Время читать. Роман Саши Филиппенко «Кремулятор»

Москва, изд-во «Время», 2023.

«Кремулятор» – это точная метафора советского режима, который перемалывал в серую массу миллионы человеческих судеб. И последнюю точку в этих судьбах ставил герой нового романа Саши Филипенко.

Вполне был реальный человек, этот литературный герой. В 1927-м году в Москве открыли первый советский крематорий. Очень хотелось тогда всему миру показать, что в России всё теперь новое и что новый человек и умирает по-новому. Не христианское там какое-то погребение по старинке, а эргономичный, сугубо прогрессивный подход даже к самой смерти. Первым директором этого учреждения стал Петр Ильич Нестеренко. Именно он оказывал «горячий» прием тысячам людей после их смерти: инакомыслящим, мнимым шпионам, генералам, рядовым, а также тем, кто принимал решение их жизни отнять: судьям, следователям, нквдшникам … Это были годы Большого террора, и однажды кремулятор перемолол самого Нестеренко.

Кремулятор? Да что это за зверь такой? А это чисто техническое устройство, вроде мельницы, которое дотирает до пыли то, что остается после кремации.

Место для первого крематория определили в самом центре Москвы на территории Донского кладбища. Стоял там храм Серафима Саровского 1908 года постройки, его переделали, установили оборудование, и стал он одним из самых страшных мест в столице. Каждую ночь подъезжали сюда грузовики с телами расстрелянных, чтобы тайно их здесь кремировать и также тайно в общей могиле захоронить.

 «Это удивительная судьба, – говорит Саша Филипенко о своем герое Петре Нестеренко, – через неё можно показать весь XX век. Днем он в белой рубашке и строгом костюме кремирует то верхушки власти, то Маяковского, Горького, Орджоникидзе или академика Бехтерева, а по ночам ему привозят с Лубянки трупы, и он должен «подчищать» следы. В «Мемориале» огромный объем архивных документов по следственному делу Нестеренко. Еще десять лет назад эти документы не были засекречены в РФ, а сейчас снова всё закрыто, но я находил их в Европе, куда они за десять лет успели «уехать» в ксерокопиях…»

Московский Харон

Кем же был этот человек, первый директор первого крематория?

Дворянин из старинного русско-украинского рода, он появился на свет в Харьковской губернии, учился в городе Николаеве, затем в 1908 году окончил одесское юнкерское училище и, по Высочайшему повелению получив первый обер-офицерский чин – звание подпоручика, отбыл на действительную службу в Брест-Литовский крепостной пехотный полк и стремительно сделал блестящую военную карьеру. На фронтах Первой мировой был тяжело ранен, лечился, получал чины и награды. Затем его направили в Императорскую воздухоплавательную школу в Гатчине. И стал он военным летчиком. Когда грянул Октябрьский переворот, офицерское собрание постановило сражаться с большевиками до последнего, а Нестеренко назначили начальником гарнизона. Но в декабре 1917-го Гатчинская школа была переброшена на Харьковский аэродром. Спустя два месяца Нестеренко исполняет обязанности помощника командира Киевского авиационного парка Украинской Рады. А в августе 1918-го он, уже в звании полковника, помощник начальника авиации армии Деникина. Затем два года ожесточенных боев, Белая армия разгромлена, Деникин на английском линкоре отбывает в Англию, передав командование барону Врангелю, а Нестеренко в том же мае 1920-го становится белоэмигрантом. После мытарств в Стамбуле, на Балканах, в Париже, устав скитаться по углам и работать кем придется, он вернулся в Москву, решившись сотрудничать с советской властью.

«– И поэтому ты начал писать доносы?

– Доносов я никогда не писал...

Однако информацию о белой эмиграции собирал и нашим сотрудникам передавал, верно?

– Кое-что рассказывал, да…

– Давай мне тут без этого великодушного «кое-что рассказывал, да». Показывай, как ты стал одним из наших информаторов!..»

