Прошлое - родина души человека (Генрих Гейне)

Логин

Пароль или логин неверны

Введите ваш E-Mail, который вы задавали при регистрации, и мы вышлем вам новый пароль.



 При помощи аккаунта в соцсетях


Темы


Воспоминания

Михаил Гольдштейн

ЗАВОД. Часть 1

(личная)


 

 

Посвящается рабочим и служащим разных лет, моим друзьям и коллегам, работавшим на Ашхабадском машиностроительном заводе им. ХХ-летия ТССР, который совсем недавно прекратил свое существование и с которым странным и незримым образом в разные годы оказалась связана моя жизнь, моё становление, образование, развитие.


 

Предприятия – как люди: рождаются, растут, развиваются, стареют и, наконец, умирают. Иные живут долго, многократно преобразовываясь и омолаживаясь, но и они большей частью приходят к своему концу, не выдержав конкуренции  более современных и эффективных производств или того хуже – последствий неумелых хозяйственных преобразований, инициированных недальновидными и зачастую недостаточно компетентными политиками и экономистами. И, как правило, чем выше по должности вознесен такой руководитель, тем существеннее  урон от его бурной деятельности.


Девяностые годы прошлого века оставили в нашей памяти не только политический развал Советского Союза (некогда мощнейшей мировой державы), но и повсеместную остановку, а затем и гибель тысяч предприятий по стране. В итоге – массовая безработица и тотальный дефицит производственных ресурсов, товаров первой необходимости, продукции машиностроения, легкой и пищевой промышленности, сельского хозяйства, а далее – голод, повышенная смертность населения, снижение рождаемости.


Туркменская ССР (ТССР) в эти перестроечные годы, превратившись в независимое и нейтральное государство Туркменистан, пострадала по сравнению с другими республиками Советского Союза в меньшей степени, поскольку ее экономика опиралась главным образом на ресурсодобывающие отрасли народного хозяйства: нефте- и газодобычу, а также хлопководство. Эти отрасли были по-прежнему востребованы и продолжали трудиться, существенно поддерживая новый Туркменистан.


В отличие от них размещенные в республике предприятия союзного подчинения оказались не у дел, поскольку их производства были завязаны на широкую кооперацию с различными предприятиями развалившейся страны, остановившимися и переставшими поставлять туркменским заводам сырьё, комплектующие, инструмент и пр. Собственная же потребность Туркмении в продукции союзных заводов была весьма ограниченной, ведь работали они на удовлетворение спроса всей страны, а также и на экспорт, и выходило, что республике они не очень-то и нужны. Выживание стало насущной и постоянной заботой самих коллективов этих предприятий и их руководителей.


Приноравливаясь к новым условиям, отдельные наиболее предприимчивые предприятия и их руководители стали менять ассортимент выпускаемой продукции, осваивать  на потребу текущего спроса новые изделия. Кому это удавалось, тот продлевал свою жизнь, в противном же случае производство затухало, останавливалось, предприятие погибало. Так исчез, например, с лица земли Ашхабадский завод «Красный молот», специализировавшийся исключительно на выпуске бытовых газовых плит. Исчезло также совместное туркмено-китайское предприятие по выпуску довольно неплохой эмалированной посуды, расположенное рядом. Туркменское руководство не только не поддержало эти производства, но намеренно снесло их, расчистив территорию под парковую зону – в центре ее сейчас расположен огромный красивый фонтан.


Но мне хочется вспомнить историю жизни и деятельности другого союзного предприятия, ранее подчинявшегося Москве — Ашхабадского машиностроительного завода им. ХХ-летия ТССР,  который совсем недавно тоже прекратил свое существование. Ведь с ним странным и незримым образом в разные годы оказалась связана моя жизнь, моё становление, образование, развитие.

 

Я – рабочий!


Начну издалека - с того, что в 1958 году после окончания школы, сдав досрочно и с хорошими оценками вступительные экзамены в Туркменский Государственный Университет, я укатил в составе сборной молодежной команды Туркмении по волейболу в Ригу на Всесоюзную олимпиаду молодежи в полной уверенности, что я уже студент строительного факультета.


Я (в конце шеренги) – член сборной

молодежной команды

Туркмении по волейболу.

 

Но по прибытии назад в сентябре оказалось, что места для меня по выбранной мною специальности не нашлось. Три четверти мест было отдано абитуриентам титульной национальности, остальные - медалистам и детям высоких чиновников. Мне же, как перспективному спортсмену, предложили сдать документы на другие факультеты университета, а заведующие спортивными кафедрами ашхабадских ВУЗов стали звать в свои институты на любые выбранные мною факультеты – ведь экзаменационные оценки у меня были высокие. Но я глухо обиделся на весь белый свет и неделю пролежал на диване, размышляя о несправедливости окружающего мира, не зная, чем дальше заняться. Как оказалось, пока я защищал спортивную честь своей республики, многие мои одноклассники поступили в институты в Москве, Ленинграде, Ташкенте, а некоторые – в  Ашхабаде, и только я, всегда мечтавший продолжать учебу, оказался не у дел.


Наконец, опустошенный и разбитый, я явился на тренировку. Мой тренер по волейболу Парцалис Юрий Константинович (всегда с уважением вспоминаю этого интеллигентного и отзывчивого человека), уже прознавший мои проблемы, говорит:

- Знаешь, Миша, чтобы не болтаться без дела целый год, давай-ка я тебя устрою работать на завод. Там директор – мой знакомый. Одновременно будешь тренироваться. А на соревнования они тебя будут отпускать.


Уже на следующий день я оказался в кабинете директора Ашхабадского ремонтно-механического завода им. ХХ-летия ТССР Владимира Митрофановича Котельникова.

- Ты кем хочешь быть, – спрашивает он меня, – токарем, слесарем, электриком?

- Токарем, – отвечаю я первое, что приходит в голову.

Он вызывает начальника механического цеха Ф.А.Беликова и говорит:

- Вот тебе молодое пополнение, приставь его к толковому токарю, пусть обучает.


И в этот же день после быстрого оформления документов в отделе кадров меня отвели в цех к моему будущему наставнику. Валентин Ерасов – мой первый производственный учитель в череде людей, с которыми мне пришлось общаться, работать, учиться, перенимая знания и опыт на протяжении многих лет. Простой русский человек, действительно профессионал своего дела, фронтовик, прошедший войну в конной армии генерала Плиева, он делился со мной не только азами ремесла, но и рассказывал о войне много того, чего не прочтешь в школьных учебниках. Уже через три дня я подменял его на простых токарных операциях, обтачивая цилиндрические поверхности или нарезая леркой резьбы. А через месяц учебы, вместо положенных трех, я сдал экзамен и получил профессию токаря 3-го разряда. Токарный станок ДИП-200 стал моим первым рабочим местом, а я стал сменщиком моего наставника, ведь завод работал в три смены.


В те годы завод располагался во временных помещениях барачного типа, отстроенных после недавнего землетрясения 1948 года, полностью разрушившего город. Но литейный цех размещался уже в новом, недавно выстроенном трехпролетном капитальном железобетонном здании. Внушительный набор цехов – кузнечно-заготовительный, механический, чугунно-литейный, столярный, авторемонтный – позволял заводу выполнять широкий перечень работ по металлообработке, производству и ремонту сельскохозяйственной техники. Завод входил тогда в состав Управления ремонтных предприятий Минсельхоза республики, производя оборудование, запасные части и инвентарь для посева и обработки земли: бороны, лемеха, культиваторы, сеялки и др. Всё это необходимо было развивающемуся в республике хлопководству.


Новая обстановка, отношения со взрослыми людьми, производственная дисциплина и ответственность – всё это мне пришлось по душе. Но особенно мне нравились часы перерывов, когда рабочие выходили из цеха в расположенный рядом палисадник, где стояло несколько столов и скамеек, рассаживались, разворачивали «тормозки» с едой и начинались неспешные разговоры. В памяти остались некоторые рабочие: токари Картунов, Лукичёв, фрезеровщик Бакушев, сверловщики Мицнер, Бернстайн и, конечно же, старший мастер цеха И.В. Киселев, о которых я вспоминаю с большим уважением – они были настоящими высококлассными специалистами своего дела и прекрасными людьми.


На этих посиделках я узнал, что наш завод совсем молодой – образован в 1942 году, комплектовался оборудованием эвакуированных заводов и предназначен был для изготовления запчастей к тракторам и сельхозмашинам. Имевшиеся на тот момент ашхабадские заводы «Красный металлист» и  «Красный молот»  были полностью переведены на военную программу, а для поддержки гражданской жизни, особенно сельского хозяйства,  потребовалось свое производство, способное изготавливать запчасти, а также выпускать и ремонтировать сельскохозяйственную технику.


В 1944 году по просьбе коллектива заводу было присвоено имя «им. ХХ-летия ТССР», а в 1959 году он был преобразован из ремонтно-механического в машиностроительный. За эти годы в связи с многочисленными преобразованиями структуры народного хозяйства завод многократно менял свою подчиненность и перечень выпускаемой продукции, но неизменной оставалась растущая с годами слава как наиболее квалифицированного металлообрабатывающего предприятия. В эти годы завод освоил и выпускал помимо сельскохозяйственной техники оборудование для различных отраслей развивающегося народного хозяйства республики: водоподъёмники, нефтяные насосы, сульфатоуборочные машины и др.


Несколько лет завод выпускал бульдозеры, точнее – навесные бульдозерные механизмы к тракторам, прибывающим с Алтайского тракторного завода. Здесь, в Ашхабаде, изготовленное на заводе бульдозерное оборудование навешивалось на трактор, и далее готовые бульдозеры отправлялись по всей стране. До сих пор помню заводской двор, полностью заставленный прибывшими тракторами и готовыми к отправке бульдозерами.


В эти же годы завод приступил к выпуску тестомесильной машины ТММ-1М для предприятий торговли и общественного питания. После войны советская промышленность стала, наконец, постепенно разворачиваться лицом к человеку. В массовом порядке повсюду в стране открывались общественные пункты питания - всевозможные столовые, кафе, рестораны, фабрики-кухни, для чего потребовалась соответствующая техника. Через несколько лет завод полностью перейдет на выпуск торгово-технологического оборудования и войдет в состав союзного министерства машиностроения для легкой и пищевой промышленности и бытовых приборов СССР.


Все эти изменения  произойдут еще не скоро. Я же пока осваивал свою первую в жизни профессию токаря, с гордостью отдавая мой ежемесячный заработок маме. Это была существенная добавка в бюджет семьи с пятью детьми и одним работающим родителем – нашим папой.


Спорт я не бросал, продолжал тренироваться, но уже в баскетбольной секции, куда меня охотно приняли с учетом высокого роста и хорошей физической подготовленности. Одновременно, чтобы не забыть школьную программу, я стал посещать вечернюю школу рабочей молодежи на текстильной фабрике. Через два года, решил я, с двухлетним рабочим стажем, дающим право льготного поступления в институт, в любом случае поступлю в то учебное заведение, которое выберу сам. И именно тогда мне на глаза попалась книга, определившая в дальнейшем мою судьбу, положившая конец сомнениям в выборе будущей профессии, книга под названием «Как рождается сталь». Прочитав ее, я твердо решил – хочу быть металлургом. Доменщиком, сталеваром, прокатчиком или механиком – с этим предстояло еще разобраться, но для начала, решил я, мне нужно перейти работать в литейный цех.


Мое заявление на удивление было удовлетворено без всякой канители, и я из механического перешел в литейный цех учеником формовщика. Иван Ерохин – еще один наставник, обучивший меня профессии и оставшийся в моей памяти как специалист своего дела, да и просто хороший человек.


Как я уже упоминал, чугунолитейный цех располагался в недавно построенном капитальном  здании. Отдельно от него стоял навес для обрубки и очистки деталей, а в стороне, в здании барачного типа – модельный участок. Для плавки чугуна поочередно использовались две пятитонные вагранки, а для цветного литья внутри цеха было выделено помещение с формовочным отделением и горизонтальной плавильной электродной электропечью барабанного типа. Стержневая смесь для всего цеха готовилась в отдельном помещении, где стоял барабанный смеситель, вдоль формовочного пролета передвигалась ручная кран-балка, и это были, пожалуй, единственные механизмы во всем цехе, облегчавшие людям работу. Всё остальное – формовка, изготовление стержней, заливка форм, загрузка вагранки и прочие операции – осуществлялись вручную. Но меня это нисколько не пугало: я был молод, занимался спортом, и физический труд, как считал я, будет мне только на пользу.


И действительно, здесь мне пришлось основательно повкалывать. В это время завод получил от города большой заказ на изготовление опорных столбов для линий троллейбусного сообщения. Опоры включали в себя несколько отдельных элементов из чугунного художественного литья.


