Первая мировая и немецкие погромы в Москве

Судьба распорядилась так, что в ХХ столетии в непростых отношениях официальных Москвы и Берлина российским немцам была уготована весьма незавидная роль. Каждый раз, когда два колосса вступали в свой «последний и решительный бой», между ними, как между молотом и наковальней, оказывались люди, которых в России считали и продолжают считать «немцами», а в Германии – «русскими».

Скорбный путь моего народа хорошо виден из одного лишь перечня указов, распоряжений, постановлений царских, советских и российских законодательных органов, которых никак не меньше сотни. И все они в бесспорном большинстве носят репрессивный характер: «выселить», «ограничить», «депортировать», «поставить на спецучет», «считать ссылку вечной»…

Впрочем, это тема отдельного разговора. Я же хочу вспомнить один из малоизученных фактов нашей общей истории – немецкие погромы, сотрясавшие Москву в 1914-1917 годах. О них, точнее об их апогее, рассказал Сергей Рябиченко в книге «Погромы 1915 г: три дня из жизни неизвестной Москвы» (М., 2000),.Не касаясь достоинств и недостатков этой его работы, скажу, что правильнее ее было бы озаглавить «Три дня, когда в России было выгодно быть евреем».

Дело в том, что многие немецкие и еврейские фамилии похожи и поэтому толпа, шедшая 28 мая 1915 года по Мясницкой, Тверской, Петровке, Арбату, Кузнецкому мосту, останавливаясь около «нерусских домов», прежде чем начать громить и избивать, выясняла – не еврей ли хозяин. И если хозяину удавалось убедить, что он еврей, – проходила дальше.

Первые немецкие погромы в России в ХХ столетии случились сразу же после начала Первой мировой войны летом 1914 года. Петербургская публика, а отнюдь не одни т.н. люмпены, при полном попустительстве полиции, разгромила и сожгла германское посольство, располагавшееся в самом центре российской столицы на углу Большой Морской и Исаакиевской площади. Не пощадили также квартиры и конторы учреждений, принадлежавших немцам. Ну, а затем погромный каток покатился и по провинциям: Нижний Новгород, Астрахань, Новгород, Одесса, Саратов, Екатеринослав (ныне Днепр), другим большим и малым городам, а также немецким колониям.

В значительной степени эта истерия, развернувшаяся в российском обществе, была спровоцирована и направлена правительством России.

Большими тиражами выходили брошюры и книги, одни названия которых говорят о многом: «Немецкое зло» М. Муравьёва, «Немецкое шпионство» А. Резанова, «Немецкая колонизация на юге России» С. Шелухина, «Российские немцы» Г. Евреинова, «Мирное завоевание России немцами» И. Сергеева и др. В многочисленных листовках и плакатах «внутренние» немцы изображались как шпионы, паразиты, «нахлебники» русского народа. Повсеместно была запрещена немецкая речь, а нарушители подвергались внушительному штрафу или трехмесячному заключению. Запретили исполнение любых музыкальных произведений немецких композиторов, объявив это «непатриотичным». Ликвидировали все немецкие общественные организации (даже детские), закрыли немецкоязычные газеты и журналы.

Личными указами Николая II было строжайше запрещено принимать немцев на работу. Тысячи немецких селений в Поволжье, Причерноморье, Крыму, Кавказе, Средней Азии, носивших немецкие названия, переименовали, а Санкт-Петербург стал Петроградом. Вдовствующая императрица Мария Федоровна (датчанка по происхождению), узнав об этом, написала в дневнике: «Скоро мой Петергоф назовут Петрушкин Двор». Были созданы организации антинемецкой направленности: «Самодеятельная Россия», «Общество экономического возрождения России», «За Россию» и др.

И что примечательно, все это происходило, невзирая на то, что к лету 1914 года из полутора тысячи генералов Русской армии немцев по происхождению было более 20 %. Немцы занимали также треть командирских должностей в Гвардии. Даже в свите императора из 117 человек 37 были немцами. Всего же в рядах Российской армии против армий Германии и Австро-Венгрии сражалось более 300 тысяч немцев, подданных Российской Империи.

И еще один примечательный факт. В дни Февральской революции царя поддержал из высших военачальников лишь генерал, «первая шашка России» граф Федор Артурович Келлер, лютеранин по вероисповеданию. Получив 3 марта 1917 года из Ставки депешу об отречении императора от престола, граф Келлер, построив свой корпус в каре, заявил: «Я получил депешу об отречении Государя и о каком-то там Временном правительстве. Я, ваш старый командир, деливший с вами лишения, горести и радости, не верю, чтобы государь император в такой момент мог добровольно бросить армию и Россию». Затем он отбил в Ставку телеграмму: «Третий конный корпус не верит, что Ты, Государь, добровольно отрекся от престола. Прикажи, Царь, придем и защитим Тебя». Но генерал Михаил Алексеев, стоявший у рычагов заговора, утаил эту телеграмму.