Еще из интервью с Филипенко: «Россию покидали самые чистые люди? Да нет. Эмиграция была разной. Бежал самый обыкновенный русский народ и по разным причинам. Нестеренко был белым офицером, к тому же деникинцем – он бежал, чтобы спастись, а не потому, что считал большевистский режим безнравственным. Нет, просто спастись. „Бессарабия, Сербия, Париж, – пишет он в своих письмах, – я устал и был благодарен возможности вернуться на родину…“»

Итак, в 1926-м он вернулся в Москву. Конечно, с его биографией и с такой анкетой к самолетам его и на пушечный выстрел не подпустили бы. Но специалистов в стране страшно не хватало. А Нестеренко, человека технически образованного, со знанием европейских языков, к тому же боевого офицера, а это означает, человека с крепкими нервами (а работа-то была не для слабонервных), грех было не использовать. Так он стал директором строящегося крематория. Он быстро разбирается с проектом и приглашает для устройства кремационных печей немецкую фирму «Топф и сыновья». К слову сказать, это та фирма, которая спустя 15 лет будет строить печи в нацистских лагерях, в частности в Аушвице, а потом, после Второй мировой войны, продолжит производить камины, отопительные устройства, калориферы, – всё для людей. Она успешно функционирует и сегодня, имея штаб-квартиру в Тюрингии, в Эрфурте.

 «– Ладно, Нестеренко, сегодня мы с тобой вот с чего начнем: расскажи мне, за сколько сгорает человек?

– Человек сгорает за полтора часа, товарищ следователь.

– Я уже говорил тебе, что я тебе не товарищ!

– Простите великодушно…

– Продолжай!

– Если причиной смерти становится расстрел, – спокойно и подробно объясняю я, – в ведерке с прахом остаются пули – одна, иногда две…

– Разве пули не плавятся при такой высокой температуре?

– Это зависит от сердечника…

– Понимаю… Показывай дальше!

– А что дальше?

– Нестеренко, показывай с того места, на котором вы со следователем остановились в Москве, рассказывай относительно ночи, когда в крематорий приехал Голов и потребовал от тебя выдать ему прах Зиновьева и Каменева…»

И вот 23 июня 1941 года. Спустя сутки со дня объявления войны в Москве арестовано около 1100 потенциальных шпионов, диверсантов, изменников Родины. Арестован и Нестеренко. Слишком много тайн Лубянки узнал он, видно, на своих ночных дежурствах. Из Москвы его перевезут в Саратов, а там его ждут полтора года допросов и беспощадный финал в расстрельном подвале саратовской тюрьмы. Жуткая судьба у этого русского офицера.

А теперь, наконец, об авторе

Саша Филипенко – писатель, тиражи которого в Германии выше, чем в России. Сейчас ему 38 лет, а «Кремулятор» между тем уже шестой его роман. Плодовитость потрясающая. Он пишет по роману в год. И на какую из книг ни посмотри – всё чем-нибудь примечательна. Рассказать и пересказывать хочется каждую. Сюжеты, темы, параллели, которые он предлагает читателю провести и осознать, актуальны, неожиданны и всегда остроумны. То, что Саша Филипенко какое-то время работал сценаристом на Первом канале и писал тексты для шоу Ивана Урганта, дает представление о высоком качестве его юмора. Переведены его книги не только на немецкий, но и на французский, чешский, венгерский, польский, итальянский, английский, хорватский, голландский, испанский, японский, шведский, словацкий, тайский языки. Пьесы по его романам ставили в московском «Гоголь-центре», в Александринском театре в Петербурге и в Киеве. А в родном его городе Минске пьесы, как и его книги, запрещены. В 2021 году ПЕН-клуб объявил Филипенко жертвой цензуры. Гражданин Беларуси, он пишет на русском и белорусском языках. После протестов 2020-го года он стал голосом белорусской оппозиции и одним из главных врагов Лукашенко. Живет в Берлине.

Работая над «Кремулятором», Филипенко повторил сложный маршрут своего героя – был и в Стамбуле, и в Варшаве, и в Париже, и в Саратове. Но «Кремулятор» всё-таки не нон-фикшн, а художественная реконструкция этой невероятной судьбы … Совершенно невероятной и отражающей кровавый ХХ век. Роман по большей части имеет форму разговора Петра Нестеренко с его возлюбленной – актрисой по имени Вера, приговоренной к высшей мере наказания. В реальности такой женщины не существовало.

