1. Как вы оцениваете результат своей партии на состоявшихся выборах?

Результаты выборов СМИ назвали провальными для SPD. Употребляется выражение «SPD  достигла исторического дна» с самого начала истории ФРГ. По вашему мнению – является или это «дно» твёрдой основой для того, чтобы оттолкнуться от него и изменить вектор популярности партии? Другими словами – считаете ли вы, что деятельность в роли лидера оппозиции будет более конструктивной для социал-демократов, чем работа в правящей коалиции?

СДПГ в этом году исполнилось 154 года. Это самая старая демократическая партия в мире из ныне существующих. Социал-демократом был первый после падения монархии канцлер Германии Фридрих Эберт. Партия пережила самые разные периоды в своей истории, от существования в подполье во время господства нацистов до роли правящей партии в ФРГ. По этой причине неверно говорить о неком «историческом дне», а скорее (и это справедливо) о тяжелом поражении и заметной потере электората. Социал-демократам сложно было реализовывать свои проекты и программные установки, будучи младшим партнером ХДС. Роль оппозиции крайне важна в парламентской республике. Это залог функционирования демократии. Кроме того, она предоставляет возможность обновить партию, оптимизировать работу и конкретными делами снова завоевать доверие избирателей. 

2.     2. Какую политику будет проводить ваша партия в преодолении кризиса беженцев?

Согласны ли вы с планами преодоления кризиса беженцев , которые декларировала  в предвыборной программе альтернативные предложения на эту тему?

Наша партия – это самодостаточная политическая сила, которая в своей деятельности, в том числе и в разработке программы, не оппонирует другим партиям, а предлагает свою повестку дня.

Мы предлагаем три компонента:

1. Эффективная интеграция, в том числе и на коммунальном уровне,

2. Введение системы квотированного распределения беженцев в рамках ЕС,

3. Борьба с причинами, побуждающими людей покидать родной дом, то есть превентивные меры по пресечению новых военных конфликтов и скорейшему окончанию уже существующих.

3. Считаете ли вы успешной интеграционную политику, которую проводили предыдущие составы правительства и какие изменения в этом направлении вы считаете необходимыми?

Считаете ли вы, что интеграционная политика ведется правильно? Можно ли считать, что овладение немецким языком и вовлечение в немецкий рынок труда – достаточное основание считать иммигранта интегрированным в немецкое общество? Считается, что поздние переселенцы и, несколько в меньшей степени, турецкая диаспора – самые успешные из приезжих. Но нынешние выборы показали, что и бывшие советские, и турецкие переселенцы являются активными зрителями соответственно российского и турецкого телевидения, и влияние пропаганды стран происхождения значительно больше, чем представлялось ранее. 

О приезжих из мусульманских стран можно сказать, что они с готовностью пользуются всеми преимуществами цивилизованного государства, но скорее склонны навязывать то, что они считают культурными ценностями, чем признавать и перенимать традиции принявшей их страны. В радикальный исламизм часто оказываются вовлеченными представители второго и третьего поколения приезжих с востока. Большинство мусульман говорят: ислам – мирная религия, но часто вы видите реальные шаги большинства мусульман и их духовных наставников в противодействии радикалам? Это ли не показатель провала интеграционной политики? Что вы думаете по этому поводу и что намерены предпринимать в этом направлении?

На мой взгляд, необходимо исходить не из эмоций и стереотипов, а руководствоваться фактами и эмпирическими знаниями. На данный момент, отсутствуют серьезные исследования, которые могли бы доказать или опровергнуть тезис о влиянии иностранной телепропаганды на постсоветские и турецкие диаспоры в Германии в вопросе электоральных предпочтений.

В одном Берлине на русском языке разговаривают представители более 70 народов бывшего СССР, с различной социализацией и культурной основой. Поэтому любые обобщающие выводы являются ошибочными. Безусловно, и в среде русскоязычных жителей ФРГ, и в рядах выходцев (или потомков выходцев) из Турции, есть как экстремисты, так и инициативы по противодействию этим тенденциям. Мусульманские организации и духовные лидеры также неоднократно осуждали экстремизм. Наша позиция крайне прозрачна. Мы отрицаем любой радикализм, в том числе и исламизм, и считаем, что должно быть увеличено финансирование полиции и других институций, уполномоченных пресекать такие проявления, а также улучшено качество обучения персонала и оснащение современной техникой.

Необходимо более активно задействовать людей, знающих иностранные языки, ментальные особенности и неформальные культурные коды внутри различных групп населения Германии. Нужно больше экспертов, владеющих информацией. Но, вместе с тем, демократы не могут допускать огульных обвинений в адрес тех или иных жителей страны по принципу этнической либо религиозной принадлежности. 

4. Не видите ли вы опасности того, что увеличение доли мусульман в населении страны приведет к росту антисемитских и антиизраильских настроений?

В нашу редакцию часто обращаются еврейские переселенцы, обеспокоенные резкими ростом доли мусульманского населения в Германии – не приведет ли это к росту антисемитизма? На бытовом уровне часто можно услышать – а не слишком ли много внимания уделяется истории Холокоста, ведь это уже далекая история? Теперь это можно услышать и от политиков. Рост антисемитских и антиизраильских настроений, увы, заметен, а реакция политиков сводится к общим словам и обещаниям все держать под контролем. Видите ли вы в этом проблему и намерены предпринимать ли предпринимать что-либо реальное, чтобы ответить на обеспокоенность людей за свою безопасность?

Мне известно о таких настроениях среди еврейских переселенцев. Считаю необходимым серьезно воспринимать опасения людей, но, с другой стороны, применять и просветительские инструменты. В сентябре 2017 г. в Берлинском еврейском центре при синагоге проходила дискуссия, в ходе которой звучали и такие голоса.

Могу здесь провести некую параллель с высказываниями коренных немцев о приезде «русских» (здесь подразумевались все выходцы из постсоветского пространства) в начале-середине 90-х годов. Мнения «А не слишком ли много мы говорим о Холокосте?» действительно встречаются в реальной жизни и в беседах в Интернете, но они принадлежат практически исключительно немцам, родившимся в Германии. Не будем забывать, что о «памятнике позора» в отношении берлинского мемориала о погибшим евреям Европы и о «переосмыслении» роли солдат вермахта во Второй мировой войне говорили не мусульмане, а ведущие политики немецкой партии АдГ.

Исследования, проведенные в 2016 г. независимо друг от друга Фондом Эберта и университетом Лейпцига, показали, что антисемитизм и исламофобия нередко имеют похожие корни и одобряются одними и теми же респондентами. Моя позиция такова (не только как социал-демократа, но и как историка): не может идти речь ни о каких «окончаниях дебатов» (нем. Schlusstrichdebatte) о Холокосте, о забвении или «передаче» этой темы лишь в компетенцию историков. Должна сохраняться память, должны финансироваться исследования и гражданские инициативы. СДПГ вносила предложение о расширении преподавания истории Холокоста в школах и повышении квалификации учителей. 

dlt_comment?

dlt_comment_hinweis