"...когда по городу пошли первые троллейбусы,

я, с гордостью показывая на них, говорил своим

друзьям, что здесь заложена частичка и моего труда".


Меня подключили к бригаде из двух человек, формовавших нижнюю часть опоры – чугунную тумбу (самую крупную отливку). Вначале нужно выкопать на формовочном плацу яму соответствующего размера, установить внутрь деревянную модель и осадить ее ударами трамбовки по накрытой сверху подмодельной плите. Затем подсыпается вокруг формовочная смесь и уплотняется ручными трамбовками. Далее модель сверху накрывается опокой, которая также заполняется смесью и утрамбовывается. Предварительно между опокой и формой высеивается разделительный песок, проставляются  литники для заливки. Опока открывается, форма вытаскивается с помощью кран-балки, и в образовавшееся пространство опускается большой тяжелый земляной стержень, который нужно принести на носилках из стержневого отделения. Стержень изготовлен из специально приготовленной стержневой смеси, имеет проволочный каркас и высушен в специальных печах. Он аккуратно вставляется на свое место в форму, образуя вокруг себя пространство, которое будет залито чугуном. Сверху форма со стержнем опять накрывается опокой, устанавливаемой строго на свое место, фиксированное колышками, и всё: форма готова к заливке. Много позже, когда вдоль ашхабадских улиц были установлены опоры под троллейбусные линии, а по городу пошли первые троллейбусы, я, с гордостью показывая на них, говорил своим друзьям, что здесь заложена частичка и моего труда.


Пока формовщики в первой половине дня готовят формы, вагранщик Миша Каспаров колдует над вагранкой, подготавливая ее к плавке. Это целый ритуал, я с интересом наблюдаю за его действиями. Вместе с подсобниками он вывозит из цеха остатки предыдущей плавки, ремонтирует кладку горна (нижней части вагранки), запирает дно, подпирая тяжелую стальную крышку специальными стойками, замазывает щели огнеупорной глиной. Через рабочее окно сзади закладывает дрова, засыпает кокс и дает команду на загрузку. Впереди вагранки находится копильник – накопитель жидкого чугуна. Его тоже нужно освободить от остатков предыдущей плавки, отремонтировать кладку, запереть тяжелую дверцу с желобом, заделать все щели и отверстия кроме летки, через которую будет выпускаться жидкий чугун.


Когда всё готово, вагранка запускается: поджигаются дрова в горне, туда подводится шланг с кислородом для быстрого розжига, после рабочее окно закладывается огнеупорами и закрывается стальной задвижкой, затем включается воздуходувка. В цехе всё убрано, освобождены проходы между формами на плацу, чтобы ничто не мешало перемещению заливщиков, парами несущих от вагранки ковши с жидким чугуном. Старший мастер Хамза Талипович Мусин уже назначил заливщиков, перегрузчиков и одного человека на переливку. Все они в обязательных валенках и брезентовых костюмах ждут появления чугуна. Наконец из летки копильника полился первый чугун – это означает, что всё функционирует нормально. Вагранщик с помощью длинной штанги затыкает глиняной пробкой летку и все ждут, когда в копильнике наберется нужная порция.


Моя роль на заливке уже другая, я уже не формовщик, я – "перегрузчик". Вначале мне поручали работу на перегрузке, т.е. я должен был нагружать сверху перед заливкой каждую форму специальными грузами, чтобы обеспечить прижатие друг к другу верхней и нижней полуформ. После остывания отливки грузы нужно переложить на другую форму, и так – одна за другой, пока все не будут залиты. При этом следовало постоянно очищать специальной клюшкой чугун в ковше у подошедших заливщиков от всплывающего шлака. Иногда я становился "переливщиком", т.е. стоял возле копильника у большого приемного ковша и, наклоняя его, переливал жидкий чугун в более мелкие ковши заливщиков. А потом я тоже стал заливщиком. У меня в памяти остался рабочий-литейщик Виктор Бочков – красивый молодой парень, у которого, участвуя в паре с ним на заливке, я многому учился.


К концу первой смены заливка форм завершается и к началу второй (вечерней) смены в цеху появляются «выбивщики». Они должны подготовить цех к завтрашнему рабочему дню: выбить залитые формы, все отливки перенести в обрубочное отделение, из полых отливок выбить окаменевшие после заливки земляные стержни, сложить в стопы опоки, просеять всю формовочную смесь на плацу через сита, предварительно обогатив ее свежими формовочными материалами. Литейный цех живет по своим строго исполняемым законам производства, ничто не должно мешать на следующий день готовить новую партию чугунного литья. Через два месяца мне был присвоен первый разряд формовщика по недавно введенной пятиразрядной сетке (семиразрядная была упразднена), а на общем формовочном плацу в пролете мелкого литья выделено рабочее место, где отныне я должен был формовать и заливать небольшие чугунные детали.


Но не только рабочие профессии дал мне завод. Он дал мне друга, с которым дружба связывала нас все годы жизни, хотя большую ее часть мы были разделены расстоянием, живя в разных городах, а потом и в разных странах. Гена Марткович, он тоже был учеником токаря в механическом цехе. Привела его на завод, забрав из дневной школы, мать, работавшая начальником отдела кадров и уставшая, по ее словам, от художеств сына. С первых минут общения нас буквально потянуло друг к другу. При любой возможности мы оказывались рядом, обсуждая текущие события и делясь своими откровениями взрослеющих подростков, а по вечерам, приодевшись и «припижонившись», встречались и шли в центральный городской парк себя показать и на людей посмотреть.  


Он, как и я, занимался спортом, но не игровыми видами, а фехтованием. После моего перехода в литейный цех он тоже запросился туда, благо – мама начальник по кадрам. Его наставником стал я, обучая нехитрым премудростям новой профессии. Вскоре ему также был присвоен первый разряд формовщика и выделено рабочее место рядом со мной на общем плацу.

                  

 С моим другом Геной Мартковичем,

1959 год.

Вот уже второй год пошел, как он умер от тяжелой болезни в Израиле, где так и не смогли его вылечить, и сознание того, что его уже нет, постоянно гложет мою душу. Спи спокойно, мой дорогой друг, я буду помнить тебя, пока жив.


Летом 1959 года в составе молодежной сборной команды по баскетболу я оказался в Москве, где в одной из игр получил травму глаза. В центральной глазной клинике Москвы, куда меня отвезла скорая помощь, сделали операцию. Глаз сохранили, но зрение было частично потеряно. На этом вторую мою профессиональную мечту – стать военным – следовало похоронить. Пролежав месяц в клинике и получив согласие завода на месячный отпуск, я укатил в Днепропетровск к своим тете и бабушке. Узнав, что хочу стать металлургом, бабушка твердо заявила, что я должен следующим летом приехать к ним, поступить в Днепропетровский металлургический институт и жить у них, а не в общежитии. Ну что ж, это полностью совпадало с моим желанием и целью.


И действительно, летом следующего года я приехал поступать в Днепропетровский металлургический институт с направлением и соответствующими характеристиками своего завода.


Я – студент Днепропетровского

металлургического института.           .

Днепропетровск, парк им. Шевченко,

1960 год.

 

Не стану здесь рассказывать о том, как тепло я был принят в семье тети Юдифи  (папиной сестры), о годах студенчества, работе на металлургическом    заводе     им. Петровского  слесарем   по   ремонту прокатного оборудования с одновременной учебой на 3-м курсе института, женитьбе – всё это самостоятельный этап моей жизни, о котором можно было бы написать отдельные воспоминания. Единственно скажу, что все годы студенчества Ашхабадский завод им. ХХ-летия ТССР исправно выплачивал мне стипендию, иногда повышенную, но всегда выше обычной на 15 процентов. После окончания института я обязан был снова вернуться на завод.

 

Инженер, молодой специалист.


1965 г. Получив направление института, мы с женой – моей однокурсницей – прибываем в Ашхабад и останавливаемся у моих родителей. На следующий день появляемся на заводе.

 

Молодой специалист.

Фото из студенческого альбома

после окончания института.

           1965 год.

 

Завод уже выглядит иначе, чем пять лет назад. Появился большой новый производственный корпус, где разместился сборочный цех, заводоуправление и какие-то службы, механический цех – еще на старом месте. Отмечаю с удовольствием: завод постепенно отстраивается.


Предъявляем документы. Директор завода Пряхин Иван Васильевич мне не знаком, хмурый, сурового вида, вызывает главного инженера. Входит молодой симпатичный человек – Савостьянов Владимир Сергеевич и слёту говорит:

- Ну что, молодежь, где хотите работать, в цеху или в отделе?

Мы с женой переглядываемся: в самом деле, где? Мы оба до института по два года работали на производстве, в институте помимо всех прочих наук научились конструкторскому делу, на третьем курсе одновременно с учебой целый год работали на металлургическом заводе в прокатных цехах, за все годы учебы выполнили кучу курсовых работ, а наши дипломные проекты на базе оборудования доменного цеха завода «Запорожсталь» мы защитили на «отлично». Так что любая инженерная работа нам по плечу, но всё же хотелось заниматься творческим делом. И не сговариваясь, мы оба заявили:

- Хотим работать в конструкторском отделе.

Главный конструктор Бегляров Леонард Сергеевич – тоже молодой, но конечно старше  и солидней чем мы,  привел нас в отдел и указал на два свободных чертежных комбайна со словами:

- Вот ваши рабочие места. Ты, – говорит он мне, – будешь курировать документацию тестомесильной машины ТММ-1М, а ты, – говорит жене, – документацию кремовзбивальной машины МВ-60.


      

           Кремовсбивальная машина                  Тестомесильная машина ТММ-1М

           МВ-60   редукторного типа                    периодического действия с

           с объемом бака 60 л.                             подкатной  дежой объемом 140 л.       

      

Окунувшись глубже в это новое для себя дело, мы оба поняли, что нам предстоит еще многому поучиться уже здесь, на заводе, прежде чем мы превратимся из молодых в настоящих специалистов. С благодарностью вспоминаю наших старших коллег: Юру Глущенко, Зину Каджарову, Эру Антонову, Раю Гайыпову дружелюбно, бескорыстно и главное – профессионально подсказывавших нам нужные решения, всегда по первому зову приходя на помощь.  Но уже через год мне захотелось чего-то большего, более активного влияния на производство, чем работа у чертежного комбайна.


По линии общественной работы мне было поручено проведение комсомольской учебы с молодежью завода. Т.е. раз в неделю я должен был проводить занятия с молодыми рабочими, рассказывая и обсуждая с ними последние политические события в стране. Мне даже пришлось  как комсомольскому активисту принять участие во встрече делегаций ЦК Комсомола Туркмении и Киргизии по обмену опытом, проходившей в г. Фрунзе, а потом рассказывать обо всём этом по туркменскому телевидению. Там и познакомился я тогда с будущими туркменскими звездами – оперной певицей Розой Тураевой и эстрадным певцом Мурадом Садыковым, тоже начинавшими в те годы свой творческий путь. Спорт я не бросал, возглавив заводскую команду по волейболу, с которой мы стали принимать участие в городских соревнованиях между производственными коллективами.

  

 Городские соревнования между трудовыми коллективами.

Я (у сетки) – капитан волейбольной команды

Ашхабадского машстройзавода им. ХХ-летия ТССР.

В середине на заднем плане электрик Иван Глотов. 1961 год.


Но однажды случай привел меня в Туркменский сельхозинститут на кафедру оборудования, где мне предложили на условиях совместительства прочитать курс лекций по технологии металлов группе механиков-заочников, которые вскоре должны будут прибыть на очередную сессию. Это было как раз то, чего мне позарез тогда не хватало – возможность пополнять свои знания и делиться ими с другими. Я горячо откликнулся на это предложение и с головой погрузился в подготовку рабочего конспекта лекций. Теперь всё время после работы я просиживал в городской библиотеке, набираясь нужных знаний.


Запомнилось первое знакомство с моими студентами-заочниками. Это оказались люди в большинстве значительно старше меня по возрасту и статусу. Но у меня перед глазами всегда стояли примеры моих преподавателей в институте, следуя которым я быстро избавился от робости, а голос мой крепчал. Когда был прочитан весь курс лекций, я сказал им, что мне неудобно будет ставить двойки за плохие знания, поэтому, кого удовлетворят тройки, передавайте зачетки. Почти все протянули их мне.

- Нет, друзья, – говорю я им, – это была шутка, будем сдавать экзамен честно, а кто не сдаст, придет ко мне на пересдачу на завод. Ведь ваша оценка – это оценка и моего лекторского труда.

Потом я читал лекции вечерникам и даже дневникам.