«Мой враг не белый и не красный, враг мой не черный, не серый и не желтый – враг мой всегда только один: мой враг – любой человек. С детства мне талдычат, что я должен поступать честно, но как согласиться с этим, если никому не нужные теперь качества влекут за собой неминуемую смерть? К чему эта доблесть? К чему верность и чистота? Кому они нужны? Будущим читателям этого дневника, которые однажды найдут его на блошином рынке и, взяв за бесценок, удобно устроившись в своих креслах, будут умиляться стойкости и благородству белых офицеров?»

Истории из крематория

На Донском кладбище есть общая могила с маленькой табличкой «Захоронение невостребованных прахов». На ней около 400-х табличек с именами тех, чьи тела привозили сюда ночные грузовики с Лубянки. Здесь имена Мейерхольда, Блюхера, Тухачевского… А всего в этой могиле похоронено около десяти тысяч человек, имена которых неизвестны.

Еще там есть одна могила, совсем близко от входа. Здесь лежит Василий Блохин, комендант. За могилой ухаживают школьные патриотические отряды. А этот человек, между прочими, был главным палачом СССР. Такая у него была должность. В «Мемориале» хранятся сталинские расстрельные списки, т.е. те, которые подписывал к расстрелу сам Сталин. Если приговоренный оказывался в этом списке, его надлежало перевезти в Москву и сдать коменданту Лубянки, в обязанности которого входило приведение приговора в исполнение. Комендант Василий Блохин надевал каждую ночь свой кожаный фартук и … исполнял. Он мог расстрелять иногда до трехсот человек за ночь. Останавливался, если пистолет перегревался. Техника не выдерживала. А он ничего, справлялся. Ну, и в 1934-м его самого расстреляли. Однако на Донском кладбище у него лучшее место, и профессия на табличке указана скромно «комендант». А вот «палач, который с 1926 по 1934 руководил расстрелами в самом сердце Большого террора» – нет, так не написали.

 «Чазов бежал. Сперва из ямы, а затем и из города. Чазов приехал в столицу, чтобы рассказать московским следователям, что там, далеко в провинции, существуют перегибы на местах. Выслушав его, столичный дознаватель был обескуражен – прежде всего, работой новосибирских коллег. Халтуру осудили, а Чазова постановили расстрелять повторно и наверняка. Ответственное задание поручили самому опытному палачу Советского Союза – товарищу Блохину, и следует отметить, моя дорогая, что Василий Михайлович не подвел.

– Что ты еще можешь сказать о работе Блохина?

– А что еще можно сказать? Старательный товарищ … Впрочем, я знаю людей, которые Блохина критикуют. Одни говорят, что всякий раз после расстрелов он устраивает пьянки (что правда), другие – что время от времени присваивает себе вещи убитых (что тоже так) ...»

«Кремулятор», новый роман Саши Филипенко, читается запоем, двести его страниц проглатываются за ночь. Вышедшая полгода назад книга переведена на 16 языков и стала бестселлером.

Ее можно найти и заказать в Интернете как в бумажном, так в электронном виде, записана и аудиоверсия. Читайте обязательно и готовьте вопросы к автору. Интервью с Сашей Филипенко скоро появится в нашем журнале.

Наталья Ухова (Бохум)

Читайте также:

1. Толстой навсегда. Книги П. Басинского о Льве Толстом. Журнал «Партнёр», № 9 / 2018. Автор Н. Ухова
2. Время читать: Светлана Алексиевич, «Чернобыльская молитва». Журнал «Партнёр», № 9 / 2019. Автор Н. Ухова
3. Андрей Зализняк. «Прогулки по Европе». Время читать. Журнал «Партнёр», № 7 / 2019. Автор Н. Ухова.
4. Дмитрий Быков. Роман «Июнь». Время читать. Журнал «Партнёр», № 6 / 2019. Автор Н. Ухова
5. Время читать. Роман Ромена Гари «Обещание на рассвете». Журнал «Партнёр», № 3 / 2019. Автор Н. Ухова