Литературный Рейн. Борис Замятин

  Борис Замятин – писатель со своей интонацией. Он внимательно всматривается в окружающую его жизнь, подмечает ее реалии. Люди предстают в его рассказах такими, какие они есть в своей повседневной жизни, с их мыслями, поступками, переживаниями, за которыми порой скрыта серьезная человеческая драма.

  Публиковался в журналах «Дружба народов», «Грани», «Родная речь» и множестве других , в альманахах поэзии, поэтических сборниках и сборниках афоризмов, автор трех книг, член СП Москвы, постоянный автор 16-й полосы «Литературной газеты», лауреат премии «Золотой теленок» и некоторых других премий. Неслучайно, работающий в разных жанрах, Замятин в том числе отдает дань и стихам, и переводам, и афористике. Читатели могут познакомиться с некоторыми из его иронических фраз.

  Надеюсь, мы еще будем возвращаться к творчеству Бориса Замятина, но публикуемый сегодня рассказ «Там, наверху», как нам кажется, удачно иллюстрирует присущую его художественному мышлению притчевость.

Даниил ЧконияБорис ЗАМЯТИН

Там, наверху
Рассказ

  Посреди крупной стройки в маленьком бетонном колодце жила лягушка.

  Она смутно помнила, как попала сюда и откуда. Память сохранила только шум дождя на болоте, запах гниющей травы и зеленовато-мягкий цвет всегда тёплой воды. В колодце лягушке жилось плохо. Не было простора, раздражали гладкие стены, на которых нельзя было даже посидеть и погреться на солнышке. Постепенно лягушка привыкла к одиночеству, научилась отличать ругань прорабов от рёва бульдозеров, обеденные перерывы от перекуров и даже плохих людей от хороших. К плохим людям она относила всех, кто кидал в неё камешки. Но самой большой неприятностью для лягушки был насос. Он стоял высоко наверху и включался неожиданно и шумно. Вода в колодце начинала стремительно убывать, пока не обнажалась жуткая стальная пасть клапана. Лягушка пугалась и изо всех сил жалась в дальний угол к холодной стенке, сопротивляясь увлекающему току воды. Но всегда в самый последний момент насос выключался, прибегал долговязый парень и долго умело ругался. Он кричал, что такая автоматика никуда не годится, что никому ничего не надо, что так больше работать нельзя, потом что-то делал там наверху, и колодец заполнялся леденящей противной чистой водой. В такие минуты лягушка страдала от холода и отсутствия товарищей по несчастью. Но по природе своей она была оптимисткой и недолго предавалась отчаянию. Она знала, что безвыходных положений не бывает, важно только не потерять присутствие духа.

  Случалось, что насос не включался несколько дней и вода в колодце поднималась почти до самого верха. Это были самые счастливые моменты в её жизни.

  Вода прогревалась сильнее обычного, начинала зеленеть и приобретала тревожный, едва уловимый запах давно забытого детства.

  „Еще чуть-чуть!“ – молила лягушка. Если бы ещё немного вода поднялась, можно было бы выпрыгнуть туда, на стенку, наверх, а там... Что будет там, лягушка не знала, но твёрдо верила, что там, наверху, всё изменится к лучшему.

  Ведь она была оптимисткой!

  Но неизменно кто-то включал насос, вода опять убывала, и всё начиналось сначала.

  Как-то, когда лягушка примостилась в солнечном углу и по затихающему шуму определила, что наступил обеденный перерыв, к колодцу подошли двое мужчин. Один маленький с черной бородкой в защитной рубахе с распахнутым воротом, второй – высокий, по пояс голый, с пёстрой косынкой на шее. Они склонились над колодцем. Высокий вынул изо рта окурок и швырнул вниз. Окурок прошипел около лягушки, и она прыгнула в другой угол.

  – Смотри-ка, лягушки уже развелись, – сказал маленький, и его чёрная бородка исчезла из проёма над колодцем.

  «За камешком нагнулся, плохой человек», – подумала лягушка и приготовилась нырять.

  Она не боялась плохих людей, никто из них ещё ни разу в неё не попал, но её злило их тупое желание добиться своего, хотя это довольно быстро им надоедало.

  Наконец рука маленького появилась над колодцем, и камешек звонко стукнул в стенку. Лягушка даже не шевельнулась.