Вопрос с жильем решился как-то неожиданно просто. Проработав на заводе несколько месяцев, я однажды поймал во дворе завода директора И.В.Пряхина и сказал ему, что живу с женой у родителей, но завод как молодым специалистам обязан, согласно союзному законодательству выделить нам собственное жилье. Он, как всегда хмуро поморщившись, говорит мне:

- Садись в машину, поедем в райисполком!


Райисполком Ленинского района г. Ашхабада размещался совсем недалеко – в бараке возле текстильной фабрики. Председатель нас принял и пообещал выделить заводу одну сверхлимитную квартиру. И действительно, через неделю мне вручают ордер на четырехкомнатную малогабаритку в хрущевке-новостройке – другой просто не было. Четыре комнаты на двоих слишком много, решили мы, и тут же обменяли ее на двухкомнатную квартиру немного меньшей площади, но с высокими потолками, где жила сотрудница нашего же отдела Семёнова Н.А.   Нам этого было достаточно вполне.


Угловая двухкомнатная квартира

на втором этаже, доставшаяся нам

в результате обмена на квартиру,

выделенную заводом.

1966 год.

 

А на заводе в это время происходили существенные преобразования – он из республиканского подчинения переходил в союзное. В ноябре 1965 года правительственным постановлением республики завод был передан в ведение специально  образованного Министерства машиностроения для легкой и пищевой промышленности и бытовых приборов СССР, в непосредственное подчинение Главному управлению по производству оборудования для торговли и общественного питания. С этого момента производство нефтяных насосов, бульдозеров и прочей сельхозтехники прекращалось, зато производство тестомесильных и кремовсбивальных машин, а так же запасных частей к ним многократно наращивалось.


Переход от единичного производства к серийному требует соответствующих организационных и технологических решений, поэтому роль инженерных служб – конструкторов, технологов, инструментальщиков, службы нестандартного оборудования и пр., – в    этот период многократно возрастает. Мне предложили тогда перейти в отдел главного технолога и взять под свое кураторство вопросы технологии в литейном и кузнечном цехах. Я охотно согласился, прекрасно понимая, что здесь у меня будет бескрайнее поле деятельности для совершенствования и повышения эффективности производства.


Вспоминается мое первое предложение в части изменения ранее принятой технологии гибки рабочего рычага тестомесильной машины. Рычаг изготавливался из толстостенной нержавеющей трубы, изгибался в двух плоскостях. Трубу заполняли песком, заваривали заглушками, нагревали в кузнечных печах и гнули вручную вокруг оправки. Потом отрезали заглушки, высыпали песок и долго зачищали и полировали наружную поверхность. Я предложил гнуть трубу без всякого нагрева на специальных штампах, которые сам и спроектировал. Конструкция штампа полностью обеспечивала сохранность круглого профиля трубы в месте перегиба, что являлось основным условием выбора той или иной технологии гибки. Штампы были изготовлены, и с тех пор на многие годы эта операция перестала быть головной болью кузнечного цеха.


Я же буквально загорелся необходимостью всё вокруг переделывать и совершенствовать, тем более, что повальный ручной труд в литейном цехе давал мне в этом деле широчайшую возможность. За четыре с небольшим года работы в этой должности мне пришлось поучаствовать во внедрении там многих новшеств:

-  выбивка из отливок стержневой смеси на встряхивающем грохоте;

- установка смешивающих бегунов и ленточного транспортера для производства и подачи формовочной смеси в отделение формовки и заливки;

- пуск в эксплуатацию встряхивающих малых и больших формовочных машин;

- установка в главном формовочном отделении пятитонного мостового крана;

- строительство копра для разделки чугунного лома;

- внедрение ручных пневматических трамбовок;

- установка скипового подъемника для загрузки шихты в вагранку.


На этом последнем новшестве хочется отдельно остановиться. Загрузка вагранок шихтой в процессе плавки чугуна всегда осуществлялась в этом цехе вручную, никакой механизации не было. Имелся, правда, лифтовый подъемник, с помощью которого чугунный и стальной лом, слитки, кокс, известняк и прочие составляющие шихты доставлялись наверх на загрузочную площадку. Там двое рабочих в поте лица в течение всей плавки через специальное окно загружают огнедышащую вагранку.  Работа тяжелая, требует физической выносливости.


Глядя на всё это безобразие, я стал прикидывать в уме разные возможности механизации этого процесса и остановился на методе загрузки с помощью наклонного скипового подъемника, так, как это делается на доменных печах – ведь я недаром металлург. Главный технолог завода Хаджибекянц Ромела Петросовна поддержала меня (с большим уважением вспоминаю эту высокообразованную неординарную женщину, прекрасного человека и руководителя), главный инженер В.С.Савастьянов – тоже. Вспоминая завод тех лет, я лишний раз убеждаюсь в правоте лозунга «Кадры решают всё». С кадрами заводу явно повезло. Молодые, в большинстве выходцы из  различных ВУЗов страны, дружные, сплоченные вокруг своего главного инженера, они с удовольствием трудились на производстве и умели весело отдохнуть.


Дело оставалось за рабочими чертежами. За разработку взялся Юрий Глущенко, большой специалист по проектированию всевозможных нестандартных  конструкций, которому достаточно было буквально на пальцах объяснить, что требуется создать, и далее включалась его неуемная конструкторская фантазия. А требовалось, чтобы большая стальная бадья с открывающимся дном, закрепленная на тележке, по наклонным рельсам с земли доставлялась наверх и въезжала в загрузочное окно вагранки. Там дно раскрывалось бы, и шихта вываливалась внутрь вагранки.


Через короткое время чертежи были готовы, и бригада слесарей–монтажников под руководством бригадира Ивана Бажана приступила к воплощению моей затеи. Вспоминаю этого человека, большого, сильного мужика, для которого нерешаемых задач на производстве просто не существовало. Вскоре все металлоконструкции, тяговая лебедка, тележка с бадьей были изготовлены и установлены на место. Работу заканчивали электрики, подключавшие лебедку и устанавливавшие автоматику.


Наконец наступил день первой плавки. Возле бадьи, верхняя кромка которой находится на уровне пола, стоят весы для взвешивания шихты. Рядом отдельно сложен подготовленный к плавке чугунный и стальной лом, чугунные чушки, кокс, флюсы, известняк. Теперь не нужно поднимать всё это на верхнюю площадку, загружая вначале в лифт, а потом выгружая из него. Не нужно теперь во время плавки постоянно находиться, обливаясь потом, возле огнедышащего загрузочного окна. Все с интересом ждут результата, с недоверием поглядывая на это чудо механизации. Вагранщик, наконец, разжигает вагранку, дает команду на ее загрузку и включает воздуходувку. Тележка с груженой бадьей двинулась наверх…, и тут случился казус, чуть было не похоронивший всё это мероприятие: бадья въехала в вагранку, но дно не раскрылось, автоматика слишком рано остановила движение тележки. Завальщики бросились наверх освобождать запорное устройство на бадье – а вокруг уже звучат голоса скептиков, что не нужно было городить весь этот огород, по-старому было привычней и лучше... Между тем электрики немного передвинули конечные выключатели, регулирующие длину пути загрузочной тележки, и следующая порция шихты была уже доставлена без всяких происшествий. До конца плавки я вместе со слесарями и электриками не отходил от вагранки, пока не убедился, что всё работает надежно и стабильно. Как радовались потом завальщики и другие литейщики, поздравляя меня! А с И.Бажаном у нас установились теплые уважительные отношения, что, как говорится, дорогого стоило. Руководство завода потом даже выплатило мне денежную премию за рацпредложение.


Мой друг Геннадий, как и я, поступил на учебу, но не в институт, а в училище Аэрофлота по специальности радиотехника.

 

Мой друг Геннадий Марткович –

курсант училища Аэрофлота,

1963 г.


Когда я возвратился из института, он уже работал в Ашхабадском аэропорту, обслуживая посадочный локатор. Этот локатор в зависимости от направления ветра нужно было разворачивать на 180 градусов, и эту работу помимо основной должны были выполнять вручную два дежуривших там техника. Однажды, побывав у них в гостях, я увидел, что внизу под локатором установлена большая шестерня, которая должна чем-то приводиться в движение и поворачивать локатор. Но механизм привода почему-то отсутствовал, вследствие чего и приходилось эту работу делать вручную. Я предложил спроектировать и изготовить этот механизм у нас на заводе, используя для этого червячный редуктор и электродвигатель от тестомесильной машины. Так и сделали: завод принял заказ, я рассчитал зубчатое сцепление шестерен локатора и червячного редуктора, спроектировал конструкцию крепления механизма привода к локатору, и вскоре всё это было изготовлено, установлено на место и подсоединено к электросети. Теперь стало достаточно одного нажатия на пусковую кнопку, и локатор, повернувшись, точно останавливался в заданном направлении. Геннадию ведомство выплатило поощрительную премию за рацпредложение, которую мы с радостью поделили пополам.


Мне всё нравилось на заводе: работа, возможность многое познавать и учиться, дружеская атмосфера в коллективе, доверительное отношение начальства. В семье тоже произошли позитивные изменения – у нас родилась симпатичная здоровенькая дочурка. Жена после недолгого декретного отпуска опять вышла на работу, уволившись с завода и перейдя в КБ Минместпрома на более высокую зарплату. За малышкой стала ухаживать моя мама, а когда девочка подросла, мы ее устроили в детский сад. Моя зарплата тоже подросла, соответствуя должности старшего технолога. Так что материально мы хотя и не шиковали, но и не бедствовали.


И тут произошло событие, буквально расколовшее нашу семейную жизнь. В Ашхабаде случился толчок землетрясения мощностью в шесть баллов. Жена с ребенком в это время находилась в поликлинике и спускалась вниз по лестнице. Бросившиеся в панике на выход люди снесли их, чуть не опрокинув и не затоптав. В страхе с ребенком она выскочила на улицу и еще долго не могла успокоиться.  Конечно же, восставший из руин Ашхабад после землетрясения 1948 года строился с учетом высокой сейсмоустойчивости, и ни одно здание тогда не пострадало. Толчки случались и раньше, и население уже стало привыкать к мысли, что единичные толчки землетрясения теперь городу не страшны. Но для жены это было впервые, и страх, засевший внутри, стал терзать ее постоянно. Она наотрез отказалась оставаться в Ашхабаде, заявив, что уедет с дочерью на Украину к родителям, несмотря ни на что. Вскоре так и случилось: они с дочерью уехали, я остался один.


На заводе сменился директор, пришел более молодой и амбициозный человек по фамилии Бобран (имени и отчества не помню). Теплый дружественный климат общения между людьми резко поменялся. Непомерная требовательность, окрики, граничащие с оскорблением достоинства сотрудников, стали обычным правилом во взаимоотношениях директора с подчиненными. Улыбки и приветливые выражения сползли с лиц людей, ходить на работу мне стало в тягость.


Заканчивалась осень, наступила на удивление ранняя и холодная зима. Для населения города, привыкшего почти круглый год жить в условиях лета, зима и кратковременные холода – это неприятность. А для неотапливаемого литейного цеха – это трагедия. Дело в том, что во всех цехах завода тогда отопления ещё не было, короткий зимний период довольно быстро проходил, и все как-то обходились. Правда, в этом году центральное отопление всё же решили провести, подключившись к котельной текстильной фабрики, находившейся по соседству. Но работы вовремя закончены не были, и литейный цех так и остался на зиму без тепла. А это означало, что подготовленные к заливке земляные формы замерзали, леденели, и когда внутрь заливался жидкий чугун, они закипали и взрывались, что само по себе опасно, так как могло привести к ожогам и травмам литейщиков. Появилось много брака, который часто вскрывался не сразу, а в механическом цехе в процессе обработки деталей. Брак на производстве – это очень неприятная и досадная вещь, ведь оплачиваются только годные, прошедшие контроль детали. Брак – это даром потерянный труд и время, поэтому все, и рабочие, и руководство, заинтересованы как можно быстрее отладить производственные процессы, устранить причины. Все ворота, двери и окна литейного цеха были тут же заперты, щели заткнуты, а в формовочных пролетах установлены самодельные мангалы, которые стали круглыми сутками топить коксом.


Принятые меры уже дали положительные результаты, количество брака резко понизилось, и как раз в эти дни новый директор решил посетить литейный цех, поговорить с рабочими и руководством. Я думал, что он приободрит рабочих, поблагодарит за стойкость и выдумку, возможно, пообещает материально поощрить отдельных людей, но вышло всё не так. Он в оскорбительной форме отчитал мастеров и начальника цеха Леона Моисеевича Погосова и что-то высказал в мой адрес. Это я ещё стерпел, но когда он набросился с оскорблениями на вставшего на нашу защиту вагранщика М.Каспарова, во мне от вопиющей несправедливости всё закипело. Я громко прервал риторику директора и грубо оборвал его. Наступила тишина и всеобщая неловкость, а я заявил, что больше не буду работать на заводе с таким директором. Вскоре я уволися с завода практически в никуда.


