О насилии в семье

Ирина Навара (Франкфурт-на-Майне)

У людей, длительное время проживших в определенной среде, некоторые явления жизни уже не вызывают категоричного отторжения. Они просто абстрагируются от реальности, включая защитные фильтры. Люди убеждают прежде всего себя лично: все эти мелкие странности меня не касаются, и у меня в семье подобного никогда не будет.

К сожалению, насилие, направленное против женщин и девочек в семьях, – не только бытовое, но и телесное, во многих культурах сегодня чуть ли не в порядке вещей. Тревожно обстоят дела даже в высокоразвитых странах, к числу которых относится и Германия. Процент насилия над девочками в семьях сегодня настолько высок, что скрыть трагические факты просто невозможно. И если взрослая женщина имеет возможность самостоятельно найти убежище, обратившись за помощью в женские дома, то девочки находятся под гнетом соблюдения внешних приличий и давлением со стороны семьи: «Не выносить сор из избы!» Вот и получается, что принять правильное решение в отношении попавшей в беду девочки намного сложнее, нежели поддержать взрослую женщину, попавшую в сложную ситуацию.

Непростую беседу на тему оказания помощи девочкам, оказавшимся жертвами насилия, я провела с управляющей Франкфуртским филиалом Федеральной службы по реабилитации психически травмированных подростков Карин Набель (Karin Nabel) – ювенальным психологом, работающим в этой службе более 15 лет. Через ее душу прошло такое количество искалеченных юных судеб, что она уже мало чему удивляется, но каждая новая история вызывает в ней чувство сострадания: «Кто, если не мы?»

Каждая десятая девочка...

По сведениям Федерального министерства семьи и молодежи, каждая четвертая женщина в стране хотя бы раз в жизни подверглась насилию со стороны мужа или партнера. Этой же участи не избежали и девочки в подростковом возрасте: каждая десятая вынуждена искать защиту от злоупотребляющих своими правами взрослых членов семьи. Сотрудники социальной службы – от социальных работников до психологов – уже не первый год бьются над решением вопроса, откуда идут истоки насилия в семьях? Карин Набель полагает, что одной из причин можно считать безработицу, и как следствие алкоголь и наркотики. Социальное пособие весьма ограниченно и его едва хватает на жизнь. Люди добровольно запирают себя в четырех стенах. Телевизор и социальные сети в Интернете служат лишь временным выходом из социального и личностного тупика. Безделье не проходит даром – этот необратимый процесс связан с социальной деградацией и, по сути, распадом личности. Мужчины пытаются разрядиться не только на женах, но и на детях. Более всего достается дочерям, словно именно они являются причиной бед и несчастий их отцов.

Разлад семейных отношений многие женщины воспринимают с большой душевной болью и порой позволяют своим мужьям использовать детей в качестве громоотвода. Страх остаться одной вытесняет здравый смысл: пусть делает всё, что угодно, лишь бы не ушел. Чувствуя молчаливую поддержку женщин, мужчины кулаками устанавливают в доме свои порядки.

Но это не значит, что на безработицу как на объективную причину можно списать все внутренние противоречия и душевные коллизии многих невостребованных и оказавшихся за бортом жизни людей. «Мы имели дело и с детьми банкиров или юристов, и с детьми подсобных рабочих или дворников» – подчеркнула управляющая службой. – Многие мужчины, прибегающие к насилию, сами выросли в семьях, где скандалы, побои и кулачные разбирательства, не говоря о большем, были обычной частью быта. Такие люди нуждаются в душевном реванше, но обрести его можно, имея власть над более слабыми.

Эта проблема далеко не новая, о ней писал еще Зигмунд Фрейд, пытавшийся найти объяснение и выход из многих запутанных и трагических семейных конфликтов. Но в то время общество было не готово к столь откровенному разговору. Работы Зигмунда Фрейда на эту тему запретили, а его пациенток объявили лгуньями. В 80-е годы прошлого столетия, когда началась вторая волна движения женщин за общественное равноправие и социальную справедливость, эта тема вновь вышла на первые полосы СМИ. Психологи и социологи, наконец, получили право назвать вещи своими именами.

Ребенок подает сигналы

Вернемся к истории возникновения и создания Службы по реабилитации психически травмированных подростков. В следующем году ей исполняется 30 лет. Служба функционирует по образу и подобию женских домов, где девочки могут не только получить психологическую помощь, но и найти реальное убежище, если им просто опасно возвращаться под крышу родительского дома. Юридически независимая от какого-либо государственного ведомства и финансируемая городским бюджетом, эта социальная структура работает как психотерапевтический и социально-реабилитационный центр для девочек от 8 до 18 лет. Как ни прискорбно, но юный возраст и отсутствие у детей навыков самозащиты используются мужчинами как благодатная почва для реализации их комплексов. И чем младше девочка, тем труднее может быть ее будущее. Поэтому азы работы службы начинаются с плотного сотрудничества с начальной и средней школой, Ведомством по делам детей и юношества, центрами занятости и полицией.

