«Специальная историческая операция» Владимира Путина

Недавнее интервью российского президента Такеру Карлсону вызвало вал аналитических публикаций и комментариев, в некоторых из которых утверждается, что материал интервью позволяет диагностировать у собеседника Т. Карлсона признаки психического расстройства. Приходится задаваться вопросом, следует ли специалисту по культуре памяти делать его предметом своего исследования или лучше уступить место представителям иной дисциплины?

К сожалению, такая попытка устраниться от обсуждения была бы ошибкой. На обоснование заявлений Путина об историческом прошлом работают научные институции. Так, в апреле 2023 г. Росархив выпустил 800-страничный сборник документов для обоснования статьи Путина «Об историческом единстве русских и украинцев» (2021 г.): в сборнике за каждым тезисом статьи Путина следует серия подтверждающих этот тезис извлечений из исторических документов.

Прежде всего, обращает на себя внимание сам способ, каким вводится в интервью «маленькая историческая справка» (фактически растянувшаяся на весь первый час). Она предлагается Путиным своему собеседнику вместо ответа на вопрос, как он, обосновывая начало полномасштабного вторжения в Украину 24 февраля 2022 г. готовностью США напасть на Россию, пришёл к такому странному выводу. Резкий уход от текущих событий к 862 году и рассказу о призвании новгородцами варягов выглядит нелепостью, подменой предмета разговора.

Я предположил бы, что «рассказ о происхождении» подменяет собой причинное объяснение и наделяет рассказчика уверенностью в овладении «силами истории», и вместе с тем – способностью и властью «исправить» исторические ошибки. Перед нами такая разновидность историцизма, в которой прошлое предмета стремится заместить собой его настоящее и будущее. На протяжении первого получаса интервью Карлсон неоднократно пытается прервать историческое повествование и заставить своего собеседника ответить на вопрос: чем вызвано его нападение на Украину 24 февраля 2022 года – и всякий раз вместо ответа получает отсылку ко временам Богдана Хмельницкого или Сталина. Сказывание «мифа о происхождении» и есть, в представлении Путина, причинное объяснение.

Давно отмечалось, что в основе представлений Путина об отечественной истории лежит нарратив, условно называемый карамзинским. В этом нарративе древняя Русь отождествляется с современной Россией, историческая и политическая субъектность украинского и белорусского народов игнорируется, а целью и смыслом самого исторического повествования оказывается демонстрация и утверждение тезиса: «Россия основалась победами и единоначалием, гибла от разновластия, а спаслась мудрым самодержавием» (Карамзин, «Записка о древней и новой России»).

Ни один современный историк не назовёт Киевскую Русь Россией. Это было бы такой же нелепостью, как называть франков Хлодвига, говоривших на наречии, близком к современному нидерландскому, французами. Однако Путин, как за двести лет до него Н.М. Карамзин, делает это без стеснения. Как для Карамзина, для Путина 862 год и призвание новгородцами Рюрика на княжение знаменуют «создание Российского [централизованного] государства». Дальнейшие утверждения о существовании в Киевской Руси «единого языка, единой власти и единой веры» едва ли подлежат обсуждению с точки зрения современной исторической науки. В целом, «древнерусские» эпизоды путинского «исторического экскурса» звучат как пересказ школьником-троечником соответствующих страниц Карамзина.

Образование Великого княжества Литовского и Речи Посполитой описывается Путиным не как результат захвата коварными литовцами и поляками ослабевших от монгольского вторжения территорий «юго– западной России», как можно было бы ожидать от такого рода изложения, а как следствие обольщения европейскими ценностями: «часть русских земель … начала постепенно тянуться к другому магниту». Естественно, коварные поляки этим воспользовались, принявшись «ополячивать» доверившихся им русских, внушать, что они особый народ: «не совсем русские».

Таким образом, наряду с тропом обольщения, при объяснении возникновения Украины и украинцев используется известный ещё со времён Валуевского циркуляра (1863) троп порчи: украинский язык – результат «порчи» поляками изначального «общерусского» языка; сама идея особого украинского народа – «порча» исходной «общерусскости». То и другое – результат враждебных действий внешних сил.

Далее Путин допускает ошибку даже не троечника, а двоечника и относит события XVI-XVII веков к более ранним векам, XIII, XIV... Об этом писали уже многие. Ну, что там ошибка на 400 лет? Однако сама эта ошибка позволяет заметить характерную черту путинского исторического воображения. Речь Путина рядится в одежды модерного исторического нарратива, с его пафосом точных дат. Однако это иллюзия: всё сколько-нибудь отдалённое прошлое мыслится им в модусе не различающего «давно», в котором сливаются события XIII и XVII вв., описываясь общим «это всё продолжалось до революции».

Тема «украинизации» как результате заговора внешних враждебных сил появляется в интервью вновь на одиннадцатой минуте: накануне Первой мировой войны «идея, родившаяся когда-то в Польше … начала продвигаться и австрийским генеральным штабом». Здесь позволю себе два замечания.

Прежде всего, в своих исторических рассуждениях Путин не оригинален. Он действует как компилятор, собирающий общие места, отработанные за последние полтора-два столетия в антиукраинской полемике. Представление об «австрийском генштабе» как авторе идеи Украины восходит к годам Первой мировой войны. В своей вышедшей в 1966 г. книге Николай Ульянов пишет, что в русской эмигрантской литературе «авторство» украинского национализма приписывается либо австрийцам, либо полякам. Путин, как видим, принимает оба варианта.