  – Ишь ты, какая смелая, – удивился маленький и взял камень покрупнее.

  Лягушка приготовилась. Маленький долго жмурил глаз, потом размахнулся, и камень полетел прямо в лягушку. Но она уже нырнула и постаралась пробыть под водой как можно дольше. Когда она вынырнула, защитной рубашки не было. На ярком фоне неба маячила только шея с пёстрым платком.

  – Далась тебе эта лягушка, пусть себе живёт, – услыхала она голос высокого.

  – Хороший человек, дай тебе Бог, – подумала лягушка, но размышлять было некогда, над проёмом возникла чёрная бородка и пришлось снова надолго нырять.

  Как только она вынырнула, рядом так плюхнуло, что, не переводя дыхания, она снова ушла на глубину.

  «За что? – прислушиваясь к частым ударам сердца, – думала лягушка. – Что я тебе сделала?» – интуиция подсказывала ей, что на этот раз дело серьёзно. Больше под водой она оставаться не могла, пришлось высунуться на поверхность, чтоб набрать воздух. Рядом моментально бухнул камень. Лягушка опять нырнула, потом снова вверх, потом вниз и снова на поверхность. Наконец лягушка так устала, что не могла уже долго быть под водой.

  «Не может быть, чтобы попал, не может, не должен», – стучало в мозгу, она почти обезумела и только могучий инстинкт заставлял её уходить от безжалостных камней.

  – Ну, не надоело тебе? – уговаривал высокий, – полный колодец накидал, скоро обед кончится.

  – Чтобы я, да не попал в какую-то лягушку, – не сдавался маленький, – плохо ты меня знаешь.

  Он взял огромный булыжник и, почти не целясь, метнул. Лягушки очень долго не было. Когда она выплыла, вокруг неё растеклось красное пятно.

  – Ну, доволен? Убил-таки, – зло сказал высокий, срывая с шеи косынку, – мешала она тебе?

  – Что ты разнылся, – сказал маленький, – подумаешь, лягушку убил. Что, у неё планы на будущее были?

  Если бы лягушка могла их слышать, то она хотя бы мысленно возразила о планах на будущее. Но для неё всё было кончено.

  Она ещё немного поплавала брюшком кверху, потом включился насос, и её потащило прямо к страшному клапану, которого она уже не боялась.

  После обеда пошел сильный дождь.

Советы начинающим писателям

  Если вы не знаете, с чего начать, начните с заявления в Союз писателей.

  Начинайте после сорока. К пятидесяти у вас появится шанс снова стать молодым (писателем).

  Не читайте рукописи жене. Читайте только очень близким людям.

  Проверьте свои способности. Если у вас не получаются стихи, вы – прозаик, а если ни стихи, ни проза, вы – критик.

  Чтобы докопаться до человеческой души, начинайте не с пера, а с лопаты.

  Если в столичной редакции вас послали подальше, считайте, что это хорошая рекомендация для периферии.

  Чтобы получить право на банальность, надо сначала доказать свою оригинальность.

  Если ваши вещи не берут в редакциях, предложите их в комиссионке.

  Хотите, чтобы вас печатали – больше пишите. Хотите, чтобы вас читали – больше читайте.

  Не упоминайте всуе имя свое.

  Хотите, чтобы к вам прислушались? Говорите шепотом.

  Не описывайте своих друзей, а вдруг вас всё же напечатают?!

  Если вы чувствуете, что чего-то не хватает, ставьте точку.

  Писатель – это не тот, кто пишет, а тот, которого читают.

  Художник не обязательно должен быть писателем, а вот писатель художником – непременно.

  Не продавайте душу дьяволу. Уж лучше отдайте Богу!

Объявлены финалисты «Русского Букера» - 2007

Дорогие читатели!

  Нельзя не поделиться радостью, которую испытываем сегодня мы, причастные к изданию журнала «Зарубежные записки», редколлегия журнала, сотрудники издательства «Партнер»! Роман писателя Юрия Малецкого «Конец иглы», опубликованный в седьмой книге журнала «Зарубежные записки» (№ 3, 2006), вошел в финал премии «Русский Букер» 2007 года.

  Вот официальная публикация букеровского сайта.

3 октября 2007 г.