Полицейский, к которому обратится боящаяся мести со стороны семьи девочка, сразу же направит ее в службу. С маленькими девочками сложнее – они не только не в состоянии что-либо объяснить, они элементарно не могут пожаловаться. Поэтому доверенным лицом ребенка может стать его духовная мать или духовный отец, а также учителя школы, преподаватели в детских и юношеских центрах.

Они первыми замечают нестабильность в поведении девочек и пытаются разобраться в причинах этого. Замедленная реакция или, наоборот, повышенная нервозность, потеря концентрации, замкнутость на себе сразу же привлекают их внимание. Если же ситуация день ото дня повторяется, да еще усугубляется синяками и следами побоев, наставники пытаются установить контакт с ребенком. Одновременно предпринимается попытка объяснения с родителями, но обычное отрицание их причастности вынуждает к подключению инспектора детского ведомства. Шаг за шагом девочку убеждают в необходимости обратиться за помощью в службу, где ее непременно выслушают и, что самое главное, поверят всему, что она о себе расскажет.

 Многие девочки, подавленные социальными стереотипами, вводят в историю надуманных персонажей: кто-то зашел в гости, она открыла дверь, родителей не было дома, и этот кто-то, воспользовавшись ее беспомощностью, затем сбежал.

Мама и папа, что предусмотрено самой природой, находятся у ребенка всегда на первом месте в списке его детских жизненных ценностей. Психологи знакомы с подобными мотивами и линией поведения – не выдавать родителей, чего не скажешь о последних, воспринимающих своих детей как принадлежащую им собственность. Первый шаг к потере взаимопонимания – нежелание поверить ребенку, его рассказам, его детским или подростковым горестям.

Еще более ранящая тактика со стороны взрослого – апеллировать к бедам «детей Африки». У каждого – свое собственное горе, имеющее на данном этапе развития свою историю происхождения и свою особую значимость. «Непреложное правило при общении: если девочка пожелает остаться анонимным посетителем, ее никто не принудит назвать имя, – заметила моя собеседница. – Более того, мы не сообщаем без согласия девочки ее историю в полицию. Это не наша задача. Мы пробуем ее убедить, всё объяснить, но как кризисные психотерапевты и социальные реабилитаторы мы должны поддержать девочку. Ведь некоторые из них бегут из семьи».

Важными факторами при работе с психически травмированным подростком психологи считают его возраст и происхождение. Возраст определяет уровень развития, степень самоидентификации и самодостаточности, умение адекватно воспринимать обстановку. Происхождение – это национальный менталитет, традиции воспитания, образ мышления и ступени социализации. Девочки из восточных семей более скрытные, замкнутые, нелегко идущие на контакт и откровенность. Русские, немецкие, восточноевропейские девочки более раскрепощенные, имеющие понятие о собственном достоинстве и обладающие начальными навыками самозащиты.

Задача взрослого – не пропустить сигнал

«Как опытные кризисные психологи мы понимаем дальнейшую перспективу, если девочка в порыве первого отчаяния рассказала о своей беде, но позже начала испытывать страх». Возможно, она уже несколько месяцев находится во власти ее «покровителя», но, дойдя до крайнего предела, готова открыться в той степени, в какой позволяет ее нервная система и чувство ложного стыда. Не забывайте – подростки в критических ситуациях чаще всего действуют импульсивно, не отдавая себе отчет в сиюминутных поступках. Это взрослая женщина может просчитать, продумать, решить, найти подходящего собеседника. «Поэтому, видя трагизм положения, мы пытаемся объяснить девочке необходимость пожить некоторое время в доме для девочек, где ей предлагается трехмесячный срок проживания. Оплату перенимает на себя Ведомство по делам детей и юношества», – объяснила Карин Набель. – А уполномоченный инспектор ведомства становится в этом случае официальным представителем ребенка и принимает решение о дальнейшем контакте с родителями. Нередко родители лишаются возможности общения с дочерью, при том, что пока они не лишены права присмотра. В этом доме проводятся школьные занятия для всех возрастов, есть и секции по интересам. Девочки не должны замыкаться в себе и отставать в развитии. Через три месяца девочки – в зависимости от возраста – переходят в общежитие или в интернат. В большинстве случаев им нельзя возвращаться в семью. Нам прекрасно известно, что их там ждет».

Насилие против девочек от 8 до 18 лет, совершаемое в семьях, известно, но большинство из нас даже не решается представить число трагедий, скрытых за стенами частных домов и квартир. Важно понимать, что дети – жертвы насилия получают психическую травму на всю свою жизнь.