В одно мгновение было всё разрушено, впереди – пустота и непонятные перспективы. Уезжать из города не хотелось: я думал, что жена еще одумается и вернется. Неожиданно выручил наш сосед по дому, где жили родители, отставной офицер, работавший кадровиком в водохозяйственном тресте. Я вырос на его глазах, а в мои школьные годы мы часто, сидя во дворе, сражались с ним в шахматы. Он предложил мне работу в техническом отделе  центрального аппарата управления треста «Туркменремводстрой» инженером по новой технике и рационализации. Это было что-то новое для меня и должно было быть интересным, посчитал я, и согласился. Был и существенный плюс – зарплата оказалась значительно выше, чем на заводе.


Итак, я стал чиновником со всеми атрибутами этой профессии – стол, стул, телефон, сейф и необременительные обязанности. Здесь тоже работали толковые, грамотные люди, общение с которыми мне было интересно и полезно. Региональные управления треста, разбросанные по всей республике, много строили, бурили скважины, обустраивали поселки, в производство было вовлечено много различной техники. Часто возникали решения на местах, отличавшиеся от принятых при проектировании, сулившие значительную экономию. Обсчитать их и сравнить, узаконить эти решения, определить сумму вознаграждений за рационализацию было моей обязанностью. Да, это было интересно, но этого ли я хотел?


В эти дни мой друг Геннадий наконец-то женился. Его избранница Лида была на несколько лет моложе его. Он ждал, когда ей исполнится 18 лет, оберегая ее и проявляя к ней знаки внимания еще со школьных дней. Родители с обеих сторон не очень приветствовали их брак, но деваться некуда, любовь победила. Вместе с тем возник вопрос, где жить. Пожив в семье одних и других родителей и рассорившись там и тут, они оказались перед выбором оказаться на улице. И тут я предложил им поселиться у меня. Это было прекрасное время. Утром мы расходились по работам, а Лида – на учебу в университет,  вечером сходились вместе, готовили незатейливую еду и радовались нашему общению, обсуждая подряд всё, что приходило на ум.


Но долго это, конечно не могло продолжаться. Третий, как известно, лишний. Хорошо, что в это время подошла пора хлопкоуборочной страды, и меня с командой управленцев треста отправили в колхоз на уборку хлопка.


С появлением Каракумского канала республика с каждым годом наращивала объёмы производства хлопка, так что колхозы сами уже не справлялись с его уборкой, и приходилось прибегать к помощи населения. В тот 1969 год урожай был особенно велик, поэтому на полях работали школьники, студенты, рабочие и служащие предприятий и даже военнослужащие.


Я (внизу, крайний справа) – сотрудник

водохозяйственного треста «Туркменремводстрой».

Фото после возвращения из колхоза, 1969 год.


По истечении месяца работы в поле я прибыл домой и твердо решил для себя, что нужно восстанавливать семью, т.е. следует здесь всё оставить и выехать на жительство на Украину, где я должен работать в той области, в которой учился – в металлургии. Мои друзья к тому времени помирились с родителями Геннадия и переехали к ним жить, а я, чтобы не терять квартиру, прописал в ней своего среднего брата, собрал немногочисленные пожитки и вылетел в Днепропетровск. Нужно было начинать всё снова.


Об этом следующем десятилетнем периоде жизни, наполненном различными событиями, я уже упоминал в своей книге «В Германию на ПМЖ» и в других повествованиях. Здесь же – мой рассказ о той незримой связи, которая соединила меня на долгие годы с Ашхабадским машиностроительным заводом. Единственное, что всё же следует сказать, семью нам так и не удалось сохранить, и я женился вторично. Работал я в научно-исследовательском институте, занимавшемся вопросами экономики и организации в черной металлургии, часто ездил в командировки по заводам страны, писал отчеты и статьи, готовился защищать диссертацию. Институт мне выделил квартиру в недавно отстроенном микрорайоне, так что вопрос с жильем тоже был решен.


Тем не менее, мысль о городе моей молодости и моем заводе не покидала меня никогда, мне хотелось побывать там, пройтись по до боли знакомым улицам, встретиться с друзьями и заводчанами, узнать, что изменилось за время моего отсутствия. Осенью 1979 года, т.е. через десять лет после отъезда, я взял отпуск и приехал в Ашхабад. Город произвел на меня приятное впечатление: расстраивался, стал намного чище, следов землетрясения практически уже не осталось. Я побывал у всех своих друзей и знакомых и, наконец,  решился на посещение завода.


Сразу же бросился в глаза новый большой трехпролетный корпус, где разместились механический и инструментальный цехи, службы механиков и электриков. Появился также новый корпус под отделение алюминиевого литья, а также отдельно стоящее здание заводской столовой. А в чугунолитейном цехе я с удовлетворением отметил, что все мои новшества и внедрения десятилетней давности до сих пор работают. Мои коллеги из заводоуправления, а также рабочие в цехах меня сразу же узнали, с интересом стали расспрашивать обо мне. Я же обратил внимание на то, что не вижу многих лиц – старых проверенных кадров – и очень был рад встрече с главным энергетиком завода Семеном Фингеровым. В прошлом мы тесно сотрудничали с ним в связи с моими новациями в литейном цехе, хотя особой дружбы у нас тогда еще не было. Сейчас же мы встретились как старые друзья.


Гл. энергетик Ашхабадского Машзавода

им ХХ-летия ТССР С.И.Фингеров.

1961 - 1980 г.г.

Из его рассказа я узнал, что директор, из-за которого я ушел с завода, надолго не удержался, а главный инженер В.С.Савастьянов тоже вскоре покинул завод. Потом выдвигались на руководящие должности главный механик А. Адамов, начальник инструментального цеха Л. Ширшова, но и они, недолго проработав, вынуждены были уволиться. Сейчас же директором поставлен выходец с железной дороги, работавший раньше в тепловозном депо, а место главного инженера свободно: они не сработались.


Выслушав заводские новости, решил заглянуть в цеха, пообщаться с народом. Вдруг вижу – возле кузнечного цеха навстречу мне идет крупный мужчина крепкого телосложения и протягивает руку:

- Здравствуйте, я директор завода Куцерубов Анатолий Григорьевич. Мне уже рассказали о вас, давайте пройдем ко мне в кабинет, побеседуем.


Я с интересом посмотрел на него и согласился. Надо сказать, что за годы работы в науке мне часто приходилось общаться с руководителями металлургических заводов страны, министерств, партийным руководством районов и городов, поскольку занимались мы вопросами организации производства, показателями, системами стимулирования. Уже на пороге высоких кабинетов каким-то внутренним чутьем я научился определять для себя, чего можно ждать от того или иного начальника, согласится ли он с нашими выводами и предложениями или же не станет заморачиваться. Куцерубов мне понравился – внешне моложавый, симпатичный, и чувствуется, что волевой и энергичный, как оказалось, старше меня всего на шесть лет. Он расспросил о моих делах и неожиданно предложил:

- Идите ко мне главным инженером. Завод и людей вы знаете, и люди о вас хорошо отзываются. Да к тому же я не хочу, чтобы партийные органы подсунули мне случайного человека. Правда, квартиру я вам не обещаю, у нас многолетняя очередь, не хочу скандала.


Я был ошарашен, так как ничего подобного не ожидал, нужно было что-то отвечать. Попросил несколько дней на обдумывание. Поговорил с родителями, созвонился со своим научным руководителем в Днепропетровске и принял решение дать согласие на переезд. Директор при следующей встрече еще раз подтвердил свое предложение и на прощание сказал:

- Я  жду вас, поезжайте, решайте там свои вопросы и возвращайтесь.

 

Главный инженер

Решение принято, нужно действовать. Вернувшись в Днепропетровск, я заявил жене, что мы переезжаем на жительство в Ашхабад: вначале я один, потом она с детьми: своим сыном – школьником младших классов и нашей общей трехгодовалой дочерью. Жилья пока не будет, поэтому остановлюсь я у своих родителей, с которыми также живет моя младшая сестра, но постараюсь найти как можно быстрее съёмную квартиру.


Переезд и устройство на работу опять на завод не заняли много времени. На очередном совещании-планерке у директора завода я был представлен в качестве нового главного инженера завода. Многие присутствовавшие здесь руководители подразделений были мне хорошо знакомы, но были и те, кого я не знал и видел впервые. Сразу же обратил внимание на не вполне дружественный тон совещания, какой, как мне казалось, должен был быть среди коллег. Это меня озадачило, решил получше присмотреться к директору, ведь мне придется как первому заместителю тесно с ним сотрудничать, и это от него в первую очередь зависит климат в коллективе. Довольно скоро пришлось убедиться в особенностях его характера. Он оказался очень несдержанным, взрывным человеком, в полемике часто переходящим на крик, не считающимся с мнением своего окружения. Видимо, поэтому я не увидел многих работников завода, с кем был знаком раньше в пору работы по окончании учебы в институте: главного инженера В. С. Савостьянова, зам. директора Р. А. Атаева, конструкторов З. Каджарову и Э. Антонову, нач. ОТК Г.Г.Мешкина… - с этим еще предстояло разобраться. Но было у него и неоспоримое положительное качество – отсутствие злопамятности и скорая отходчивость. Я отлично осознавал, что нам придется вскоре схлестнуться и, возможно, не раз, поскольку я тоже не подарок и умею отстаивать свои позиции. Но всему свое время...


На первом же совещании с руководителями технических служб я сказал:

- Многие из вас хорошо меня знают, помнят и по возрасту старше. Тем не менее общаться на производстве будем на «вы» и по имени-отчеству. Панибратства я не допущу. А теперь прошу каждого из вас подняться и рассказать о круге своих обязанностей и текущих задачах. На всех последующих совещаниях первым всегда будет докладывать инженер по технике безопасности. - Все сразу же поняли, что работать я собираюсь основательно и серьезно.                                                                  


Быстро прошел текущий год, и наступил 1980-й – последний год 10-й пятилетки. Нужно было завершать её по всем плановым показателям и выданным заданиям, а также готовить завод к следующей, 11-й пятилетке.


Заводу были выданы ориентировочные задания по значительному приросту выпуска уже освоенных машин, а также по выпуску новой кремовсбивальной машины МВ-35, особенностью которой было исполнение корпусных деталей из литого алюминия.

 

Кремовсбивальная

машина МВ-35

 

Поэтому комплектация и пуск в эксплуатацию нового цеха алюминиевого литья стали моей первостепенной задачей.


Известно, что серьезного увеличения прироста производства без существенного увеличения численности персонала, рабочих площадей, мощности предприятия можно добиться единственным путем – ростом производительности труда. Известны и методы достижения этой цели – совершенствование организации производства и его техническое перевооружение. И если вопросы дисциплины и организации труда оставались за директором, то техническая составляющая этого вопроса была полностью в моей компетенции. С директором мы намеренно избегали стычек, разделив круг обязанностей и ответственности, причем я старался работать на опережение, чтобы не подставлять своих подчиненных под его придирки и гнев.

 

Главный инженер завода М.И.Гольдштейн в рабочем кабинете

 

Уже первые мои визиты в Москву в министерство показали, что от чисто человеческих взаимоотношений с руководством Главка и ведущих отделов зависит во многом благополучие того или иного предприятия. К слову сказать, меня доброжелательно приняли в свою команду главные инженеры других заводов, а также главный инженер Главторгмаша В.Корнеев, с которым впоследствии у нас установились, можно сказать, теплые дружеские отношения.


Пришлось побывать и устанавливать контакты с проектными и технологическими институтами, курировавшими наш завод, добиваться в министерстве  выделения нового оборудования, подключать к работе специальные и пуско-наладочные организации. Работы было много, и работать было интересно.


Но иногда приходилось наталкиваться на яростное сопротивление со стороны своих же сотрудников, считавших собственную точку зрения единственно правильной. Об одном таком эпизоде хочу вспомнить и рассказать. В техническом отделе завода я встретился со своим старым знакомым еще по первым годам моей работы на заводе Шаповаловым  Петром Андреевичем. Он был тогда контролером ОТК  (отдел технического контроля), потом окончил техникум, и теперь он работал в техотделе старшим технологом, курирующим сварку. 

 

Москва, Кремлевский Дворец Съездов,

в антракте спектакля.

Справа – П.А.Шаповалов, контролер ОТК

Слева – я, молодой специалист,

технолог по литейному пр-ву.