  Сегодня на пресс-конференции в гостинице «Золотое Кольцо» (Москва) жюри литературной премии «РУССКИЙ БУКЕР» огласило «короткий список» произведений, составивших шестерку финалистов премии 2007 года за лучший роман на русском языке:

  Дмитриев Андрей, «Бухта Радости», М: Знамя, № 4, 2007
Иличевский Александр, «Матисс», М: ж-л «Новый мир», № 2-3, 2007
Малецкий Юрий, «Конец иглы», Дортмунд: Partner Verlag, ж-л «Зарубежные записки», книга 7, № 3, 2006
Сахновский Игорь, «Человек, который знал все», М: Вагриус, 2007
Тарн Алекс, «Бог не играет в кости», М: «Русь»-«Олимп», 2006
Улицкая Людмила, «Даниэль Штайн, переводчик», М: ЭКСМО, 2007

   В этом году жюри, в состав которого вошли авторитетнейшие фигуры: прозаик и переводчик Асар Эппель, прозаик Олег Зайончковский, критик и эссеист Самуил Лурье, поэт и прозаик Олеся Николаева, театральный режиссер Генриетта Яновская, - допустило к конкурсу из 78 выдвинутых романов 33 произведения. Комментируя выбор шести финалистов, сделанный 16-м по счету Букеровским жюри, Асар Эппель сказал: «Достойных произведений оказалось больше, чем шесть, что привело к неизбежным и огорчительным потерям. Однако такова, увы, работа всякого жюри».

   Сведущий читатель не может не оценить уровень авторов. Здесь все авторы именитые, включая уже получавшую «Букера» Людмилу Улицкую; выходившего несколько лет назад в финал того же Малецкого; уже отмеченного разными премиями молодого Александра Иличевского, успеху которого мы тоже рады (у нас в «Зарубежных записках» Иличевский фигурирует в качестве автора в только что вышедшем №3, книга 11, 2007 года)!

  В финале – три известных издательства («Вагриус», «Олимп», «Эксмо»), три признанных журнала («Знамя», «Новый мир» и «Зарубежные записки»). Хорошая компания! И независимо от того, кто будет объявлен победителем 5 декабря нынешнего года, каждый из финалистов уже является лауреатом «Букера», что само по себе является серьезной творческой победой!

  Нам этот успех важен вдвойне. Дело в том, что Юрий Малецкий первый вариант этого произведения написал еще в 1983 году, будучи совсем молодым и неискушенным автором. Сложное философское произведение, требующее огромной психологической достоверности в передаче внутреннего состояния и внутренних монологов героини, очень пожилой, умирающей женщины, требовало большого мастерства, которым Малецкий в силу своей одаренности обладает природно, но и большого человеческого жизненного и нравственного опыта, которым молодой автор тогда не обладал. Отсюда неудовлетворенность сделанным, свойственная Малецкому всегда.

  Заместитель главного редактора и душа нашего журнала Лариса Щиголь, писательский авторитет и редакторская квалификация которой позволяют ей успешно работать со многими нашими авторами, узнав об этой постоянно преследующей писателя неудовлетворенности прежним вариантом произведения, буквально спровоцировала его на написание, по сути дела, новой вещи – компактного романа «Конец иглы», который мы и опубликовали, а затем, убежденные в высоких достоинствах произведения, выдвинули на Букеровскую премию. Надеюсь, вам понятна радость, которую мы испытали, убедившись, что авторитетное жюри тоже высоко оценило работу Юрия Малецкого!