Присягать Временному правительству Федор Келлер отказался. «Я христианин, – сказал он, – и думаю, что грешно менять присягу». Возглавив Белое движение на Юге России, он погиб в 1918 году в бою с петлюровцами.

Но все эти и другие факты ничуть не снизили накала шовинистической истерии. С лета 1914 года по стране, набирая обороты, катилась волна немецких погромов. Не обошли они и Москву.

Здесь погромы начались с пустячных, казалось бы, инцидентов. 26 мая несколько десятков женщин, подрабатывавших в комитете великой княгини Елизаветы Федоровны (этот комитет оказывал благотворительную помощь семьям мобилизованных в действующую армию), получил отказ на просьбу о подработке и, столпившись у дома генерал-губернатора, стали обвинять в этом лично великую княгиню (немку по происхождению). Собралась толпа сочувствующих, немедленно подхвативших обвинения в адрес не только Елизаветы Федоровны, но и императрицы, и немцев вообще. В тот же день рабочие ситценабивной фабрики Альберта Гюбнера потребовали увольнения всех немцев и остановили работу. С национальными флагами и портретами Николая II в руках они двинулись к Прохоровской мануфактуре, на которой тоже начались волнения.

Когда об этом доложили главноначальствующему над г. Москвой генерал-адъютанту князюФеликсу Юсупову, тот никаких мер не принял. Более того, на заседании Совета министров 14 июня 1915 года он призвал к выселению из Москвы всех подданных враждебных России государств и учреждении для них концентрационного лагеря. Градоначальник же Москвы Александр Адрианов вообще распорядился не трогать манифестантов, ибо их шествие, по его мнению, «носит мирный характер».

Наутро следующего дня та же толпа приблизилась к воротам фабрики «Товарищество ситценабивной мануфактуры Эмиль Циндель». Путь им преградили десять городовых, к которым вскоре присоединился полицмейстер генерал-майор Николай Миткевич-Жолток (прапрадед заместителя Председателя правительства РФ Дмитрия Рогозина). Пока он беседовал с толпой, убеждая, что борьба с немецким засильем только началась и она будет продолжена, часть толпы проникла внутрь на территорию фабрики и на глазах дочери, сестры милосердия, готовившейся к отправке в военный госпиталь, забила насмерть ее отца, директора фабрики московского мещанина Карлсена. Погромы начались, кровь пролилась.

Ситуация в Москве становилась всё более угрожающей. Понимая это, Адрианов дает команду удалить с предприятий всех немцев и подготовить их к отправке в Сибирь. Он приказывает также усилить полицейские участки на фабричных окраинах. Но погромщиков уже ничто не могло остановить. Они рушат и грабят магазины, дома, винные погреба, учреждения. Людей, носящих немецкие фамилии, топят в реке и водоводных каналах, забивают насмерть палками и камнями, обливают керосином и поджигают. Только прибывшие войска, применившие оружие, остановили это безумие.

По данным Центрального исторического архива Москвы (ЦИАМ), во время погромов пострадало 705 помещений, из которых 129 принадлежали германским и австрийским подданным, а заявленные убытки превысили 50 млн. рублей. При этом денежные документы, деньги, векселя и прочее при определении убытков в счет не принимались. Жертвами погромов, по сведениям д-ра исторических наук Сергея Рябиченко, стали 113 германских и австрийских подданных, 489 российских подданных с «иностранными фамилиями» и 90 человек с «чисто русскими фамилиями».

Чем были вызваны эти погромы, в организации которых обвиняли самих… немцев? Войной с Германией? Шовинистическим угаром? В какой-то степени – да. И всё же главная причина, на мой взгляд, заключалась в том, что очень многим хотелось убрать людей с немецкими фамилиями из промышленности, экономики, торговли, культуры, где их позиции были чрезвычайно весомы, чтобы не просто разграбить их имущество, но и занять их позиции в бизнесе, общественной жизни. Кроме того, эти погромы укрепили позицию политических сил, выступавших за продолжение войны.

Что же спасло тогда немцев от тотальной депортации в Сибирь? Почему их высылка, которую, к слову, благословил «царь-мученик», была приостановлена? Немцев-колонистов спасла угроза голода, нависшая над Россией, ибо именно в колониях Поволжья, Украины, Кавказа и Крыма собирались (об этом свидетельствует, прежде всего, статистика), самые богатые урожаи. Ну, а остзейских баронов трогать тогда никто не собирался. Их истребление, а заодно ограбление всех немцев, живших в Латвии, Литве и Эстонии, началось в 1919 году и стихло к концу 1920-го. Но это, как говорится, уже другая история.

Александр Фитц (Мюнхен),

член Международной ассоциации исследователей

истории и культуры российских немцев