1967 г.


Ему пришлось осваивать и внедрять на заводе технологию сварки нержавеющей стали под слоем флюса, использовавшуюся при изготовлении емкостей для тестомесильных и взбивальных машин. Под его надзором были спроектированы и изготовлены специальные сварочные установки, и он в итоге стал непререкаемым авторитетом в этом вопросе.


Но жизнь не стоит на месте, и наш отраслевой Полтавский технологический институт предложил перейти на более совершенный метод – сварку в среде защитных газов. Я сразу же поддержал это предложение, поскольку налицо просматривались два главных его преимущества – более высокое качество сварки и снижение в целом трудозатрат на изготовление емкостей, ведь отпадала последующая зачистка сварных швов. А вот Петр Андреич этого не увидел и начал писать жалобы во все инстанции на директора, главного инженера и Полтавский институт, обвиняя всех в растранжиривании государственных средств на до конца не отработанные технологии. К слову сказать, не всё сразу шло гладко, и полтавчанам пришлось несколько раз дорабатывать новые сварочные установки, приспосабливая их к конкретным условиям производства. А я между тем вынужден был оправдываться перед разными комиссиями и инстанциями, куда отправлял свои жалобы мой подчиненный и бывший коллега. Дело в том, что он имел статус фронтовика, поскольку в последние месяцы войны был призван в армию, подписывал свои жалобы как ветеран войны, и не считаться с ним было нельзя. Комиссии знакомились с представленными мною документами и далее извещали его, что не видят никаких нарушений. Но вершиной всего стал вызов меня в Москву в ЦК КПСС и вскоре в ЦК Профсоюзов. Пришлось и там всё показывать и рассказывать, но к тому времени полтавчане уже досконально отработали технологию, и Петр Андреич вынужден был на время успокоиться. Несколько позже я загрузил его новым заданием – освоением технологии изготовления цилиндрических емкостей из листовой нержавеющей стали методом обкатки. Это сулило в дальнейшем полностью отказаться от сварки при изготовлении цилиндрических емкостей для кремовзбивальных машин. 


Внедрение новых технологий требовало и более квалифицированных исполнителей, а это означало, что позарез понадобились соответствующие кадры. Среднеазиатская республика, экономика которой опиралась в основном на ресурсодобывающие технологии (нефть, газ, хлопок), не готовила профессии, пригодные для машиностроения. А между тем начиналась эра применения оборудования с программным управлением. Мы с директором тогда договорились принять с Ашхабадского политехнического института к нам на работу пятерых выпускников, желательно отличников. Двоих из них мы отправили на отраслевые курсы постигать премудрости программного управления металлорежущим оборудованием, поскольку первый такой станок – расточной станок с программным управлением – мы уже получили.


Но стояла и другая, не менее важная, на мой взгляд, задача – закрепить за заводом наиболее квалифицированные кадры работников, многие из которых, приехав по разным причинам в республику, уже имели требуемые заводу профессии и, нуждаясь в жилье, селились в заводском общежитии. Оказалось, что за те 10 лет, что меня здесь не было, завод выстроил не только производственные цеха, но и трехэтажный корпус общежития в жилой зоне города в пятиминутной доступности. Люди заселялись, становились на учет, время шло, а многолетняя заводская очередь на получение жилья практически не двигалась – всего две квартиры в год. Когда я заговорил об этом с  директором, он пожаловался на городские власти, не желающие полноценно помогать союзному предприятию, поскольку проблемы своих республиканских предприятий им гораздо ближе, и в итоге предложил мне самому заняться этим вопросом: вдруг удастся добиться успеха!


Я тогда развил бешеную деятельность, нашел подрядчика, необходимый проект, добился в Госплане Союза включения стройки в пятилетний план республики, добился в министерстве финансирования стройки, и в результате через два года в центре 30-го микрорайона г. Ашхабада появились три 12-этажных высотных дома, один из которых полностью принадлежал заводу.


Просторные квартиры с улучшенной планировкой оказались весьма привлекательны для города, желавшего получить весь новый дом себе, но мне удалось все-таки отстоять его и оставить за заводом. Правда, три квартиры мы всё же отдали горисполкому, за что получили десять однокомнатных квартир в других районах города.


Об этом я достаточно подробно написал в своем рассказе «Три высотки». Вся заводская очередь на жилье в итоге рассосалась, резко снизилась текучесть кадров, появились на заводе приезжие специалисты по обслуживанию оборудования с программным управлением, возрос авторитет руководства.

 

Высотный дом в 30-м микрорайоне

 г. Ашхабада, куда заселились рабочие

 и служащие машиностроительного

завода им. ХХ-летия ТССР,

1982 г.

 

Ну а мой личный квартирный вопрос решался совсем иначе. Через несколько месяцев после меня приехала с Украины жена с детьми, и мы вчетвером стали жить у моих родителей. Вскоре друзья, уезжавшие работать в Сибирь по контракту, отдали мне свою квартиру – живи, пользуйся. Но жена не могла смириться с тем, что муж, руководитель предприятия,  вынужден пользоваться съемным жильем и не добивается своего собственного. Ей было невдомек, что завод уже однажды десять лет назад выделял мне квартиру, когда я был молодым специалистом, и теперь следует подождать, пока не решится вопрос с жильем у большинства заводчан, нуждающихся в нем. Постоянные скандалы и грязные сцены не прекращались, они возникали уже по любому поводу, так что я вынужден был предложить ей вернуться обратно на Украину, но - без меня, оформив предварительно развод. Вскоре развод таки состоялся, я ушел обратно жить к родителям, а жена выехала, забрав с собой детей, ведь там у нее осталась наша, выделенная мне институтом государственная квартира, которую, признаться, мне было совсем не жаль. Уже будучи здесь, в Германии, я на собственном примере имел возможность сравнить, как решаются вопросы обеспечения жильем граждан двух стран, Советского Союза и Германии, и, не удержавшись, описал свои злоключения в рассказе «Квартирный вопрос». Я глубоко убежден, что государство обязано полностью брать на себя заботу о своих гражданах по трем жизненно важным вопросам: медицина, образование и жилье, предоставляя самые разнообразные формы обеспечения по каждому из них, и это в значительной степени снимет напряжение и в государстве, и во многих семьях. Но, конечно же, в нашем случае не «квартирный вопрос» оказался решающим. Мы были просто совершенно разными людьми с несовместимыми взглядами и жизненными позициями.


Мой переезд в Ашхабад не остался в стороне от внимания моих одноклассников, вернувшихся после учебы в институтах и работавших в различных учреждениях республики: в Совете Министров, в Горкоме партии, в Университете, в Академии наук, в госпитале и больницах. А мой школьный друг Аман Сапаров, закончивший МГИМО, работавший затем секретарем горкома  комсомола, теперь был проректором вечернего отделения Туркменского Госуниверситета. Неожиданно звонит Аида Бакиева, она в Совете Министров заведующая промышленным отделом, а в школьные годы – видная спортсменка, чемпионка республики в беге на 400 метров:

- Миша, моему шефу, первому заместителю Председателя Совмина, нужен помощник, я ему рассказала о тебе, он уже затребовал твои документы, просмотрел, и ты ему подходишь.

- Нет, – отвечаю я, – спасибо ему и тебе, но никуда с завода я не уйду.


А вскоре было еще одно неожиданное предложение. Было это так. Дверь моего кабинета отворяется, и в него шумно вваливаются два полковника и генерал МВД. Генерал смотрит на меня, и удивление на его лице сменяется улыбкой, он широко расставляет руки и обнимает меня:

- Миша, ты ли это?

Ошарашенный, я всматриваюсь в его черты и сквозь блеск генеральской формы узнаю молодого лейтенанта Реджепа Бердыева, жившего в соседнем доме, заселившегося после землетрясения вместе с братьями и родителями, как и мы. Сейчас – это заматеревший крепкий мужик с твердым голосом и взглядом: он министр МВД.

- В общем, так, говорит он мне, – сейчас твоего директора нет на месте, поэтому мы к тебе. За городом мы выстроили и запустили питомник для служебных собак. Его нужно огородить красивым решетчатым забором с литыми пиками и накладным художественным литьем – ну, как на решетчатых ограждених ЦК или Первого парка. Сможешь?

- Конечно, смогу, – отвечаю я, – совсем недавно мы такую же работу сделали для Совмина.

- Тогда вот тебе гарантийное письмо на оплату заказа, а ты, – обращается к полковнику, – зайди в отдел кадров и возьми данные на Михаила. А потом, обращаясь ко мне, говорит:

- Звони мне в любое время, я предупрежу помощника.


Мы, конечно, быстро выполнили этот заказ, ограждение было установлено и вскоре, когда едешь из Ашхабада в Фирюзу, с правой стороны можно было видеть красивую решетчатую ограду собачьего питомника МВД. Но суть не в этом. Вскоре меня пригласили в министерство к министру. Встречает сам Реджеп Нурыевич и говорит:

- Знаешь, Михаил, мне очень нужен человек, который бы возглавил работу по организации всевозможных производств в наших пенитенциарных учреждениях – местах лишения свободы. Уровень – заместитель министра. Я вижу, у тебя получится, думай, на всё – три дня.


Через три дня, весь испереживавшийся, я явился к нему с ответом.

- К сожалению, принять ваше предложение не могу по трем причинам. Первая: я слишком молод для такой должности. Вторая: с погонами лейтенанта и даже капитана руководить майорами и подполковниками – начальниками учреждений будет очень сложно. И третья: я очень люблю свой завод, которому многим обязан.

- Ну что ж, это твоё решение, и я его уважаю, а жаль… – он пожал мне руку, и мы распрощались


Завод, как и любой производственный коллектив – это плавильный котел, где сталкиваются различные интересы, мнения, симпатии и антипатии, где люди проверяются на честность и порядочность, где помимо чисто производственных отношений возникают искренность, дружба, а зачастую и любовь. Вот об этом мне и хочется рассказать. Дело в том, что главный энергетик завода Семен Фингеров уехал в Ташкент, где жила его мама в одиночестве и по возрасту нуждавшаяся в сыновней заботе. Заменить его на заводе было просто некем, и всё чаще стали возникать сбои в производстве по вине электроцеха, которых прежде никогда не было, а если и были, то своевременно устранялись. С его уходом там резко упала дисциплина, поскольку замещавшие его люди оказывались недостаточно компетентны, а то и не чисты на руку.


Случай свел меня с молодой женщиной, матерью двоих детей, электриком по образованию, работавшей прежде в системе городского энергоснабжения по обслуживанию сетей и подстанций, а в настоящее время сотрудницей лаборатории метрологии.

 

Нина Ветлугина (в будущем моя жена) -

на объекте. 1970 г.

 После окончания техникума -

бригадир мобильной бригады

по обслуживанию и ремонту 

городских сетей и подстанций.

 

Мне сразу же понравилась ее живость и нескрываемая искренность, и после некоторых размышлений я предложил ей перейти ко мне на завод главным энергетиком. Конечно, я понимал, что она не специалист в вопросах ремонта и обслуживания систем управления металлорежущего оборудования, но этого и не требовалось – в цеху были прекрасные электрики, досконально знавшие это дело. Мне же нужен был организатор – человек дисциплинированный, порядочный и ответственный. И я не ошибся: порядок и дисциплина в цеху были наведены немедленно. Зайдя однажды к электрикам в цех, я был поражен чистоте и приветливым лицам рабочих, а на столе – горячему дымящемуся чаю, которым они стали меня угощать.

 

Нина Андреевна Ветлугина –

главный энергетик завода

в день своего рождения

принимает поздравления,

1981 год.


Однажды, когда электрики в нерабочий день проводили профилактику заводских электрических подстанций, я стал свидетелем того, как она после отключения подстанции от сети  взяла специальную штангу-индикатор и последовательно проверила высоковольтные контакты и, только убедившись в отсутствии напряжения, разрешила войти людям внутрь помещения. Эта операция небезопасна для жизни, и ее выполнение полностью лежит в поле ответственности начальника электроцеха. Ранее точно так же эту операцию выполнял ее предшественник Семен Фингеров. Даже то, как она со вкусом  и без излишеств одевалась, ее внешний вид заставлял окружающих подтянуться и вести себя иначе.


Удивительно, но даже директор, обычно срывавший на планерках свое негодование на руководителях инженерных служб, в ее присутствии вел себя тише и корректнее, а женская половина завода заметно стала более тщательно следить за своей внешностью.


Постепенно и совершенно неожиданно для нас обоих между нами возникло чувство, которое всё труднее было скрывать от окружающих. Как оказалось, ее семейный корабль давно уже дал трещину, она развелась с мужем, поселившись с детьми в трехкомнатной квартире, доставшейся им после размена. С этих пор мы стали жить вместе, давая обильную пищу окружающим для толкований и пересудов.