Во-вторых, на исходе второго года полномасштабной войны изменяется, по сравнению с путинской статьёй 2021 года «Об историческом единстве…», способ описания украинцев. Автор статьи признаёт за украинцами по крайней мере право на национальную культуру, отказывая им лишь в политической субъектности. Речь Путина начала 24 года избавляется от лишних сложностей и противоречий: украинцы здесь – лишь результат реализуемого враждебными внешними силами заговора: «порчи» изначально русских людей.

В 1921 г. в результате войны с Польшей, которая описывается Путиным как эпизод «гражданской войны», Россия «теряет» западные территории Украины. Таким образом, вновь подчёркивается отсутствие субъектности украинцев. В оптике Путина нет ни Центральной Рады, ни Западно- Украинской народной республики, ни польско-украинских сражений за Львов в 1918-1919 гг.; есть лишь территории «западной России», которые в XIII веке «потянулись» к Европе, претерпели в результате этого «ополячивание», в 1654 г. «вернулись» в «Российскую империю», а в 1921 г. вновь оказались захвачены поляками.

Поражает антипольский пафос следующего фрагмента интервью. Заявляется, что Гитлер «предлагал» заключить с Польшей мир, «упрашивал отдать мирно» Данцигский коридор. И лишь не преуспев в своих «мирных инициативах», был вынужден напасть: «…всё-таки вынудили, поляки вынудили, они заигрались и вынудили Гитлера начать Вторую мировую войну именно с них».

Очевидно, в воображении Путина «великая держава», утратившая по той или иной причине часть своих территорий в момент слабости, имеет полное право их впоследствии «вернуть», оказавшись возглавлена «великим лидером». Этим фактически оправдывается нападение Гитлера на Польшу в 1939 г., а ответственность за развязывание Второй мировой войны (это троекратное «вынудили»!) перекладывается на жертву нападения. Вопрос о том, подпадает ли этот фрагмент интервью Путина под действие российского закона «Реабилитация нацизма» (УК РФ, ст. 354.1), я бы оставил юристам.

Любопытно, что Путин вскользь признаёт существование секретных протоколов к пакту Молотова – Риббентропа. Захват территорий Восточной Польши ожидаемо описывается им как «возвращение России на свои исторические территории». Последний тезис, ещё в 2016 г. вошедший в разных формулировках в российские учебники истории, особенно любопытен, учитывая, что он распространяется и на те области Украины (Львовскую, Ивано-Франковскую), которые в Российскую империю не входили никогда.

На 17-й минуте интервью повторяется привычный уже в путинских «исторических лекциях» троп о создании Украины («которая до сих пор вообще не существовала») Лениным и о включении им в пределы УССР и тех территорий, которые «раньше никогда не назывались Украиной». Очевидно, что тезис о создании Лениным Украины «из ничего» противоречит упрёку за включение в УССР некоторых территорий, которые прежде Украиной не были: сам упрёк подразумевает, что другие территории УССР были Украиной и до Ленина. Территории, которые парой минут ранее объявлялись «историческими территориями» России, в 1939 г. возвращенными из польского пленения, теперь оказываются «польскими» территориями, переданными Советской Украине, и так далее.

Впрочем, едва ли можно требовать от «исторических лекций» Путина логической непротиворечивости. Согласование высказываний подчиняется здесь логике не формальной и не исторической, а исключительно сюжетной, повествовательной. Для Путина здесь значим только в очередной раз демонстрируемый вывод: «Украина – искусственное государство». Если украинцев, по существу, нет, если они – всего лишь впавшие в странное прельщение русские (троп «мы – один народ»), «Российское государство» имеет право распоряжаться их территорией и их жизнями.

Не случайно на протяжении всей следующей части «исторической лекции», посвящённой событиям последних тридцати лет, развиваются тропы предательства и неблагодарности – неблагодарности Украины, которую Россия, добровольно инициировавшая «развал СССР», «отпустила» вместе со всеми территориальными «подарками», полученными за советский период, и неблагодарности США, которые не пожелали рассматривать Россию Ельцина и Путина как равного себе партнёра.

«Агенты украинскости» в этой части «исторического» повествования – уже не поляки или австрийцы, а поддерживаемые всё тем же Западом (прежде всего, США) украинские «националисты и неонацисты». Подчёркиваемая синонимия двух последних терминов играет в антиукраинской риторике Кремля и лично Путина огромную роль. Эта синонимия позволяет с лёгкостью осуществлять софистическое замещение, наделяя украинца, не желающего считать себя русским, воображаемыми чертами «фашиста», тем самым легитимируя борьбу с ним – как репрессии против украинских диссидентов в советские годы, так и нынешнюю войну Путина против Украины.

На этом нарратологический (сюжетный) анализ «исторической части» интервью можно считать завершённым. «Историзм» Путина – это род мимикрии. В основе повествования лежит крайне простой конструкт: «украинцы – это русские, органическая часть «Российского государства», и значит, на них должна распространяться его [т.е. моя, Путина] власть». Этот конструкт развивается в серии тропов, для артикуляции которых используется набор крайне тенденциозно отобранных исторических сведений. Благодаря этому выстраивается сюжетно связанная последовательность событий, имен, дат, имеющая для неспециалиста вид убедительного, научно фундированного повествования. Исторический «метод» Путина – это «специальная историческая операция».

Алексей Каменских (Бохум)

Читайте также

1. Война в Украине. Спор славян между собой? Журнал «Партнёр», № 4 / 2022.