  Пусть простят меня читатели за самоцитату, но вот что я писал, отвечая на анкету журнала «Дружба народов» (№1, 2007) о своих читательских впечатлениях за 2006 год, где, помимо других авторов, говорил и о Малецком: «Роман «Конец иглы» Юрия Малецкого — событие! Я, разумеется, оказываюсь в неловком положении, будучи редактором выходящего в Германии ежеквартального журнала «Зарубежные записки», но здесь в своей объективности абсолютно убежден. Всякое литературное сочинение пересказывать бессмысленно, в случае же с «Концом иглы» - дело и вовсе безнадежное… потому, что в этой вещи плотность и точность выверенного слова перевешены невероятной плотностью мысли, следить за ходом которой сложно и предельно интересно! «Конец иглы» - это «поток сознания» героини, которая вспоминает свою прошедшую и уходящую жизнь, что является «вторым», вспомогательным сюжетом произведения и происходит на фоне «первого», основного, ибо главный сюжет - осмысление ею своего ухода, своего умирания, своего физического исчезновения, и если прошедшая жизнь - вспоминается, то переход в Смерть, переход в Ничто Навсегда и в Ничто Никуда - именно осмысливается. «Конец иглы» - это напряженное философско-психологическое исследование умирания, исчезновения, которое ведет Малецкий. Это же - исследование того, что происходит с «душой» героини, принимающей существование Силы, как она в своем, «атеистическом» смолоду, мироощущении это называет. Что происходит с «душой», есть ли уход физический тела одновременно и процесс исчезновения души - главная тема этого многослойного произведения. Не уверен, что по большому счету такое исследование в русской литературе конца прошлого - начала этого века вообще предпринималось, во всяком случае - на столь высоком художественно-психологическом уровне!»

  А вот некоторые суждения критика Татьяны Казариной из ее рецензии, опубликованной в той же «Дружбе народов» (№ 8, 2007):

  «Главное для автора - смерть и есть ли что за смертью, а я, повторяю, смерти заранее не боюсь, а есть ли что там - мне, как и всем, разумеется, интересно, но в меру, как и всем. А автор и его героиня с какого-то момента растянутого конца ее жизни просто патологически охвачены этим вопросом, они попали в плен к нему и ни о чем другом не думают, кроме как - есть ли выход из этого положения, можно ли убежать из плена? Конечно, нельзя, а потому и думать об этом раньше времени нечего, успеешь еще ужаснуться, а пока живешь - живи, а будешь помирать - умри, а там видно будет - или ничего не будет видно никому, и тебе, и тебя-то не будет, ты и не узнаешь, что умерла, так чего вообще бояться. Но главное не в этом, а в том, что я уже сказала: в том, что Малецкий формулирует, как умный, умом, а я, как дура, переживаю сердцем. Почему — я тоже сказала уже: потому что он, сознательно или нет, заимствовал этот прием средневековья: работать художество - голой головной мыслью, но мыслить при этом только о самом высоком, самом главном, доводя головную мысль до такого изнеможения (это уже чуть позже, но в полной связи с предыдущим временем средневековья), до такой рассудочной рассудочности («готической души рассудочная пропасть»), что перед нами именно пропасть, бездна и вниз, и вверх, а попавши в страшенную бездну, перестаешь думать рассудком, а начинаешь поневоле думать сердцем, т.е. именно - переживать.»

  И уж пусть простят меня читатели за долгое цитирование, но не могу не привести несколько суждений авторитетного критика Евгения Ермолина из его новомировской рецензии на роман Малецкого («Новый мир» №9, 2007):

  «Может быть, это не для всех очевидно, но я давно и твердо уверен, что Юрий Малецкий - лидер современной русской прозы религиозного горизонта. И лишь глобальные деформации актуальной литературной карты мешают многим это принять и осознать. Новая вещь подтверждает этот его статус. Скажу больше: она и для самого автора открывает иные возможности и перспективу… “Конец иглы”, думаю я, обречен на то, чтобы представительствовать от текущего момента русской словесности и в исторической перспективе, и в пространстве мировой литературы начала XXI века. Книга итога. Финальная книга провального русского века. Так бы я определил “Конец иглы” в историческом ракурсе его содержания… кризис падшего духа, страстного и познавшего свою обреченность смерти, эту подмену веры ее хилиастическим суррогатом, тот специфический сплав рационализма и мистики в анафемской душе советского человека, распятого между грубым бытом и тотальным идеологическим проектом, сброшенного на дно тартара. Крайне актуальный пафос сегодняшнего момента - пафос финальности — получает в этой прозе Малецкого радикально-экзистенциальное выражение. Ближе к финалу своего романа Малецкий создает ряд сцен, которые прошибают насквозь. Такой силы и ясности, такой ответственной решимости духовное письмо - уникальное событие в нашей литературе последних десятилетий.»

  Поздравляя нашего друга и коллегу, прозаика Юрия Малецкого с заслуженным успехом, мы искренне поздравляем и себя!

Даниил Чкония