Как раз в это время я проходил годичный кандидатский стаж для вступления в ряды КПСС: главный инженер завода не член партии – это нонсенс. С другой стороны, кандидат в партию, разбивший чужую семью, ведущий аморальный образ жизни не может быть членом партии,  оставаясь при этом руководителем предприятия. Я был вызван в райком партии на парткомиссию, где несколько пожилых людей стали учить меня уму-разуму, но окончательное решение вопроса отдали на суд общего собрания коммунистов завода. Агрессивно настроенная инструкторша из райкома, накрутив предварительно партбюро, с трибуны общезаводского собрания коммунистов стала обвинять меня во всех тяжких грехах, склоняя общее мнение к необходимости считать мой кандидатский стаж не пройденным, а меня – не достойным членства в партии и, естественно, должности. И тут случилась неожиданность:  перед собранием выступила Наталья Букина, молодой инженер, после окончания Фрунзенского политехнического института  работавшая здесь уже несколько лет и снискавшая славу борца за справедливость. Она заявила, что у нашей райкомовской дамы тоже «рыльце в пушку», что она «разведенка», и ей вряд ли стоит учить всех морали и семейным ценностям. Ну, а директор ушел в сторону, заняв нейтральную позицию. Партийное собрание проголосовало продлить мой кандидатский стаж еще на год, одновременно вынеся выговор с предупреждением. Но и это еще не всё – мне пришлось объясняться в Совете министров республики и испрашивать разрешения работать вместе с женой, поскольку супруги не должны по действовавшим правилам работать на госпредприятии в прямом подчинении на финансово ответственных должностях. Но поскольку мы пока не были расписаны, от нас отстали.


Сегодня, много лет спустя, я с улыбкой вспоминаю все эти перипетии, но тогда это было более чем серьезно, хотя мы уже закусили удила, и ничто нас не могло разлучить. Между тем время не стояло на месте, производственные планы росли с каждым годом, на фоне постоянно возникавших производственных проблем интерес к личной жизни того или иного заводчанина быстро терял актуальность. Многие заводчане тогда соединились в семейный пары: Мурад и Людмила Мамедовы, Владимир и Наталья Фащенко, Любовь Грушунова и Алмаз Атаев, Людмила и Мурад Бабековы, Г.М.Давидсон и Ю.А.Акопов.  Иных уж нет на этом свете, но вспоминаю о них и том времени с доброй памятью.


Мне приходилось часто выезжать в командировки в отраслевые институты, на заводы-смежники, в Москву – в свое министерство. Некоторые наши отраслевые заводы, перевооружаясь, устанавливали у себя металлорежущие станки с программным управлением, избавляясь от универсальных станков. Нам же, периферийному заводу, новое более производительное оборудование министерство почти не выделяло, поэтому нарастить объемы производства можно было только лишь за счет увеличения парка обычных станков и численности персонала, что снижало важнейший производственный показатель – производительность труда, который, как известно, лежал в основе премирования любого производственного коллектива. В этих условиях выход был только один – использовать труд сторонней организации, ведь недаром я, десять лет работая в науке, занимался вопросами организации труда и производственными показателями в черной металлургии. Памятуя о своем разговоре с министром МВД, я предложил директору организовать в одной из колоний МВД филиал нашего механического цеха, оснастив его соответствующим механическим оборудованием – в этом случае используемая дополнительная численность не будет негативно влиять на производственные показатели завода.


Не откладывая в долгий ящик, встретился с министром МВД. Он мгновенно понял меня, поскольку увидел в этом предложении и свой интерес – загрузить полезной работой заключенных Безмеинской колонии под Ашхабадом, в рабочей зоне которой  уже имелся небольшой механический цех. Потом я съездил в Москву, договорился о поставках с наших заводов демонтированного оборудования, и вскоре прибывшие станки буквально заполнили заводской двор. Часть из них мы установили у себя, остальные вывезли в Безмеин. Среди заключенных нашлись профессионалы, установившие и запустившие оборудование, а потом работавшие на нем. Меня они встречали с подчеркнутым уважением, что мне, конечно, нравилось. Правда, на завершающем этапе мой директор перехватил инициативу на себя, как он это всегда делал в случае удачных проектов, и потом уже связь с колонией осуществлялась только через него. Теперь с завода туда систематически отправлялись машины, груженные заготовками, а назад привозились готовые детали, поступавшие на сборку. Я же был занят уже другим проектом.


В городе Волжске республики Мари-эйл на одном из заводов Минлегпищемаша был запущен цех точного чугунного литья высокой производительности. Наш чугунолитейный цех уже не справлялся с программой, и передача части производства литья на другой завод была бы хорошим выходом из создавшегося положения. Я срочно выехал в Волжск определиться с возможностями цеха и номенклатурой отливок. Когда же увидел конвейерную формовочную линию и как она работает, то пришел в полный восторг: здесь можно отливать почти весь ассортимент мелких и средних чугунных деталей для выпускаемых нами машин! Волжский завод охотно принял заказ, а через короткое время к нам оттуда прибыли несколько Камазов, груженных чугунным литьем. С этого момента был полностью снят вопрос дефицита чугунного литья, которое теперь ситематически поступало из г. Волжска и в избытке хранилось на складе завода.


Конечно же, можно было бы еще многое вспомнить и рассказать о производственных победах и поражениях, о заводских праздниках и конфликтах, и многое еще о том, чем полна жизнь любого производственного коллектива. И всё же главным тогда для меня было то, что работа доставляла мне истинное удовольствие, а в конце дня меня встречала женщина, которая в стенах дома мгновенно превращалась из начальника цеха в любящую жену и заботливую хозяйку.


Незаметно пролетел год, и мы, наконец, в середине января укатили в отпуск на Кавказ. Приезжаем в санаторий «Туркменистан» в Нальчике, устраиваемся, а нас не селят вместе – мы, видите ли, не расписаны. За всеми заводскими делами мы так и не нашли времени расписаться и устроить свадьбу. Жена расстроена, порывается уезжать обратно, а я говорю: «Сиди и жди меня, я всё решу!» Хватаю подвернувшееся такси и еду в центр города, еще не решив для себя, что же можно предпринять в данном случае. По дороге соображаю: помочь может только Секретарь городского комитета компартии, ведь «партия – наш рулевой», как поется в песне. Приезжаю в Горком, и хоть сегодня суббота, Первый секретарь на месте. Представляюсь, а он мне говорит: «Чем докажете, что она Ваша жена?» «Да очень просто, – отвечаю, – позвоните на завод в бухгалтерию и спросите, сейчас годовой отчет, они там все на месте». Он звонит в Ашхабад и после короткого обмена приветствиями с главным бухгалтером завода Г.П.Павленко говорит ей: «Вы, Галина Павловна, когда  они вернутся, сыграйте им свадьбу и проследите, чтоб зарегистрировались в ЗАГСе», потом пожал мне руку, и мы тепло расстались. Приезжаю в санаторий, а там меня встречает жена в номере на двоих, веселая и недоумевающая – как это мне удалось? Отдохнули мы в тот раз очень хорошо.


г. Нальчик. Канатная дорога. 1986 г.


Расписались мы не сразу после приезда из отпуска, а в конце лета. Никакой шумной свадьбы не было. Запомнилось, как после ЗАГСа впятером – наши свидетели, мы с женой и водитель – на служебной «Волге» поехали на «холма» – так у нас называют предгорья Копет-Дага, откуда открывается великолепный вид на г. Ашхабад, – и там распили бутылку шампанского.

 

Фото в ЗАГСе,  г. Ашхабад, 1986 г.


Свидетелями на свадьбе были мой друг Геннадий Марткович и его жена Лида. За годы моей жизни на Украине он окончил заочно Киевский авиаинститут и теперь работал в управлении Аэрофлота, а Лида после университета работала в редакции газеты «Туркменская Искра».

Вечером дома за столом собрались наши родители и друзья поздравить нас и отметить это событие.


Два слова о водителе моей персональной «Волги».

 


Алик Алисултанов - водитель служебного    автомобиля,

« … с ним мы проработали все годы моего главного инженерства…»

 

Алик Алисултанов, по национальности даргинец, умный, преданный, порядочный, хороший семьянин, человек чести и совести. С ним мы проработали все годы моего главного инженерства на заводе. Он не набивался в друзья, не стремился понравиться, вел себя всегда достойно, по-мужски, и мы сдружились. Дружим и до сих пор много лет спустя, общаясь по интернету.


По действующим тогда правилам персональная служебная машина главному инженеру завода была не положена. Но я воспользовался тем, что на заводе находилось наркологическое отделение республиканской психбольницы, которому полагался спецавтомобиль. В городском таксопарке я выкупил новенькую «Волгу» ГАЗ-24, отремонтированную после небольшой аварии, и отдал ее директору, а себе забрал его «Волгу» ГАЗ-21. На капоте и багажнике машины были нанесены по две красные полосы, а по бокам – надписи «Спецмедслужба - техническая». Машину принял только что оформившийся на работу в автоцех Алик Алисултанов, придя на завод после демобилизации группы советских войск, первыми вошедших в  Афганистан. Вот на этой «Волге», служившей верой и правдой, мы и проездили все десять лет.


И раз я упомянул наркологическое отделение при заводе, то должен вспомнить и его заведующего - Анатолия Михайловича Клышникова. Невысокого роста, всегда в хорошем настроении, он удивительно быстро мог установить тесный контакт с очередным пациентом, и они его любили и уважали, несмотря на варварские методы лечения от алкоголизма, принятые тогда. Больному дают выпить разведенный спирт или водку, а потом – лекарство, вызывающее тошноту и рвоту, после чего несколько последующих дней свет ему становится не мил и кажется настоящим адом. Затем реабилитация, витаминотерапия и чистенький, свеженький человек, которого уже не узнать, стоит перед нами, выбирая работу в одном из цехов завода – начинается трудотерапия. Иногда я сам приходил к ним на распределение, подбирая нужные кадры для инженерных служб, но встретить среди этой публики по-настоящему толковых специалистов, пригодных для работы в машиностроительной отрасли, было редкой удачей.


Но вернемся от лирики к производственным делам. В эти годы завод работал очень напряженно, едва справляясь со всё увеличивающимися плановыми заданиями. За это время была освоена и начала серийно выпускаться новая взбивальная машина МВ-35, столы разделочные для кухонь, шкафы металлические разборные для раздевалок и несколько видов товаров народного потребления. Естественно, потребовалось специальное оборудование, производственная оснастка, помещения, документация и много еще всего, что необходимо любому производству при освоении новой продукции. Поэтому приходилось часто выезжать в  командировки в проектные институты, в свое министерство или на заводы–поставщики оборудования, а потом вместе с инженерными службами завода устанавливать, запускать, внедрять в производство.


Однажды возвратившийся из Москвы директор с гордостью сообщает мне, что министерство выделило нам новый мощный импортный листоштамповочный пресс двойного действия производства ГДР, его нужно быстренько установить и запустить, поскольку во-первых  нам предстоит в этом году освоить выпуск металлических шкафов для раздевалок, во-вторых запуск в эксплуатацию импортного оборудования находится под пристальным контролем министерства. Когда прибыл железнодорожный состав с этим прессом, я понял, что наш директор либо не разобрался в этом вопросе до конца, либо его подставили. По существу этот пресс нам совершенно не подходил, поскольку такие пресса устанавливают в качестве головных на штамповочных линиях, где штампуются крупные детали с глубокой вытяжкой, как, например, корпус легкового автомобиля. Нам же нужен был пресс гораздо меньшей мощности с меньшим по площади столом для неглубокой формовки плоских деталей. Даже грузоподъемных средств для разгрузки частей этого пресса с железнодорожных платформ на заводе не было.


В поиске автокрана соответствующей грузоподъемности я объездил все строительные и монтажные организации в городе и его пределах, и уже назавтра во двор завода прибыли два 25-тонных автокрана. Железнодорожные платформы были быстро освобождены от грузов, но не обошлось и без неприятности. Самую тяжелую часть пресса, штамповочный стол, поднимали одновременно двумя кранами. Груз с платформы приподняли, а при его перемещении один из крановщиков запоздал, кран накренился, уперевшись стрелой в землю, стрела погнулась, груз плюхнулся наземь, к счастью, никого не задев. Тем не менее первая часть проблемы была все-таки решена: железнодорожники забрали состав, не предъявив нам штрафов за сверхнормативный простой,  монтажники, получив расчет, укатили, а пресс в разобранном виде остался лежать возле рельс заводской железнодорожной ветки.


