодня, правда, её перестроили). Спускаемся мы утром на завтрак, нас встречает метрдотель во фраке и белой крахмальной манишке. Чёрные набриолиненные волосы и абсолютно прямая спина. Столы покрыты белоснежными скатертями, а по залу бесшумно двигаются официанты, выглядящие точно так же, как их шеф, все немолодые.

Я спрашиваю у Жени: «Объясни, что здесь происходит». Он смеётся и говорит: «Подозреваю, что это бывшие владельцы гостиницы, лишившиеся при социализме своей собственности, теперь они готовы работать хотя бы так, зато могут поддерживать соответствующий уровень заведения». Все говорят по-французски. Заказываем наш любимый омлет с луком. Ну, а местные гости едят по утрам, как правило, очень наваристый суп под названием Куай Тиеу, любимый во всем Индокитае. Это прозрачный мясной бульон с рисовой лапшой, разными потрохами и креветками.

Недалеко от «Каравеллы» находится главная достопримечательность Сайгона – католический кафедральный Собор Сайгонской богоматери, Нотр-Дам-де-Сайгон. Он был возведён в период французского колониального господства и изрядно напоминает Нотр-Дам-де-Пари. С тех пор город сильно разросся и превратился в крупную метрополию, застроенную современными небоскрёбами. На их фоне собор выделяется непривычной архитектурой и этим привлекает внимание многочисленных туристов.

В то время вся журналистская братия собиралась в кафе «Живраль». Открылось оно ещё в самом начале двадцатого столетия. Всё здесь было на французский манер. Вьетнамцы очень гордились тем, что в этом кафе побывали многие французские знаменитости, а Грэм Грин, признанный классик английской литературы, написал здесь многие эпизоды романа «Тихий американец», одного из самых известных своих произведений. Грина неоднократно выдвигали на Нобелевскую премию по литературе, в том числе и за этот роман, но он, увы, так её и не получил...

Кафе «Живраль» славилось, прежде всего, великолепной выпечкой и сырами, но не только. Самые лучшие стейки из говяжьей вырезки также подавались именно здесь. Называется это блюдо Шатобриан. Но если вы заказываете его в Европе, вам предложат один или максимум два медальона. А в кафе «Живраль» порция состояла из четырёх увесистых стейков. Придя туда в первый раз, мы об этом не знали и осилить такую гору мяса, конечно, не смогли. В дальнейшем мы заказывали одну порцию на двоих. Кстати, это, пожалуй, единственное блюдо, которое на Востоке подают без риса.

Посмотрев сейчас в Интернете, я узнала, что кафе «Живраль» было превращено в кондитерскую, а потом здание, в котором оно размещалось, и вовсе снесли. Всё течёт, всё меняется, и приметы XX века, как это ни печально, везде постепенно исчезают. А тогда в Сайгоне были ещё и копии парижских ресторанов «Рекс» и «Максим», придававшие городу очаровательный французский флёр. Центр города изобиловал кабачками, которые любила посещать декадентствующая публика. Здесь под звуки джазовых стандартов тусовались люди, которые наверняка ещё помнили американцев из времён Вьетнамской войны.

О сайгонских рынках рассказать невозможно. Там можно было купить всё. Я же увлекалась тогда тончайшими шёлковыми блузками, которые здесь шили для Италии и Франции, но за малейший недостаток выбрасывали на местные рынки. Можно было составить себе гардероб из шёлковых юбок, блузок и брюк, и всё это вместе могло весить не более двух килограммов.

Как-то раз, в 1989-м году, раздаётся звонок из Москвы, но из трубки слышится незнакомый голос. Это был кто-то из программы «Взгляд», в то время самой популярной вечерней передачи на первом канале советского телевидения. Женю просят сделать для них какой-нибудь репортаж, такой, чтобы и интересно было, и весело, и, конечно, с экзотикой. Но только, пожалуйста, без официальных говорящих голов, без рассказов об угнетённом рабочем классе и о скором конце империализма. Мы долго смеялись. Тут нужно небольшое пояснение. Дело в том, что в советское время это был главный приём, который использовали наши журналисты в западных странах. Все они были довольно молодыми, отлично одетыми и хорошо выглядящими мужчинами. Выбирали для съёмок какое-нибудь мрачное место, чем хуже, тем лучше, и рассказывали об ужасных страданиях простых людей, об инфляции, о безработице и скором крахе империализма... Правда, скорый крах потерпел социализм. Капитализм, впрочем, тоже уже не тот, хотя ещё держится и даже бодрится...  

Итак, Женя посовещался с кинооператором, и они поехали, так сказать, «на объект». Вернулись довольные. Женя набросал какой-то текст, и мне было сказано: готовься, завтра поедешь с нами.

«Объектом» оказался небольшой ресторанчик, который специализировался на блюдах из кобры. Как всегда, вначале подали прохладительные напитки, а потом мы пошли осматривать и снимать «змеюшник». В первом загончике, огороженном мелкоячеистой сеткой, нашему взору предстал серый клубок извивающихся змей небольшого размера. Во втором отсеке - штук пять подвешенных за хвосты змей, все без голов, вниз в подставленную посуду стекает кровь. В общем, зрелище не из приятных. Головы с содержащимся в них ядом передаются в специальную лабораторию, там яд очищается и используется в производстве различных медицинских препаратов.

После обзора и съёмки всего этого «безобразия» нас усаживают за стол. Кочанову подают блюдо из кобры, которое называется «Кобра в цветке банана», но перед этим приносят рюмку с двухслойным алкогольным напитком: на дне кровь кобры, а сверху водка. Я напряглась: а вдруг там яд? Но, слава богу, всё обошлось, рюмка благополучно выпита. Все живы!

Я же вообще ничего змеиного пробовать не хотела. Но в конце концов меня уговорили на салат. На вид он выглядел как обычный салат «Цезарь», и если бы я не знала, что полоски белого мяса – это кобра, то была бы уверена, что это курица.

Репортаж так и назывался: «Кобра в цветке банана». Он прошёл с большим успехом. И ведущие «Взгляда», и мы были довольны. Правда, на следующий день в популярной газете «Московский комсомолец» появилась рецензия в довольно негативном ключе: мол, не нужно нарушать баланс экосистемы и убивать змей!

Правда, сейчас все эти экзотические ресторанчики запрещены и закрыты. Хотя блюда из черепах, кажется, всё ещё готовят и подают.

Елена Кочанова (Бонн)

Читайте также:

1. Под зонтиком его интеллекта. В Камбодже. Журнал «Партнёр», № 4 / 2024. Автор Е. Кочанова
2. Под зонтиком его интеллекта. Вспоминая с любовью Евгения Кочанова. Журнал «Партнёр», № 3 / 2024. Автор Е. Кочанова
3. Забытое путешествие. Вспоминая о Евгении Евтушенко. Журнал «Партнёр», № 5 / 2017. Автор Е. Кочанов