Теперь нужно было решать главный вопрос – монтаж, пусконаладку и запуск в эксплуатацию этого монстра. Как оказалось, по высоте ни в одно из заводских зданий он не войдет, под нижнюю часть пресса необходимо 6-метровое углубление, а сам пресс должен стоять на коробчатого вида балках, которые надо еще спроектировать и изготовить. Решили устанавливать пресс на открытой заводской площадке, а после установки возвести над ним крышу и вокруг – стены из легких материалов. 


Как говорится, «Глаза боятся, руки делают». Подземную строительную часть спроектировали в институте «Ашгорпроект», опорные балки изготовили в тресте «Металломонтаж», а для выполнения всех фундаментных работ я договорился со строительно-монтажным участком Ашгорстроя. Сам же занялся поисками пусконаладочной организации, которая могла бы запустить пресс в эксплуатацию после его установки.  Нашлась она в г. Днепропетровске, городе в котором я учился, а позже работал в течение десяти лет, городе, где жили близкие мне люди и друзья. В конце концов пресс был установлен и смонтирован, мы отчитались перед министерством о его запуске, но все последующие годы вплоть до моего ухода с завода он так и простоял без дела, поскольку штамповать на нем было просто нечего. А для штамповки панелей разборных шкафов, к выпуску которых завод приступил-таки вскоре, я «выбил» в министерстве два отечественных пресса Воронежского завода прессов, которые были установлены внутри цеха нашими силами без привлечения сторонних организаций и без особых сложностей и происшествий.


Хочу рассказать еще об одном сооружении, которое я обнаружил на заводе, приехав с Украины – подземный пункт гражданской обороны. Он был спрятан глубоко под землей между старым механическим цехом и новым сборочным. О его наличии можно было судить по небольшому земляному валу сверху, а также точащему над землей входу в подвал и оголовкам аварийного выхода и вентиляционного канала.


В подземном пункте ГО завода.

Гл. инженер завода М.И.Гольдштейн докладывает инспектору городского штаба ГО о готовности объекта. За столом: Л.А.Линник – зам. дир.,  А.Г.Куцерубов – дир. з-да, инспектор гор.штаба ГО,  инж. по ГО завода Н.А.Жилин.

 

Внутри всё было оборудовано в соответствии с канонами убежищ ГО при атомной бомбардировке: пункт управления; медицинский пункт; фильтровентиляционная камера; дизельная электростанция; туалеты; помещение для ГСМ;  электрощитовая; запас продовольствия и питьевой воды. Там же внутри в бомбоубежище часто проходили занятия с сотрудниками завода, где отрабатывались различные ситуации на случай внезапной угрозы ядерного взрыва. Все было достаточно серьезно.


Но поражало другое: снаружи вся территория убежища была завалена отходами литейной плавки, ежедневно вывозимых из цеха, напоминая мусорную свалку. Такие же свалки литейных отходов были разбросаны так же по всем свободным территориям завода, примыкающим к литейному цеху. Для вывоза шлака и литейных отходов я договорился со строительно-монтажным управлением «Ашгорстроя», охотно приславшим мощный экскаватор и группу КАМАЗов, ведь на новостройках им приходится не только рыть котлованы, но и засыпать низины и овраги. Когда территория завода была очищена от шлака и приступили к очистке территории над убежищем ГО, я предложил иное решение. Бульдозером мы сдвинули весь шлак к середине, огородили всю площадь по контуру железобетонными плитами перекрытий, а внутрь стали завозить хороший чистый грунт, который строители вывозили из котлована очередной своей стройки, уплотняя всю территорию дорожным катком. Получившуюся ровную и приподнятую над землей площадь огородили высокой металлической сеткой, внутри установили баскетбольные и волейбольные стойки, сделали освещение. Я был очень горд своей выдумкой, а на будущее заключил договор со строителями о ежемесячном вывозе шлака с отведенной для его складирования территории.


Шли годы. Позади остался период Брежневской экономической стабильности под названием «эпоха застоя», мутные времена с кратковременными попытками сменивших его Андропова Ю.В. и Черненко К.У. модернизировать экономику страны, и, наконец, наступила эпоха М.С. Горбачева, начало которой запомнилось антиалкогольной кампанией, нанесшей в конечном счете экономике страны невосполнимый урон. Потом в феврале – марте 1986 года прошел 27 съезд КПСС и последовательно ряд пленумов ЦК КПСС, на которых М.Горбачев продекларировал новый курс в направлении «перестройки» народного хозяйства, «ускорения» и «радикальных реформ». Вся страна зачарованно всматривалась в его глаза, излучающие радость и свет, вслушивалась в его призывы и наполненные оптимизмом речи, прекрасно понимая, что действительно нужен рывок к свету, к лучшей жизни, что изменения необходимы. Повсеместно заговорили о необходимости роста выпуска товаров народного потребления (ТНП), ассортимент которых могут устанавливать сами предприятия исходя из своих возможностей, но в объеме государственных заданий.


Завод же наш по-прежнему работал, выпуская востребованное народным хозяйством оборудование для предприятий общественного питания, отправляя его по всем республикам страны и во многие зарубежные страны. У нас в производстве использовалось довольно много листовой нержавеющей стали пищевого качества и листового алюминия. После раскроя листов оставались отходы, которые сдавались во «Вторчермет» как металлолом. По сути это было реальное копеечное сырьё для будущего ТНП, но нужно было ещё придумать изделие, которое можно было бы изготавливать из этих отходов. Правда, мы уже делали в массовом порядке шпажки для шашлыка длинные и короткие, но рынок ими быстро насытился, и нужно было придумывать что-то иное. За дело взялся директор, заявив, что будем делать столовую ложку.


В эти дни он начисто покинул свой рабочий кабинет, бегая по заводу между инструментальным и заготовительным цехом, где мы обустраивали участок ТНП, по ходу отдавая указания всем службам подряд. Доставалось всем, но дело действительно пошло быстро. Мы изготовили штампы, подготовили помещение, установили там пресса, изготовили и установили нестандартное оборудование, и вскоре появилась первая алюминиевая ложка нашего производства, а потом и нержавеющая. К этому времени мы установили чеканочный пресс, и наши ложки с его помощью получили красивый узор.

Надо было видеть, с какой гордостью и удовлетворением ходил директор по заводу, вытирая тряпкой замасленные руки, держа в них новенькие блестящие ложки.

Директор Ашхабадского

машиностроительного завода

им. ХХ-летия ТССР А.Г.Куцерубов.


Я же помимо своих прямых дел вынужден был подменять его по всяким административным вопросам в партийных и городских инстанциях, а также в банке и прочих учреждениях. А потом появились вилки, чайные ложки, и участок ТНП заработал на всю катушку, можно было докладывать, что задание партии и правительства по освоению и выпуску ТНП заводом успешно выполнено. Эта, казалось бы, нехитрая продукция действительно пользовалась спросом, уходя в торговлю, армию, медицину, на базы различных ведомств.


А «Перестройка» шагала уже по стране широким маршем. На пленуме ЦК КПСС в очередной раз подняли вопрос о качестве выпускаемой продукции. Недавно возглавивший отрасль министр Васильев Л.Б. потребовал произвести смотр всей выпускаемой нашим главком «Главторгмаш» продукции, устроив выставку образцов в павильоне ведомственного московского КБ машиностроения. Приехали директора всех заводов главка, от нашего же завода директор командировал меня. Министр ранее возглавлял автостроение, а до этого был директором заводов «Москвич» и «Камаз», слыл крутым и суровым. Мы идем толпой вдоль образцов выпускаемой заводами продукции, я в заднем ряду слушаю, как он распекает какого-то директора за низкое качество его изделий, а тот молча, побледнев, выслушивает эту тираду. Следующей стояла наша тестомесильная машина ТММ-1М.

- Где директор? – обратился министр ко всем нам. Директора расступились, и я в одиночестве лицом к лицу оказался перед ним.

- Я главный инженер завода, – представился я.

- Вы только посмотрите на свою машину, – начал он, – на ее отделку, на ее внешний вид! Вы сравните ее с итальянскими и немецкими и поймете, как сильно вы отстали. Края дежи (ёмкость для замеса) вашей машины недостаточно завальцованы, и можно порезать пальцы о заусенцы…

- Вы совершенно правы, Лев Борисович, – прервал его я, – внешний вид наших машин может быть гораздо лучшим, и мы это знаем. С зарубежными образцами я знаком, и должен сказать, что наши машины в экспортном исполнении выглядят не хуже. Мало того, на сравнительных испытаниях они оказались более стойкими к различным перегрузкам и более долговечными в эксплуатации.

Все застыли, не ожидая от меня подобной наглости, а я продолжал:

- Недавно в столовой Кремля полетела тестомесилка иностранного производства, и мне в срочном порядке пришлось отгружать туда нашу машину в экспортном исполнении. Так вот, претензий не было никаких. Наши машины гораздо дешевле иностранных, покупаемых за рубежом, и надежнее, но если немного повысить цену, можно повысить и качество внешней отделки.

Вокруг стоит гробовая тишина, все смотрят на министра, ожидая его реакции, а он, помолчав и сглотнув слюну, сказал:

- Пошли дальше!

Я тут же оказался в задних рядах, а директора, встречаясь со мной взглядом и пряча улыбку, потихоньку шепчут:

- Ну, ты молодец, вот ты дал ему…

А потом стояли две наши взбивальные машины: МВ-60 и МВ-35. Но на этот раз министр, обращаясь ко мне с улыбкой, сказал:

- Здесь, как я понимаю, причины те же самые.

Я не стал открывать рот, только кивнул головой, и процессия двинулась дальше.


А вскоре началась еще одна «перестроечная» инициатива Горбачева, которая коренным образом изменила жизнь нашего завода. Он сам решил своими глазами посмотреть на продукцию и товары народного потребления, которые выпускает советская промышленность необоронного комплекса, и приказал устроить выставку в одном из самых больших павильонов ВДНХ. Республики и министерства свезли туда образцы всего, что делали в это время, а также то, что требовало последующего освоения. После открытия выставки ее посетило правительство страны, потом директора предприятий и после – главные инженеры. Я ходил по огромному павильону, разглядывая образцы, и с гордостью убеждался в том, как много мы умеем. Нужен небольшой толчок, небольшие средства и ресурсы, и тогда страна будет завалена этими товарами, созданными для людей, для облегчения их жизни. Выставка закрылась, наступило ожидание каких-то важных решений, которые двинут экономику страны по пути «перестройки» к светлым далям.


Наконец пришел приказ, повергший нас в уныние: расформировать Министерство машиностроения для легкой и пищевой промышленности, а его предприятия в рамках конверсии передать в ведение различных оборонных министерств. Наш завод оказался в составе Главка вооружений Министерства судостроения, ему был присвоен номер, а мы втроем – директор и два его зама – вылетели в Москву для получения новых документов и подписания документа о допусках и соблюдении режима секретности. Отныне мы стали номерным заводом. Задумка Горбачева состояла в том, чтобы, реализуя согласованную с Западом программу ослабления мировой напряженности, заставить заводы оборонного комплекса страны существенно снизить выпуск своей продукции и в рамках конверсии с целью компенсации потерь в объемах производства перенять на себя часть продукции мирного свойства. Вскоре на заводе появилась первая делегация инженеров-конструкторов и технологов из Алма-Аты, с завода им. Кирова, выпускающего морские торпеды. Они ознакомились с нашим производством, взяли чертежи нашей продукции, переписали технологию и уехали. Был потом и я у них на заводе и убедился в том, насколько «оборонка» богаче нас в людских и материальных ресурсах, которые для обеспечения своей безопасности отпускает им страна, зачастую обрекая себя на лишения.

 

Командировка в г. Алма-Ата на з-д им. Кирова.

В свободное время нам показали спортивный

ледовый комплекс «Медео».

В центре группы – гл. технолог завода им.Кирова,

по краям – ашхабадские гости:

ст. технолог В.В.Жало и гл. инж. М.И.Гольдштейн.  

1988 г.

 

Как выяснилось довольно скоро, передача нашего завода в состав другого, без сомнения, более сильного ведомства не принесла ему ничего хорошего, так как привела к разрыву устоявшихся многолетних связей в поставках материалов, комплектующих, инструмента и многого, что всегда было, но вдруг закончилось, и оказалось, что взять негде. Начались перебои в производстве, провалы в выполнении месячных планов. Партийные органы от районного до республиканского уровня ничего не хотят слышать и «наезжают» на директора, требуя правильной отчетности, одновременно поговаривая о его замене. Директор усиливает давление на коллектив, но я прекрасно понимаю, что дело вовсе не в нас, а в перестроечной вакханалии, устроенной лидером нашей партии и государства.


Через некоторое время алма-атинцы выпустили свой вариант кремовзбивальной машины МВ-35. Получилась аккуратненькая, красивая внешне машина в сварном, а не в литом, как у нас, корпусе, выполненная на «высоком» машиностроительном уровне. Но когда была представлена цена их изделия, то выходило, что она в три – четыре раза выше нашей. Вскоре стало понятно, что мирная продукция, изготовленная на военных заводах, в силу высокой себестоимости производства, повышенных накладных расходов и привычки не считаться с затратами оказалась неконкурентноспособной на рынке страны по сравнению с прежними производителями, хотя справедливости ради следует сказать, что качество ее возросло. Тем не менее, реализация этой продукции стала для «оборонки» головной болью, и потихоньку интерес к ней у них потух. В одно из посещений завода им. Кирова я видел специально отведенный цех с рядами стоящих полностью изготовленных машин МВ-35 и выслушивал жалобы заводчан на сложность их реализации. Затея с конверсией ничего не дала военной промышленности, а гражданское машиностроение по сути развалила. Еще один перестроечный прокол Горбачева.


Мы же, подчиняясь Главному управлению вооружений Минсудпрома, по-прежнему продолжали выпускать весь свой вполне мирный ассортимент продукции. Здесь тоже работали толковые и приветливые люди, охотно принявшие нас в свои ряды. Моя жена – главный энергетик завода – оказалась единственной женщиной во всём громадном министерстве на такой должности, поэтому коллеги в соответствующем отделе Главка проявляляли к ней особую благосклонность, ни в чём ей не отказывали, чем она без стеснения пользовалась в интересах завода.


Встал вопрос о расширении и реконструкции нашего завода с какими-то еще неясными перспективами. К нам потянулись командировочные с отраслевых проектных и технологических институтов, с которыми мне пришлось вплотную общаться, встречать, размещать, провожать. Мне самому тоже пришлось побывать на некоторых заводах и в институтах главка, и каждый раз я убеждался в существенной разнице в обеспечении людскими и материальными ресурсами предприятий оборонного и мирного назначения. Мои новые документы с красной полосой позволяли без всяких хлопот приобретать билеты в аэропортах и на вокзалах, а также селиться в гостиницах. В крайних случаях приходил на помощь военный комендант, и это было, как сказали бы сегодня, круто.


А потом меня вызвали в Ленинград на курсы повышения квалификации, где я оказался в составе группы главных инженеров различных предприятий Минсудпрома.

 

Удостоверение Ленинградского института повышения квалификации

о прохождении и сдаче курса

по совершенствованию  организации производства

в новых условиях хозяйствования. 1989 г.

 

Курсы проходили рядом с Мариинским театром, куда мы в перерывах бегали обедать в их столовой. В один из дней нас свозили на Ленинградский судостроительный завод, где показали на видео и рассказали, как строился недавно спущенный на воду ледокол-атомоход, как отремонтировали и опять поставили на прикол крейсер «Варяг» и еще много интересных вещей. Я ходил по городу, любуясь его красотами, и состояние эйфории не покидало меня ни на минуту. Я несколько раз побывал на спектаклях Мариинки, посетил Пискаревское кладбище, музей Суворова, постоял на службе во Владимирской церкви, но больше всего мне нравилось просто бродить по городу, разглядывая знакомые по разным описаниям и незнакомые дома, площади, улицы. Незаметно пролетел месяц, и полный впечатлениями я возвратился в Ашхабад.


А на заводе меня уже ждали. На следующий день, когда я вышел на работу, в моем кабинете появилась делегация с Ашхабадского завода «Красный металлист». И на полном серьезе они предложили мне принять участие в проходящих у них конкурсных выборах на должность директора завода. Они разъяснили, что в рамках инициативы Горбачева о продвижении демократии в производственные коллективы  у них на заводе готовятся такие выборы, есть уже несколько претендентов, но они хотели бы видеть в этой должности меня. Меня это удивило, но нисколько не обрадовало, мне не хотелось расставаться с моим заводом, где, как я думал, предстоят грандиозные изменения. Я вежливо поблагодарил ходатаев, и на этом мы расстались. Но через несколько дней меня вызывают в горком партии и настоятельно рекомендуют принять участие в конкурсе. Своего директора ставить в известность я не стал, ведь не факт, что меня выберут, и отнес документы в избирательную комиссию. А далее колесо закрутилось с бешеной скоростью.


Завод «Красный металлист» входил в состав Министерства местной промышленности, выпускал товары народного потребления, имел филиалы во всех областных столицах и три производственных площадки в г. Ашхабаде, работал на образование, медицину, армию, торговлю, продукция его была востребована как в республике, так и за пределами. Он был, конечно, гораздо слабее по мощности и набору технологических возможностей, чем мой завод, но было у него и солидное преимущество – он полностью обеспечивался ресурсами с республиканских баз «Туркменснабсбыта». Я неплохо был знаком с этим заводом и его директором, переведенным несколько месяцев назад в той же должности на другой завод, и особых трудностей для себя в случае моего избрания я не видел. Стоило подумать. Судьба предоставила мне шанс движения вперед после десяти лет работы главным инженером, и не в моих правилах было особо осторожничать. Надо было принимать это предложение еще и потому, что из уст партийных руководителей разного уровня все чаще срывались слова о необходимости замены моего директора ввиду участившихся срывов выполнения планов и его несносного характера. Я прекрасно понимал, что в этих срывах он виноват меньше всего, поскольку разбалансированная плановая государственная система народного хозяйства в условиях горбачевской перестройки начала давать свои негативные результаты. Я многому учился у этого человека, и хотя за годы совместной работы мы так и не стали близкими друзьями, я отказался быть разменной монетой в данной ситуации, ведь в случае его увольнения я автоматически должен был занять его место.


Избирательная комиссия на «Красном металлисте» оставила двух кандидатов: действующего главного инженера и меня. В своей речи перед делегатами я не стал строить воздушные замки и описывать несбыточные перспективы. Я поблагодарил людей за доверие и сказал, что в нынешних условиях перестройки нас ждут трудности, которые мы сможем преодолеть только при условии соблюдения прочного единства и производственной дисциплины. И еще сказал я им, что не приемлю никаких претензий и разногласий в коллективе на национальной почве, и если такое случится, я буду, в случае избрания меня директором, нещадно это пресекать вплоть до увольнения. Подавляющее число делегатов проголосовало за меня – свыше 85 процентов.

Мое выступление на выборной конференции

на право замещения должности директора Ашхабадского

механического завода „Красный Металлист“. 1989 г.


На следующий день министр местной промышленности и его заместитель вызвали меня к себе и заявили, что пора мне приступать к своим новым обязанностям. Я был представлен коллективу заводоуправления, мне вручили удостоверение, печать, ключи от сейфа, цветы и водрузили под аплодисменты присутствующих на мое рабочее место. Мой директор был в эти дни в отъезде, так что несколько дней я работал директором сразу двух заводов. Когда же он вернулся, я сдал ему свой кабинет и отдал личные документы для передачи в Минсудпром. Он уже всё знал и единственно спросил, кого я рекомендую на освободившуюся должность. Расстались мы довольно холодно, договорившись, что я не стану перетягивать за собой кадры рабочих и служащих.


Заканчивался 1989 год, и начинались, как теперь говорят, «лихие 90-е». Все мои силы и внимание были направлены на единственную цель – выживание моего нового завода в условиях постоянно меняющихся экономических условий производства в стране. Между тем «парад суверенитетов», начавшийся с трех прибалтийских республик и постепенно охвативший всю страну, буквально сломал устоявшиеся экономические связи, создавая невыносимые условия производства как для республиканских, так и в большей мере – для предприятий союзного подчинения. Последовавшее затем провозглашение независимости республик и распад СССР привел к ликвидации центрального аппарата управления народным хозяйством, ликвидации союзных министерств. Ашхабадский машиностроительный завод им. ХХ-летия Туркменской ССР перешел из Минсудпрома в распоряжение Кабинета Министров Туркменистана, потом вошел в состав Министерства сельского хозяйства республики и поменял название на Ашхабадский завод «Продмаш». Но уже никаких продовольственных машин он больше не выпускал – работая в составе своего нового ведомства, он выполнял разовые заказы по производству и освоению сельскохозяйственной техники. Стали падать объемы производства, задерживаться выплаты заработной платы, люди начали увольняться с завода и некоторые – приходить ко мне устраиваться на работу. Конечно, отказать им в этом я не мог.


У меня же, напротив, завод работал стабильно, наращивая объёмы производства, осваивая всё новые изделия ТНП, что в условиях всеобщей разрухи и пустеющих полок в магазинах выглядело настоящим чудом. Об этом не раз писали местные газеты, беря у меня интервью, да и я поделился своими секретами много позже уже здесь, в Германии, в своей  повести-воспоминании «В Германию на ПМЖ». Я с грустью и недоумением наблюдал, как мой прежний завод, укомплектованный и буквально напичканный современнейшим металлообрабатывающим оборудованием, терял лицо и медленно погибал, не будучи по-настоящему востребованным.

В семье у меня, наконец, произошло радостное и ожидаемое событие – у нас в конце 1988 года родилась замечательная дочурка – спокойненькая, здоровенькая, симпатичная и ужасно любопытная. Ее полюбило всё  наше окружение, заставляя иной раз убегать и прятаться от их неуемной ласки. Она усаживалась между мною и женой, держа нас за руки, не подпуская никого и не разрешая нам от нее отойти. Росла она в среде взрослых людей – наших друзей и знакомых с обоих заводов, и это, видимо, отразилось на выборе профессии здесь, в Германии. Она отучилась вначале в колледже, затем в строительном институте, а сейчас учится в Академии экономики. В 18 лет она сдала экзамен на водительские права и с тех пор уверенно водит собственный автомобиль.


Жена после рождения ребенка через год опять вышла на работу на завод, но уже не главным энергетиком, а начальником отдела техники безопасности, заменив уехавшую в Россию Луизу Степановну Романенко, замечательного человека и исключительно ответственного сотрудника.


В 1995 году директор завода Куцерубов Анатолий Григорьевич по возрасту вышел на пенсию, завод он не оставил, перейдя работать в отдел главного технолога, который вскоре и возглавил.

 

Куцерубов А.Г. с женой

Альбиной Владимировной –

«золотая свадьба».

2007 г.

На его место заступил А.Азимов – один из тех студентов Политеха, которых мы приняли на завод в начале 80-х, и который после моего ухода стал главным инженером завода. Но проработал недолго, в конце 90-х он вместе с группой сотрудников был арестован по подозрению в финансовых нарушениях, однако отпущен из зала суда после внесения инкриминируемой суммы в кассу завода.


Последним директором завода был Дадаев Алексей Сахатович, назначенный переводом с завода «Ашнефтемаш», где он тоже недолгое время работал директором. Молодой, уверенный в себе, амбициозный, он сумел удержать завод от развала вплоть до его закрытия.


Мы были знакомы с ним еще до моего отъезда в Германию в 2001 году, а когда я посетил Ашхабад в конце 2009 года, встретились как старые приятели. Он провел меня по цехам, а потом мы отметили встречу у него в кабинете.  И опять, в который раз, придя на завод после значительного перерыва, я не увидел многих заводчан, когда-то составлявших его гордость, бывших его опорой. Многие разъехались, навсегда расставшись с Туркменией, многие поувольнялись и перешли на работу в другие организации, а некоторые и вовсе покинули бренную землю.

 

В гостях у директора Ашхабадского з-да «Продмаш»

(в прошлом им. ХХ-летия ТССР) Дадаева Алексея Сахатовича.

 2009 год.

Это было мое прощание с заводом, ставшим моей школой жизни, оставившим в моей памяти неизгладимый след.

 

Послесловие


Прочитав только что написанные мои воспоминания об Ашхабадском машиностроительном заводе им. ХХ-летия ТССР, я хотел бы извиниться перед заводчанами разных лет, много сделавшими для становления и развития завода, чьи имена, бывшие гордостью, славой и лицом завода, не были упомянуты в моем повествовании. Ведь этот рассказ – моя личная история, которая незримым образом переплелась с городом Ашхабадом и этим заводом.                                                

 Февраль 2016 г. 

Дортмунд, Германия





<< Назад | Прочтено: 1758 | Автор: Гольдштейн М. |



Комментарии (0)
  • Редакция не несет ответственности за содержание блогов и за используемые в блогах картинки и фотографии.
    Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.


    Оставить комментарий могут только зарегистрированные пользователи портала.

    Войти >>

Удалить комментарий?


Внимание: Все ответы на этот комментарий, будут также удалены!

Авторы